Он прошел поляну вдоль и поперек. Огромные злые собаки встретили его яростным лаем, и если бы они не были привязаны самодельными веревками к хижинам, то разорвали бы его в клочья. Фейн радовался, что захватил с собой ружье, которое несколько отпугивало бесновавшихся собак. Несмотря на проливные дожди, на поляне было сухо, так как вода быстро уходила в землю через пористые известковые породы. Без сложных земляных работ можно быстро подготовить площадку для посадки и взлета поршневых самолетов с небольшой посадочной и взлетной скоростью. После подрыва нескольких огромных старых пней и нескольких часов работы бульдозера здесь можно будет принимать даже реактивные самолеты. Таким образом, Филипп получит хорошую посадочную площадку за свои восемь тысяч фунтов.

Кларита ждала его на другом берегу. Он помахал ей рукой, и она ответила. Быстрое течение понесло лодку, и через пять минут он уже был у берега. Когда он повернул голову, чтобы направить лодку туда, где стояла в воде Кларита, он понял, что с ней что-то произошло.

— Где утки? — крикнула она.

— Даже не видел, — сказал Фейн. — В чем дело?

— Я должна ехать в Гавану. Шофер с машиной уже здесь.

— Зачем?

— Я не знаю. Ты можешь остаться, если хочешь, а он вернется за тобой вечером или завтра утром, а я должна уехать немедленно. Что-то срочное.

— Я поеду с тобой, — сказал Фейн.

Машина шла со скоростью примерно 80 миль в час по широкой безлюдной автостраде, и через полтора часа они были в Гаване. Шофер остановил машину у здания пресс-центра, и бледная, взволнованная Кларита вышла из машины. Через десять минут она вернулась. Она попыталась улыбнуться.

— Завтра я уезжаю в Сантьяго, — сказала она. — Какой-то русский приехал, и министерство иностранных дел посылает меня туда с ним. Он знает, по-видимому, только английский. Мола сказал, что все сделано без его согласия. Ничего нельзя изменить.

— Сантьяго, — сказал Фейн. — Это семьсот миль отсюда. Когда ты вернешься?

— В четверг утром, — сказала она. — А может быть, и раньше.

— Но самолет улетает в два часа дня.

— Я знаю это, но все улажено. Мы выезжаем в Сантьяго в среду вечером и едем всю ночь, так что у нас остается уйма времени. На посмотри. Можешь радоваться.

Она достала из сумочки карточку и протянула ее Фейну.

— Мое разрешение на выезд. Везде подписали, проштамповали и поставили все печати. У тебя действительно есть подход к Мола. В министерстве иностранных дел он сказал, что я уезжаю в Канаду в четверг, и там согласились. Я вернусь до отлета самолета. Чтобы не торопиться перед отлетом, я сейчас поеду домой и уложу вещи. Я все возьму с собой в Сантьяго, так что при задержке в дороге я приеду прямо на аэродром.

— Хорошо, — сказал Фейн.

— Ну, не вешай носа.

— Извини меня. Все это так неожиданно.

— Но вечер сегодня мы проведем вместе, — сказала она. — Я свободна до утра, и мы можем куда-нибудь поехать. Давай поедем в Моакмба?

— Хорошо, — сказал Фейн. — Мы поедем туда.

Он задумался. Что скрывается за этим? Он не верил в необходимость срочной поездки в Сантьяго.

Фейн надеялся, что Кларита уже ждет его, и рано отправился в аэропорт Хосе Марти. Он выстоял три очереди, и к полудню все формальности были закончены. Он побродил по лавочкам аэропорта, где продавали ром, сигары, соломенные шляпы и маленьких крокодильчиков. За полчаса он выпил две чашечки кофе и три бутылки пива. Он вышел на террасу и пристально смотрел на дорогу. В аэропорт пришло несколько черных правительственных автомашин, но Клариты не было.

За 55 минут до отлета самолета он серьезно забеспокоился. Попытался связаться с Мола по телефону, но безуспешно — Мола не было на месте. Фейн готов был позвонить еще раз, но Мола сам приехал в аэропорт, чтобы попрощаться, и принес большую коробку сигар в подарок от министерства.

— Меня беспокоит отсутствие Клариты, — сказал Фейн. — Она должна была приехать самое позднее в одиннадцать тридцать.

