Еще более странно то, что она решила уверить себя, будто Лука ее больше не волнует.

Когда Шеннон увидела его пальто, брошенное на спинку кресла, слезы снова брызнули у нее из глаз.

Ей вспомнились страстные слова любви, обещания совместной жизни, полной безоблачного счастья… Все это превратилось в пыль под его ногами. Вспомнилась сестра, которую Шеннон любила больше жизни. И то, как она отвернулась от Кейры, когда Лука бросил ее.

Чувство вины захлестнуло Шеннон, но в то же время оно не могло вытеснить из памяти мысли о предательстве, которое причиняло ей боль на протяжении двух лет. Лука и Кейра вместе разбили ее сердце, но только разными способами…

Шеннон обнаружила Луку на кухне. Он снимал с плиты стальной кофейник, но, услышав шаги, повернул голову. На долю секунды она увидела его таким, каким видела последний раз два года назад: злым, переполненным чувством отвращения, презрения и чудовищного осознания того, что он только что совершил.

Затем видение исчезло, и теперь перед ней стоял просто утомленный мужчина, понимающий, что, несмотря ни на что, жизнь продолжается.

– Я подумал, нам обоим это не помешает, объяснил он спокойно, указывая на кофе, который только что сварил. – Еще я приготовил несколько тостов, чтобы успокоить твой желудок.

Проследив за кивком его темноволосой головы, Шеннон заметила тарелку с поджаренными тостами. Ее желудок снова отозвался спазмом но не от мысли о еде, а оттого, что эта сцена опять воскресила воспоминания о былом. О тех временах, когда этот богатый, искушенный и испорченный человек удивлял ее своей заботой.

Лука владел домами в нескольких странах, личными самолетами и вертолетами, прекрасными яхтами. Он управлял огромной многонациональной финансовой компанией, в которой трудились тысячи служащих со всех уголков земного шара, но он не любил слуг, нарушающих его личную жизнь, и допускал их только тогда, когда в этом была необходимость. Поэтому умел вкусно готовить и варил самый лучший кофе, который она когда-либо пробовала.

Но здесь, на ее кухне. Лука просто играет роль человека, искренне заботящегося о ней. Лицемер!

На Шеннон вновь нахлынуло горькое чувство разочарования.

– Я бы предпочла поскорее уехать, – сказала она, собрав все свое самообладание. – Предполагается, что ты поможешь мне добраться до Флоренции?

– Конечно, – подтвердил он. – Но придется еще немного подождать. Самолет надо заправить и провести обычную проверку.

– Ты имеешь в виду, что прилетел из Флоренции… сегодня? – Шеннон была настолько ошеломлена, что у нее даже перехватило дыхание.

Его брат только что трагически погиб, а невестка находится в тяжелом состоянии. Мать и две сестры наверняка нуждаются в нем. А он стоит здесь и готовит для нее кофе и тосты?

– Кто-то должен был сказать тебе об аварии.

– Не проще было оставить сообщение на автоответчике?

– Глупости.

Лука поставил кофейник на стол рядом с тарелкой с тостами, затем взглянул на часы, тяжелый золотой браслет которых обхватывал мощное запястье. Шеннон всегда поражалась тому, как он был сложен. Рельефная мускулатура говорила о его недюжинной силе, каким-то непостижимым образом не входя в противоречие с худощавостью и изяществом движений.

Широкие плечи переходили в длинную, гибкую спину, а та в свою очередь – в узкие бедра.

Лука мог легко поднять ее одной рукой – Шеннон знала это, потому что однажды он так и сделал, когда она его спровоцировала. Тогда они валялись в кровати, задыхаясь от смеха, потому что за несколько минут до этого Шеннон, только что искупавшаяся, мокрая и обнаженная, первая набросилась на него.

Не было такой женщины, которая не испытывала бы трепет, когда Лука находился рядом.

Шеннон же не просто трепетала, она сгорала от страсти. Ни один мужчина не мог сравниться с ним.

– Давай, ешь свой тост, – мрачно произнес Лука.

Шеннон гак и подмывало сказать ему, чтобы он шел куда подальше со своей заботой. Зачем он изображает, будто между ними ничего нет, кроме весьма поверхностных родственных отношений?

