– Сноб? Я? Ты сумасшедший, Джедд Фонтана. Ты единственный, ты... и этот самодовольный Палм-Спрингс, крысиная упаковка. Вы думаете, что мир принадлежит вам, и что лучше вас нет никого...

– Может, это и так, – прервал он ее, взяв ее руку в свою. – Может, мы и есть легкомысленные, испорченные козлы. Но каковы вы? Вы отвергаете людей только потому, что они не думают, как вы. Разве это не снобизм?

Вопрос остался без ответа. Джедд вывел ее из равновесия, что с ней случалось редко даже в зале суда.

– А что тебя привело в Нью-Йорк? – спросила она, не отвечая на пожатие его руки, прислушиваясь только к ритму своего пульса. Ей нравилась его прямота, но она не доверяла ему. – Что еще?

– Бизнес.

– Семейный бизнес?

– Ты спрашиваешь об этом как о преступлении, – сказал он тихо с некоторой горечью.

– Имей совесть ответить, если, конечно, она у тебя есть, – сухо добавила она.

Джедд Фонтана пристально рассматривал лицо, которое вот уже столько лет вызывало у него волнение, припухлые губы, созданные для поцелуя и сейчас сжатые так, как только она одна могла это делать. Он хотел забыть о ней, но ничье лицо не могло заслонить в его памяти это.

– Моя совесть чиста, адвокат. Но я удивлен, что после стольких лет, имея дело с законом, ты видишь во всем только белое и черное. А есть и промежуточный, серый цвет, как ты знаешь...

Она наклонилась к столу, не собираясь сдаваться.

– Что я знаю, столько лет работая с законом, так это то, что ты получаешь серый цвет, отбеливая черный.

– Я не согласен. – Он поднял руки в знак протеста. – Нет, это неправда, и ты знаешь об этом. Я никогда не соглашусь с тобой.

Она быстро поменяла тему разговора.

– Ты еще не рассказал мне, что тебя привело сюда.

– Я присматриваю небольшое издательство... думаю купить его.

– Я не знала, что Фонтана интересуются издательским делом.

– Они нет. Но я хочу сделать что-то свое, собственное. Ты должна понять, что...

– Да. Я... Я просто не знаю, чем вызван этот интерес.

– Есть еще многое, чего ты не знаешь обо мне, Вилли. Мы можем исправить это. Я пробуду в Нью-Йорке не меньше двух дней... дай мне шанс начать все сначала...

– Мы уже начинали. – Она сделала паузу. – И не раз...

– Люди меняются, – мягко сказал он. – Любовь делает все возможным. – Он пристально посмотрел на нее, всем своим видом подтверждая искренность своих слов. Но эта искренность не выглядела достаточно правдивой в ее глазах. Ей всегда хотелось верить ему. Но то, что он называл любовью, никогда не имело продолжения. Так называемая любовь кончалась в один момент, в одну ночь.

Она отвела от него взгляд и обрадовалась тому, что официант прервал их, спрашивая о десерте.

Они молча поднимались в лифте. Она стояла рядом с ним, чувствуя его дыхание и стараясь подавить в себе огромное желание. Ее тело отчаянно хотело его, но ее сознание говорило, что ничего не изменилось, и любить Джедда так же невозможно, как и когда-то.

Когда они подошли к двери квартиры, Вилли, овладев собой, сказала:

– Я приглашаю тебя. Но завтра у меня раннее деловое свидание. – Слова эти прозвучали, как заранее отрепетированные.

Он лениво улыбнулся, зная способ поднять ей настроение и тронуть ее сердце.

– Хорошо, Вилли. Всему свое время.

Он прильнул к ее губам в долгом поцелуе, вызывая у нее приятное головокружение. Потом он ушел.

Комната выглядела печальной и неприветливой. Два стакана стояли на кофейном столике, напоминая о Джедде. Его уже не было. Вилли стала мыть стаканы, и один разбился. Она смотрела на осколки, как на символ разбившейся надежды.

В спальне она быстро сбросила на пол свою одежду и юркнула под холодную простыню в большую пустую кровать. Ее тело все еще трепетало, ее чувства были полны им. Его лицо, его губы, запах его духов, смешанный с острым мужским запахом его тела, преследовали ее. Сегодня не заснуть, она понимала.

Если бы только она могла поверить тому, что он сказал. Если бы только... Но Вилли уже достаточно хорошо знала Джедда Фонтана. И достаточно много о том, что поэты называют любовью.

Ночами, подобными этой, когда ее тело и сердце были в долгом томлении, когда всем существом она жаждала исполненности своей, она спрашивала себя, Когда же перестала верить ему?.. Было ли это ее профессиональным успехом – ведь по долгу работы ей приходилось копаться в душах людей, распутывать клубки их запутанных связей. Это были души, верившие в любовь и утратившие ее. Вилли теперь знала, какой хрупкой и предательски ненадежной может быть мечта.

Или неизбежно то, что она начинала, должно было завершиться разочарованием?

Девочка беспокойно заворочалась и проснулась. Потерла глаза, отгоняя сон. Звуки, которые разбудили ее, становились громче: гневный мужской голос, скрежет передвигаемой по полу мебели, плач и стоны женщины. Родители часто ругались, но подобного Вилли еще не слышала. Не проснувшись полностью, она соскользнула с кровати и направилась через темную прихожую к закрытым дверям комнаты родителей. Она нащупала дверную ручку, дверь оказалась не запертой и сразу открылась. Страшная, зловещая тень скользнула перед ней и быстро пересекла комнату. Вилли отпрянула, но, пересилив страх, заглянула внутрь. Она увидела маму, лежавшую на кровати в неестественной позе. Голова ее свесилась набок, ноги раскинуты. Да, это была мама, всегда такая красивая и аккуратная... Но сейчас темная ссадина пересекала ее милое лицо, из носа и рта сочилась кровь, окрашивая красным ее вьющиеся золотистые волосы. Самым ужасным был вид крови на ее обнаженных бедрах и белоснежных простынях.

Девочка была в шоке. Зрелище парализовало ее настолько, что она была не в силах ни шелохнуться, ни крикнуть. Перед ней по-прежнему колебалась мрачная тень. В воздухе стоял слабый, вязкий запах виски. В тусклом свете ночника, висевшего над кроватью, она увидела лицо отца. Он надвигался на нее. Когда Вилли отпрянула, отец закричал!

– Проклятие! Пропади все пропадом!

Он оттолкнул Вилли в сторону и, чертыхаясь, тяжело зашагал прочь. Она услышала, как за ним захлопнулась дверь дома. Мама приподнялась на кровати, как будто собиралась следовать за ним. Увидев Вилли, растерянную, в слезах, она снова откинулась на подушки и натянула на себя простыню.

– Все в порядке, детка, – хрипло прошептала она. – Со мной все в порядке.

Вилли не могла оторвать взгляда от ссадины и крови на ее теле.

Больше всего на свете ей хотелось увидеть мать прежней, красивой и аккуратной. Наконец девочка сбросила оцепенение, пошла в ванную и вернулась с мокрым полотенцем.

– Вытри лицо, – сказала она слишком серьезно для своего возраста. – Я помогу тебе привести себя в порядок.

Она подошла к матери и стала вытирать кровь с ее лица. В эту ночь она навсегда попрощалась с детством.