Первое задание командир отделения Ратиков дал красноармейцу Комару. Фамилия этого парня досталась ему как бы в насмешку. Толя Комар возвышался на две головы над своим командиром. У него был большой, всегда чуть приоткрытый рот, толстые губы и удивлённо выпуклые зелёные глаза.

- Ну, что уставился на меня? - улыбаясь, спросил Комара Ратиков. Подтянись... Так. И гимнастёрку заправь. Хорошо. Будешь боец-молодец. Во как подобрался!..

Теперь и Комар улыбался. Матвей Тимофеевич знал нехитрый секрет воспитания. Не обязательно, уча человека, всё время только приказывать и выговаривать. Надо и похвалить и ободрить. Это часто даёт куда больше, чем окрик или наказание.

- Так вот, Комар, пулемёты противника там и там, - указал рукой Ратиков. - Нужно перебежать к железнодорожной ветке - она, считай, там, где повалены те две берёзы. Так, вот, значит, нужно исправить повреждение и живым вернуться обратно. Во как! Понятно?

- Не.

- Что не понятно?

- Чего там в берёзах исправлять?

- Ты, Комар, должен подбежать, подкопать первый ствол берёзы видишь, где ямка?..

- Вижу.

- Подлезть под берёзу, обогнуть её и прибежать обратно. Это и будет считаться "исправить повреждение".

- Понятно! - радостно воскликнул Комар. - Бегу.

- Погоди. Ты должен помнить, что враг обстреливает железнодорожную ветку. Если не исправить повреждение, пойдёт под откос наш эшелон погибнут люди. Но исправить надо так, чтобы наших людей спасти и самому остаться в живых. Во как! Теперь исполняй.

- Понятно! Исправить и остаться живым.

Комар побежал. Он нёсся что было сил, будто какой-то злой волшебник мчался за ним по пятам: канава преградила путь - перепрыгнул, холмик перескочил.

Ратиков стоял перед строем. Он говорил:

- Глядите внимательно! Разговоры отставить!

И все смотрели туда, где Комар, распластавшись на земле, подкапывал белый, в чёрных полосках ствол дерева. Как брызги воды, во все стороны летела рыхлая земля, а бойца и видно не было: защитная гимнастёрка сливалась с местностью. Но вот голова Комара показалась по ту сторону бревна. Он на мгновение выпрямился, тут же пригнулся и стремительными перебежками, то пряча голову в плечи, то плашмя падая и переползая по-пластунски, стал приближаться. Уже видны были его мокрые красные щёки, открытый рот, выпученные глаза. Одной рукой он прижимал лопатку к бедру, а другой держал винтовку.

Вытянувшись, как положено перед командиром, Комар доложил:

- Ваше приказание выполнено - повреждение исправлено.

- Нет, - сказал Ратиков, - приказание не выполнено. Было приказано вернуться живым. А тебя по дороге к берёзам и там, когда ты стал во весь рост, пять раз убили. Задание повторить!

Тяжёлым был этот день и для бойцов, и для младшего командира Ратикова.

ВЗРЫВ МОСТА

Тяжелее становилось с каждым днём. Ведь война торопила: скорее на передовую. Про себя Ратиков часто повторял поговорку: "Всё, что можешь назвать своим, лежит в твоём сегодня". А вспоминал он к тому, что знал: обучил сегодня бойцов маскироваться - хорошо. На завтра наметил другой урок, а будет ли этот урок, кто знает. Может, снимут отсюда и пошлют вперёд. Может быть, и снимать с места не придётся: враг сам сюда придёт.

Вот почему торопился Ратиков. Свою команду он обучал трудному и опасному делу минёров-подрывников.

Вскоре отряд минёров-подрывников снова услышал команду:

- Стройся! По ва-го-нам! Бегом марш!

Недолго постукивал на стыках воинский состав, а уже стали слышны, точно вздохи какого-то великана, голоса орудий.

Передовая была совсем рядом - за рекой.

Матвей Ратиков получил приказ заминировать и держать в постоянной готовности к взрыву мост через реку.

Не знаючи, можно подумать, что взрывать мосты просто. Заложил взрывчатку, поджёг - бах, и нет моста.

Однако это совсем не так.

Сначала сапёры-подрывники должны охранять мост - спасать его, чего бы это им ни стоило. Ведь по мосту движутся наши части. Их надо оберегать от фашистских "мессершмиттов" и "хейнкелей", как от хищных ястребов, которые кружатся над ним и норовят угодить бомбой в мост. И в то же время надо было, сохранив мост, превратить его в огромное хранилище взрывчатки.

Минирование моста было не таким-то простым делом. В его устои и фермы были заложены ящики с толом, который напоминал бруски обыкновенного хозяйственного мыла. Подрывники протянули уже провод от моста к взрывной машинке. Уже залегли в укрытие старшина Ратиков и красноармеец Комар.

Матвей Ратиков знал: взрыв моста должен вывести из строя участок железной дороги, которой фашисты стремятся овладеть во что бы то ни стало. Если мост выйдет из строя, фашистам придётся продвигаться по крюку в двести километров. А не взорвать мост - они выйдут на прямую дорогу к Москве.

Вот какое значение имел этот взрыв.

Два дня надо было провести на мосту, который невозможно замаскировать, спрятать от вражеских самолётов.

Трудное это было время у Матвея Ратикова да и у всего отряда минёров-подрывников. Особенно не терпелось Толе Комару. Он спрашивал Ратикова:

- Ну как там, скоро взрывать будем?

- Теперь скоро, - говорил Матвей Тимофеевич.

- Терпежу нет.

- Хорош сапёр без терпения! Помолчал бы, Толик...

- Молчу...

Но задавал вопросы Матвею Ратикову не только Комар. В один из двух последних дней жизни моста, когда его готовили к взрыву, командир сапёров-подрывников пришёл к Ратикову с немолодым военным, у которого из-под пилотки выбивались седые волосы.

"Странно, - подумал Матвей Тимофеевич, - на военного совсем не похож, и потом, чем-то он мне знаком. Когда, где я его видел?"

- Познакомьтесь, - сказал командир, - это товарищ из фронтовой газеты. Писатель.

Матвей Тимофеевич козырнул писателю и вопрошающе посмотрел на командира. Ратиков не мог взять в толк, что делать в таком опасном месте писателю, да ещё немолодому.

А писатель сказал:

- Мы с вами виделись на вокзале, когда вы прощались с семьёй. Я вас запомнил. У вас дочка такая краснощёкая и большеглазая. Верно?

- Точно, - подтвердил Ратиков. - Наташа.

- А теперь расскажите и покажите, как работают ваши сапёры. Я буду писать о них в нашей газете.