Мола достал из кармана старомодные часы и поднес их к глазам.

— Действительно, что-то случилось. По телефону нам подтвердили, что они выехали из Сантьяго в десять часов вечера. Они должны были завтракать в Санта-Кларе в семь часов утра. Если даже возьмем час на завтрак, то они должны были приехать в Гавану в одиннадцать часов. Меня беспокоит то обстоятельство, что в составе делегации был важный иностранный дипломат.

В час сорок пять, после того как Фейн выпил одну за другой три стопки коньяка, а Мола выпил большой стакан ярко-красного лимонада, объявили об отправлении рейса 464-го на Мехико и пригласили пассажиров к воротам номер пять для посадки в самолет.

Мола уже в десятый раз посмотрел на свои огромные часы. Он был намного спокойнее Фейна.

— К сожалению, на автостраде бывают аварии. Может быть, машина сломалась в безлюдном районе. За пределами провинции Гавана селения очень редки на автостраде.

— Но они могли бы позвонить, — сказал Фейн.

— Может быть, и так, но движение бывает очень редким. Иногда часами приходится ждать, пока придет помощь.

Объявили в последний раз о посадке пассажиров на кубинский самолет, следующий рейсом 464-м в Мексику.

— К счастью, — сказал Мола, — на этой неделе будет дополнительный рейс. Самолет заберет в Мексику спортивную команду. Я понимаю, что задержка — дело неприятное, но будет нетрудно отправить Клариту этим рейсом. Нужно будет только исправить дату выезда на разрешении. Вы можете на меня положиться. Я сам позабочусь об этом.

Они подошли к воротам номер пять. Фейн показал свой билет и прошел. Через барьер забора Мола пожал ему руку.

— Позвоните мне из Мехико. Я все узнаю и сообщу вам.

Фейн кивнул головой. Он был не в силах сказать что-нибудь в ответ. Он почувствовал себя безнадежно раздавленным.

Через четыре часа он был в Мехико, в гостинице «Аламеда». Из гостиницы он позвонил Мола, но так как нужно было ждать примерно час, то он взял такси и поехал в редакцию «Эль Порбенир» на улице Такуба. Было уже девять часов, и Фейи вздохнул облегченно, когда увидел, что учреждения работали и Виктор Моралес, наверное, еще не ушел домой. Его сразу же пропустили.

Моралес был мрачным молодым человеком с тонкими усиками и дьявольской улыбкой мексиканского мошенника из американского фильма. На нем был темный, тщательно отглаженный костюм, в нагрудном кармане пиджака которого торчало пять золотых авторучек. Он благоухал одеколоном. Комната была заставлена горшками с тропическими растениями.

— Рад познакомиться с вами, мистер Фейн. Вы работаете у Филиппа?

Фейн небрежно кивнул головой.

— Я только что из Гаваны.

— Мы ждем вас. Как там было? Жарко?

Фейн пожал плечами.

— А сейчас вы намерены поужинать по-европейски?

— Было бы не плохо.

— Итак, за дело. Вопросы у меня. Я думаю, что вы уже имели возможность познакомиться с ними.

Он нажал на кнопку стола, напоминавшего маленький орган. Ящик открылся со слябым щелчком, и Моралес взял какие-то бумаги.

У Фейна в руках оказалась знакомая ему инструкция с вопросами. Он узнал эти вопросы.

— Я застенографирую ваши ответы, но вы не спешите, так как я давно не писал. — Заметив некоторое колебание Фейна, он добавил: — Все в порядке. Начинайте. Кроме нас, в здании ни души.

Он улыбнулся заговорщически Фейну, как бы успокаивая его.

Моралес записывал ответы Фейна. Он только один раз прервал его, когда Фейн рассказывал об измерениях глубины у берега в Лагартере.

— От верхней воды прилива до песчаных дюн примерно тринадцать ярдов берега, причем максимально эта полоса составляет восемнадцать ярдов и минимально девять ярдов, — сказал Фейн.

— У вас великолепная память, — остановился Моралес и взглянул на него.

— Измерения верны только в день измерения, то есть на двадцать девятое число, — сказал Фейн. — Их необходимо пересчитать по таблице прилива. -