Бородатый приближался. Он был уверен в своей безнаказанности.

…Он все рассчитал и учел в своих действиях. Кроме одного - способности самого мальчишки мыслить и действовать. Почему-то ни Бородатый, ни Шпилевский, ни дезертир, имеющие одинаковые виды на Лешку, не принимали его всерьез как живого человека. В их глазах он был просто предметом, выкупом для их спасения. И только.

Они ошиблись.

Чуть приподняв голову над бортом, Лешка наблюдал за приближением своего врага. Он лихорадочно размышлял. Раз Бородатый велел ему укрыться от пуль, значит, убивать не собирается. Это пока. Просто он еще не знает, что обмен на Фельдфебеля не состоится. А потом все равно прикончит. И будет бандитствовать дальше, жить и убивать людей, стрелять в Митю и Соню, в Ивана и Пашу. Да-да… в Пашу тоже, потому что она партизанка. Он будет бродить по земле коварным и безжалостным зверем. Но еще раньше, ровно через полминуты, здесь в лодке загремят выстрелы, раздадутся хрипы и стоны, и за борт полетят мертвые тела…

Был уже виден волосатый рот Бородатого, выплевывающий воду.

Лешка с тоской поглядел на огненные облака за спиной плывшего бандита, на розовые клубы тумана, встающие над ласковой утренней рекой, и достал из-под рубашки «вальтер». Как учил Митя, он передернул затвор и поднял флажок предохранителя.

Когда Бородатый схватился рукой за борт, Лешка до боли в висках зажмурил глаза и выстрелил ему в лоб.

Они не дошли до райцентра. Когда начал редеть лес и впереди замелькали сквозь деревья желтые пятна спелой ржи на ближнем поле, они услышали лай собак и увидели цепь солдат, двигавшихся навстречу. Солдаты были в зеленых фуражках. Трое вели на поводках овчарок.

Лешка закричал! Он кричал обо всем. О переполнявшей его маленькое сердце тоске по людям. О мрачной и вонючей землянке. Об ее страшных обитателях. О пережитых им приступах ужаса. О том, что его заставили убить человека. Он кричал…

Он кричал только одно слово:

- Товарищи!..

Выскочивший им навстречу из цепи капитан прыжками домчался до Лешки и быстро подхватил его на руки.

- Ты Вершинин? Целый?

В пяти шагах от них переминались с ноги на ногу две фигуры. Шпилевский с огромным рюкзаком на спине еще при первых взлаиваниях овчарок бросил на землю автомат и задрал пухлые лапы. Долговязый дезертир не мог поднять раненые и кое-как перевязанные Лешкой ладони. Он просто вытянул их вперед, словно выпрашивал милостыню. Его «шмайссер» давно уже волочил на своей спине Лешка.

- Это я мальчика доставил, пан офицер! - вдруг нахально брякнул пан Август.

- И я… трошки доставил, - нерешительно добавил дезертир.

Капитан посмотрел на бандитов, потом на автомат за Лешкиными плечами, на пистолет за поясом его брюк и зло хмыкнул:

- Вижу я - кто кого доставил. Марш к дороге, вояки…

Еще через пять минут Лешка сидел в коляске мотоцикла и они мчались по пыльной проселочной дороге. Наклоняясь от руля к своему пассажиру, капитан перекрикивал рев двигателя:

- Переполоху ты наделал немалого! Видишь, пограничников вызвали для прочеса пущи. Сейчас найдем твоего братца. Он где-то на левом фланге поиска со своими комсомольцами.

У одного сарая, где стоял автофургон с антенной на крыше, мотоцикл остановился. Из машины выскочил сержант с наушниками на затылке.

- Пока, товарищ капитан, никаких…

И осекся, увидев в коляске Лешку.

- Он, что ли, товарищ капитан?

- Точно. Можешь сматывать рацию. Давай сигнал отбоя и сбора.

Дважды негромко хлопнула ракетница. Под белыми перистыми облаками утреннего неба повисли, а потом стали медленно валиться на землю зеленая и желтая звезды.

Прошло полчаса, и среди людей, выходивших из леса к сараю, Лешка узнал брата.

Они сидели на пыльной бровке придорожной канавы среди репейника и крапивы. Лешка плакал навзрыд и терся замурзанным мокрым лицом о белую рубашку Мити. Впрочем, она давно уже не была белой. Над ними монументально возвышалась Соня Курцевич, но смотрела не на них, а совсем в другую сторону, потому что тихонько смахивала с ресниц крупные слезы. У нее всё было крупное.

