Из Бологого Лешка уезжал с комфортом. Он был посажен, а вернее, положен в плацкартный вагон на среднюю полку, снабжен буханкой хлеба, десятком яиц и парой здоровенных соленых огурцов. Уже прощаясь с Лешкой, сержант сунул ему в кармашек куртки бумажный пакетик.

- Это тут… адрес мой. На всякий случай. Мало ли что… Брату передавай привет. А будешь матери писать, так уж… того: не шибко поминай меня лихом. Бывай здоров, парень.

Укладываясь спать, Лешка развернул пакетик. Химическим карандашом и не очень ровными буквами там действительно был записан адрес: «Отд. милиции ст. Бологое Окт. ж. д. С-нт Кононов Никанор Никанорович».

И еще там лежала красная тридцатирублевая бумажка. Лешка улыбнулся и крепко уснул на полке. Проспать он не боялся: поезд шел до конечной станции - заманчивого и уже близкого города Гродно.

Брата Лешка увидел еще из тамбура вагона. Посредине перрона стоял высокий блондин в безупречном офицерском кителе без погон, отутюженных галифе и начищенных до сияния тонких хромовых сапогах. В руке он держал армейскую защитную фуражку.

Прохожие уважительно косились на три ряда орденских планок на груди молодого человека, а какой-то стриженый солдатик на всякий случай козырнул ему. Это и был Дмитрий Вершинин. Быстрым шагом он догнал Лешкин вагон и подхватил брата на руки вместе с чемоданчиком. Через минуту они сидели в привокзальном скверике, и Лешка уплетал бутерброд со свиной тушенкой. Дмитрий извлек его из заднего кармана галифе.

- Дожевывай, и пойдем на телеграф, - сказал старший брат. - Мать бомбардирует телеграммами с того самого момента, когда ты лихо стартовал в свой межконтинентальный вояж. Диву даюсь, как она разрыв сердца не получила за эти дни. Нашелся на ее голову новоявленный Миклухо-Маклай.

Лешка поперхнулся тушенкой.

- Я же слал телеграммы с каждой станции, что еду нормально.

- Разумеется. Всемирно известный путешественник Вершинин снисходительно извещает родных и близких об этапах своего блистательного передвижения из Азии в Европу. Они полны признательности за его чуткость и пунктуальность. А также просят фундаментально выпороть путешественника по прибытии его в назначенную точку земного шара.

- Ненужные церемонии, - сказал Лешка.

Глаза брата смеялись, а его длинные сильные пальцы ласково теребили стриженую Лешкину макушку. Наконец Дмитрий сунул его голову себе под мышку и слегка хлопнул по тому самому месту. Тогда Лешка окончательно развеселился. Этот жест брата он помнил с младенческих времен и знал, что он свидетельствует об отличном настроении Мити.

Город Лешку обрадовал и удивил. Он был очень чистый и очень зеленый. На мостовой из квадратных, отполированных временем камней не было ни соринки. Паркетно блестел и плиточный тротуар. Сплошной аллеей уходили вдаль шеренги уже отцветающих каштанов. Такие деревья Лешка видел впервые и залюбовался их желто-белыми свечами.

Почти незаметно было разрушенных зданий, на которые он насмотрелся начиная от самой Москвы. Но вскоре Лешка понял почему: за пышной зеленью не видно было и самих домов. Только в конце улицы высоко в небо врезались несколько башен.

- А чего церкви… такие острые? - удивился Лешка.

- Гм… Такова уж архитектура католических храмов. Это костелы. Справа - называется Фарный, а вон тот - Бернардинский. Там сейчас женский монастырь.

- Чего?! - усомнился Лешка. - И монашки есть?

- Есть немного, - улыбнулся Дмитрий. - Надеюсь, скоро исчезнут.

- А куда они денутся?

- Наверно, в Ватикан отправятся, к папе римскому. Чего им здесь делать? А пока мой тебе совет - не закрывай рот, раз уж открыл. Потому что изумляться придется еще и еще. Во всяком случае, в первый день. Это тебе не наш сибирский городок.

Лешка был вконец заинтригован. Они неторопливо шагали по плиточному тротуару, и Дмитрий понемногу продолжал рассказывать.