Ради всего святого, они столько раз тонули в объятиях друг друга! Он – пылкий итальянец, она не менее пылкая ирландка. Оба упрямые, горячего нрава, с адским темпераментом… Однако здравый смысл подсказывал ей, что надо промолчать и уступить, если она не хочет развязать полномасштабную войну.

Шеннон села на высокий стул у белой ламинированной барной стойки и задумчиво взглянула на Луку. Может, мучаясь мыслями о нем, она пытается отвлечься от того, что на самом деле угрожает разорвать ее на части?

– Как держатся твои мама и сестры? – спросила Шеннон, придвинув к себе тарелку с тостами.

– Никак, – коротко бросил он, затем, немного смягчившись, вздохнул и добавил:

– Они заняты тем, что по очереди дежурят у Кейры в больнице.

Это помогает им.

– Конечно, – согласилась Шеннон.

Лука уселся возле нее. Когда он потянулся, чтобы налить себе в кружку кофе, его бедро случайно слегка задело ее. В голове у Шеннон сразу зазвенело, в памяти вспыхнули восхитительные видения. Обнаженные, они лежат на белых простынях, рука Шеннон чувственно поглаживает его мускулистую грудь, а пальцы Луки исследуют ее тело.

От непрошеных ассоциаций организм Шеннон взбунтовался. Делая вид, будто ничего не произошло, она схватила тост и поднесла его ко рту. Откусила кусочек, но вкуса не почувствовала, попыталась жевать, но знала, что не сможет его проглотить.

Ей нужно, чтобы Лука немедленно отодвинулся. Шеннон презирала себя. Что с ней происходит? Почему она не в состоянии держать свои эмоции под контролем?

Горло сжалось, жгучие слезы подступили к глазам.

– Молока? – спросил Лука.

Шеннон вспомнила, как мало им требовалось времени, чтобы наброситься друг на друга.

Взгляд, слово, случайное касание, как вспышка молнии, бросали их в объятия друг друга. С Лукой Шеннон познала такие удовольствия, о существовании которых даже не подозревала.

– Нет, – машинально ответила она на его вопрос, думая о том, как они расстались два года назад.

Тогда Лука просто ослеп от ярости, раздирающей его на части. Он обзывал ее проституткой и шлюхой, а потом швырнул на кровать. Последовавший секс не был насильственным, и не это причинило ей боль, но то презрение, с которым он отверг ее впоследствии. С тех пор – ни слова, ни контакта, ни даже подтверждения того, что он получил назад свое кольцо.

Даже если правда выяснится прямо сейчас, когда они сидят здесь, на ее кухне, и Лука будет молить о прощении, Шеннон его не простит.

Пусть ее слабая плоть реагируют на его близость, пусть ускоряется пульс, это ничего не изменит. Отвратительный поступок Луки всегда будет отбрасывать тень на все то хорошее, что было между ними прежде.

– Пойду соберу вещи.

И Шеннон вышла из кухни, не удостоив его даже мимолетным взглядом.

Несколько секунд Лука сидел в оцепенении, мрачно глядя ей вслед, затем подался вперед, обхватил свою кружку ладонями и поднес к губам. Зачем он приехал, на что надеялся? По дороге сюда Лука был уверен, что жизнь в разлуке отложит отпечаток на прекрасном лице Шеннон, но она стала еще более красивой, чем два года назад.

«Ложь, все ложь», – мысленно твердил он. Эти огромные голубые глаза оказались насквозь лживыми.

Вызов и презрение – вот что увидел он в ее взгляде, прежде чем оглушил ее новостями. Какое право имела Шеннон смотреть на него так, ведь именно она привела в его дом любовника!

В порыве гнева Лука вскочил на ноги, внутри у него все клокотало.

Она была его женщиной. А он – ее мужчиной.

Лука верил, что они вечно будут вместе, потому что созданы друг для друга. И Шеннон отвечала ему взаимностью. Так почему она все это отвергла?

Вздохнув, Лука подошел к окну. Дождь все еще хлестал по стеклу. Полет в такую погоду будет нелегким.

Зачем он приехал? Чем руководствовался? Неужели и в самом деле надеялся, что забудет прошлое из-за сегодняшней трагедии и сможет владеть ситуацией с пониманием и состраданием?