— Я прекрасно знаю, как ты чувствуешь себя насчет Мака. Я тоже так себя чувствую. Он мерзкий кусок дерьма, который прилип к подошве моих ботинок, и я так же желаю побыстрее избавиться от него... Но мне кажется, его нужно ввести в нашу «семью». Если и правда этот Эллис настолько важная шишка, мы просто не можем позволить Маку заводить таких друзей. То, как жестоко мы повели себя с ним сегодня, был неправильный подход. Нам следует наладить отношения с ним. Сделать так, чтобы этот кусок дерьма стал нашим другом.

— Или же нам следует просто прикончить его, — Шоу издал раздраженный смешок в ответ на слова Исаака, но Исаак совершенно не шутил.

Когда Шоу понял это, он покачал головой.

— Брат, ты знаешь, что мы так не действуем. Это крайние меры, и эти действия привлекут к себе внимание. Ведь его знают и за пределами нашего городишки. Просто он немного мудак; мы можем его отвлечь с помощью алкоголя, девочек. Давай примем его в клуб.

Исаак знал, что Шоу абсолютно прав. Он сохранял молчание несколько минут, размышляя. Наконец, он кивнул.

Когда они вернулись обратно на вечеринку, Гвен сразу же направилась к нему. Но он не хотел Гвен. И это его злило. Он знал, кого он хотел, и если он не получит это сегодня, то так тому и быть.

Он спешно покинул клуб и сел на свой байк.

Когда он подъехал к дому Лилли, свет лился через стеклянную дверь. Значит, она еще не спала. Он так и ожидал: еще не было даже 23:30, и она не походила на человека, который ложиться рано спать. Он слез с байка и направился к ступенькам. Когда он был практически у ступенек, дверь открылась от резкого удара, заставляя замереть его на месте: Лилли стояла на верхней ступеньке, одетая в коротенькие шорты, которые сидели низко на ее бедрах, и крошечную маячку. И между соблазнительной майкой и шортами была обнажена приличная часть живота. Исаак был мгновенно отвлечен видом этой прекрасной шелковистой кожи, когда его взгляд поднялся чуть выше, он увидел, что она держала в руках пистолет, которым целилась в его голову.

Ошеломленный, но сохраняющий спокойствие, он поднялся на первую ступеньку лестницы и поднял свои руки вверх, держа их перед своей грудью.

— Я ожидал более теплого приема, должен признаться. Тем более от тебя.

Даже не смотря на то, что его руки были подняты, она все равно продолжала держать его на мушке.

— Какого хрена ты забыл тут, Исаак?

Да, определенно у него была дерьмовая неделя, в этом не было сомнений. Он предполагал, что отвлечется, если хорошо потрахается. Он не мог выбросить из головы эту женщину. Он пребывал в состоянии постоянной боевой готовности от того, что она могла быть угрозой, и он с братьями продолжал работать над проблемой, которую она представляла, но его чувства были сильнее всего этого. Она постоянно присутствовала в его голове и чувствах, словно призрак, который беззвучно везде следовал за ним.

— Просто пришел в гости, Спорти. Я клянусь. Всего-навсего дружеский жест.

Она чуть приподняла пистолет, не целясь в него, и он опустил руки.

— Исаак, я не пойму тебя, мне кажется, что даже ты сам не понимаешь себя. Ты пришел сегодня утром в мой дом и угрожал мне. Затем ты заявляешься ко мне под покровом ночи и говоришь о каком-то там гребанном дружелюбии в отношении тебя? Исаак, ты пьян?

Он сделал шаг в ее направлении. Она не направила на него пистолет, тогда он прошел весь остальной путь.

— Хотел бы я, чтобы так и было. Ты просто не представляешь, как я хотел бы. Я здесь только потому, что хотел увидеть тебя. И я не угрожал тебе этим утром. Я только сказал тебе, как обстоят дела.

Он прошелся по веранде и остановился напротив нее. Она разрядила пистолет и поставила его на предохранитель, — бл*ть, матерь Божья, она и правда готова была выстрелить в него из этой гребанной пушки, — и сделала шаг назад, заходя в дом. Он последовал за ней, притворяя за собой дверь.

— Ты держала эту штуку так, словно прекрасно знаешь, как с ней обращаться. А это не карманный револьвер.