- Тут, милый братик, пока население что слоеный пирог у пьяного кондитера. Какой только начинки и примесей не встретишь. Само собой, что больше всего рабочих, поскольку фабрик в городе хватает, да плюс железнодорожники. Однако и хлама разного немало. Монашки - это так, мелкие песчинки. А есть нежелательные добавки и посерьезнее: недавние чиновники, коммерсанты, просто бездельники. Если угодно, даже помещики попадаются.

- Настоящие? - Рот у Лешки действительно не закрывался от удивления.

- Бывшие настоящие. Кто не успел с немцами удрать. Но ты не думай, что эта публика щеголяет в соломенных канотье и пикейных жилетах. Из Ильфа и Петрова они усвоили лишь финальный завет Остапа и пытаются срочно переквалифицироваться в управдомы. Вакансий только не хватает. Хотя и в смысле туалетов тоже встречаются… человекоподобные. Полюбуйся, например, на того пестрого фрукта.

Лешка полюбовался. По другой стороне улицы медленно вышагивал долговязый мужчина в расстегнутом длиннющем плаще канареечного цвета, из-под которого виднелись ярко-клетчатые брюки. Внезапно он остановился перед девицей с шикарной трехъярусной прической. Левой рукой он ловко сдернул с головы оранжевую шляпу, а правой подхватил женскую руку и громко чмокнул ее куда-то выше кисти, затянутой в перчатку.

- Я в восторге, что пани вышла на шпацир! - донеслась воркующая речь.

И снова поцелуй ручки. Пораженный Лешка пошел боком. Такое он видел только в кино.

- Образец фланера-тунеядца, - хмыкнул Дмитрий. - Идти рабочим на завод ему шляхетский гонор не позволяет, гешефты на черном рынке кончились, а больше он ни к чему не приспособлен. Вероятно, ждет, когда его пригласят бездельничать в Польшу. И фатально заблуждается, потому что там сейчас тоже трудовая дисциплина.

Лешка стал внимательно присматриваться к прохожим. Да нет: за исключением «фрукта», никого особенного больше не встречалось. Никаких купцов и помещиков. Навстречу шли самые обычные люди в обычных будничных костюмах. Женщины тащили с базара кошелки с редиской и салатом. Много попадалось гимнастерок без погон, а если с погонами, то чаще всего зелеными.

Но вот снова мелькнуло перед глазами что-то непривычное. Прямо по проезжей части улицы степенно двигался плотный бритый дядя в странной белой накидке. Сзади и спереди ее были нашиты рогатые черные кресты. Рядом с ним чинно вышагивали в таких же накидках, только без крестов, двое мальчишек Лешкиного возраста.

Он вопросительно уставился на брата.

- Такое вот дело, раб божий Алексий, - сказал Митя. - Ксендз с херувимами идет сопровождать в лучший мир какого-то правоверного католика.

А потом навстречу попалась гурьба пионеров. Они шли очень знакомо для Лешки: пытались двигаться строем, но разве его выдержишь на тротуаре, где толкаются прохожие и приходится их обходить. И только горнист и барабанщик маршировали строго по прямой, и все перед ними расступались.

Лешка приосанился и хотел салютнуть, но вспомнил, что без галстука.

Дмитрий надел фуражку и взял под козырек.

А еще через десяток шагов Лешка увидел в полукруглом подъезде четырех оборванных пацанов, которые вдохновенно резались в карты, кидая их на кучку бумажных денег.

Действительно, слоеный пирог…

- Мы зайдем ко мне в обком, пообедаем в буфете, а потом уже на квартиру, - сказал Дмитрий. - Не исключено, что вечером выкупаемся в Немане. Угадал твою светлую мечту?

- Угу, - счастливо выдохнул Лешка. - А Неман - река пограничная? Там уже сопредельная территория, да?

- Ух ты, до чего же тебе экзотики хочется, - фыркнул старший брат. - Между прочим, мать пишет, что от этой экзотики и всяческих приключенческих ситуаций я обязан тебя оберегать пуще своего глаза. Она упоминает, что у тебя талант влипать в разные истории. Это как понимать?

- Преувеличивает, - сердито буркнул Лешка.

…Подумаешь, талант. Всего и было-то, что их пионерский патруль застукал весной на реке четырех браконьеров, а в милиции выяснилось, что один из них является прямым маминым начальником из треста. Сейчас мама подумывает об увольнении по собственному желанию. Но Лешка же не нарочно…