Потом ровно сутки проспал Лешка на широкой деревянной кровати Ивана Мойсеновича. Три раза приходила строгая молоденькая врачиха из районной больницы. Щупала Лешкин лоб и пульс, разводила в баночках микстуры и подробно наставляла Пашу, в каком порядке полагается давать лекарства, если больной проснется. И хотя у кровати целый день сидел Дмитрий, врачиха разговаривала почему-то лишь с девочкой. Старший Вершинин попытался объяснить ей, что он брат мальчика и адресоваться следует в первую очередь к нему. Врачиха уколола его откровенно недружелюбным взглядом и повела Пашу за дверь.

- Больной много пьет. Это закономерно. На почве общего истощения и нервного потрясения у него обезвожен организм. Пусть пьет. Но ему нельзя вставать. Ночная ваза у тебя найдется?

- Чего, тетенька доктор?

Врачиха объяснила. Паша слегка покраснела и сказала, что найдется.

- Но, тетя, этот дядя на самом деле его родной брат, - добавила Паша. - Леша к нему в гости приехал.

- Невозможно поверить, - отрезала врачиха. - Старшие братья не позволяют, чтобы младшие попадали в бандитские лапы. Весь райцентр возмущен. Вазу поставишь мальчику под кровать.

Окна были открыты, и Дмитрий слышал разговор.

Он легонько вздохнул, поглядев вслед удаляющейся белохалатной фигурке. Без нее тошно. Интересно, что бы она запела, если узнала бы, что через час он снова уедет в Красовщину. Потому что не поехать он не может. Потому что колхоз все-таки там создали, и надо ехать выбирать правление. Лешка проснется и поймет его. Не может не понять, потому что при всех своих прочих качествах он еще и пионер. Он знает, что любое дело надо доводить до конца.

Дмитрий оглянулся на дверь и тихонько поцеловал Лешку в щеку около уха, где курчавились светлые завитки волос.

Лешка слегка всхлипнул.

«И в кого ты, милый мой братец, уродился со своей уникальной способностью застревать в каждой узкой щели? Пошел, видите ли, искать своего ненаглядного Митю… Взял и пошел - как прогуляться по городскому бульвару!»

Счастье, что дядька с возом попался не из совсем трусливых и все-таки заскочил в сельсовет сообщить, что его ограбили, а мальчонку увели. Все механизмы заработали на полные обороты. Через час к райцентру мчались на машинах пограничники. К рассвету они были на месте. Шутка ли: бандиты захватили пионера…

Лешка перевернулся во сне на другой бок и сбросил на пол узорчатое домотканое покрывало.

Дмитрий поднял его и укрыл исцарапанные в кровь ноги брата.

«Ладно, братик, за каждую минуту твоего страха они заплатили сполна. И за все прежние свои темные дела - тоже. Жутко, конечно, малыш, что пришлось тебе самому стрелять в человека, но… это лучше, чем трусливо сдаться. А интересно, понимаешь ли ты, какую вообще сыграл роль в окончании страшной летописи банды? Нет, наверное, не догадываешься… Ты же разложил ее самим своим появлением в бункере. У предателей одна лишь тактика - предавать. Кого угодно, было бы за что. Вот они и перегрызлись из-за тебя. Ты ведь для них ценный залог. Омерзительно было слушать Дьякона, как он выторговывал себе жизнь, давая в сельсовете показания. Ни в какой райцентр он не пошел, а явился к участковому милиционеру и все выложил до ниточки. Он, видите ли, страшно беспокоится за жизнь мальчика. Он не только начертил дорогу к бункеру, а подробно описал, сколько в нем людей, оружия, патронов, назвал все пароли на неделю вперед, рассказал о характере каждого из бандитов. Он даже вызвался первым проникнуть в землянку и под каким-нибудь предлогом вывести пленника в лес, чтобы тот случайно не пострадал в перестрелке, когда будут брать бункер. Любой ценой хотелось ему выпятить свою роль в спасении мальчонки, чтобы зачлось ему это на суде! Вот мразь!..»

Внезапно Лешка, не открывая глаз, попросил пить, Дмитрий привстал, но из-за перегородки моментально появилась Паша с кружкой молока. Похоже, что она так и держала ее в руках все время. Лешка глотнул несколько раз и разлепил веки. Он оглядел Пашу, Митю, потом всю комнату, улыбнулся - и снова уснул.