Это был Sig Sauer P220[35]. Шоу и Хаос носили такие как личное оружие. Еще один кусочек головоломки под названием Лилли: она знает, как обращаться с пистолетами. И это точно плюс не в ее пользу.

Она положила пистолет на кухонную столешницу. Затем открыла шкаф и достала бутылку хорошей текилы и две стопки. Пока разливала алкоголь по рюмкам, она задала вопрос:

— Исаак, зачем ты приехал?

Она передала ему рюмку.

Возможно, вечер все же измениться к лучшему. Он взял рюмку из ее рук, и они выпили вместе.

— Ты пьешь без лимона и соли, да?

— Нет, если, конечно, я не ищу внимания в баре, — а такое происходит крайне редко. Ты не ответил на мой вопрос.

Она налила еще по стопке.

— Я ответил. Я, правда, приехал, чтобы увидеть тебя.

Они выпили еще по стопке. Лилли посмотрела пристально на него, затем направилась к холодильнику и достала две бутылки пива. Она дала ему одну и указала своей, чтобы он проходил в гостиную.

Лилли опустилась на уродливый коричневый диван, а он присел рядом с ней, положив руку на спинку дивана рядом с ее головой. Она взглянула на него подозрительно, но не предприняла попытки, чтобы отодвинуть его руку.

Исаак допил свое пиво в три длинных глотка и поставил бутылку на кофейный столик. Он чувствовал сейчас себя более расслабленным, чем пару минут назад. Ему нужно было немного отдохнуть от мыслей, что тяготили его разум. На столе лежала книга, обложкой вниз. Она была не на английском. Он взял книгу, на обложке было написано: «Тошнота»[36] писателя Жан-Поля Сартра. Название книги ему было незнакомо, но про автора он слышал.

— Ты читаешь Сартра? На французком? И Данте на итальянском? Сколько языков ты знаешь, Лилли?

— Она посмотрела на него поверх своей бутылки пива, продолжая пить. Когда она отняла бутылку от губ, то не сводила с него взгляда. Он тоже не отводил глаз. Наконец, спустя какое-то время она ответила:

— Вместе с английским? Тогда восемь.

Это была правда. Он знал это. Потому что это звучало как правда. Он пытался определить, говорит ли она выдуманную историю, или, возможно, он что-то интуитивно почувствует, или же он чертовски заблуждается и уже не может определить, когда она говорит правду, а когда ложь.

Он начал считать пальцах, начиная с большого:

— Английский, итальянский, французский. Какие еще пять?

Она покачала головой. Он склонился к ней, раздраженный. Даже сейчас Лилли была потрясающе красива. И он вопреки всему чувствовал себя каким-то образом рядом с ней цельным. Он хотел, чтобы между ними больше не было секретов.

— К чему этот секрет, Лилли? Что ты такого скрываешь?

Она повернулась, чтобы поставить свою бутылку на столик, и в этот самый момент он неожиданно вскинул руку и схватил ее за хвостик, с силой дергая его, тем самым принуждая ее голову откинуться назад. Он, бл*ть, хотел получить гребанные ответы на вопросы.

Когда она повернула голову, в её взгляде стоял неприкрытый гнев. И прежде, чем он смог сформулировать еще одну мысль, она резко отбросила его руку от себя, оседлала его, усевшись на колени, одна ее рука сжала его шею, ее большой палец прижался к его сонной артерии, а ладонью другой руки она с силой надавила ему на подбородок, не давая пошевелить головой. Это причиняло чертовски сильную боль, тогда он понял, что она сделала, — она пережала артерию, тем самым препятствуя поступлению крови в мозг. Его зрение начало затуманиваться.

— Быть грубым в сексе — это одно, придурок. Но я не позволю тебе так обращаться со мной, когда я этого не хочу.

Он обернул пальцы округ ее запястья, чтобы убрать прочь ее руку, но она только усилила давление на подбородок, тем самым причиняя еще большую боль шее. Наконец он поднял руки вверх в знак капитуляции, и она незамедлительно отпустила его. Она продолжала сидеть на его коленях, хотя ее вес продолжал давить на его член. Она должна была прекрасно ощущать, насколько он был возбужденным. Когда его зрение прояснилось вновь, он увидел, что она пристально смотрела на него, ее взгляд был все еще достаточно гневным, но теперь жар явно исходил по другой причине.