Шлюпка все медленнее приближалась к пароходу. Встречный ветер и огромные волны отгоняли ее назад, к берегу. Уже можно было невооруженным глазом различить людей в шлюпке. Гребцы напрягали все силы, рулевой застыл у руля. Два человека вычерпывали воду, так как, несмотря на всю ловкость рулевого, волны все-таки заливали небольшую шлюпку. Взлетая на высокие гребни волн либо проваливаясь между ними, шлюпка, казалось, стояла на одном месте.

Но вот ветер рванул с присвистом пушечного снаряда, и, казалось, мачты затрещали на пароходе. Боцман и матрос прижались к брашпилю. Запенилась вся поверхность моря, и штурман Кар почувствовал, как пароход вдруг подбросило кормою вперед.

Лейтэ наклонился к Котоваю, дико сверкнул глазами и прокричал на ухо:

- Беги!

Оба бросились на спардек.

Все поняли, что пароход сорван с якоря.

- Право руля! - закричал Кар, подбегая к Соломину. Он рванул рычаг машинного телеграфа, переведя его на полный вперед.

Паровая машина заработала. Торба не терял времени. А Кар давал частые тревожные гудки. Этим он хотел известить шлюпку о несчастье. Но там, очевидно, уже все поняли. Руки гребцов сразу ослабели. Шлюпка затанцевала на месте, и ее начало сносить ветром.

Наступила страшная минута для парохода. Шторм подхватил его и, заливая волнами, понес к берегу.

Напрасно Торба призывал кочегаров держать пар выше красной черты манометра, напрасно, рискуя взорвать котлы, пытался он бороться с ветром и волнами.

Оставалось одно - направить пароход вдоль берега в открытое море. Соломин стиснул ручки штурвального колеса. К счастью, пароход послушно подчинялся рулю. Кар стоял возле матроса и показывал, куда рулить, думая: девяносто девять шансов из ста за то, что они разобьются…

Он оглянулся и увидел, что громадная волна, догнав повернувшую к берегу шлюпку, подняла ее высоко вверх. В ту же минуту другая волна ударила в нее с неимоверной силой и наполовину затопила. Набежала третья волна, и шлюпка опрокинулась вверх дном. Двое или трое ухватились за шлюпку, и их вместе с ней высоко подняла новая грозная волна.

Кар побледнел. И все, кто был на палубе, содрогнулись. Только Соломин не отводил глаз от курса, крепко сжимая штурвал.

Штурман кинулся к бортовой надстройке - сбрасывать спасательные круги. То же самое делали машинист и боцман на спардеке.

А ветер и волны несли пароход и шлюпку на прибрежные камни.

В Архангельске наступила хмурая осень. Ветер срывал последние листья в городском саду, беспрерывно лил дождь. Вода Северной Двины, обычно темно-зеленого цвета, теперь приняла темно-серый оттенок и, казалось, потяжелела.

К Архангельской пристани причаливали пароходы с дальнего Севера. Это были последние суда, возвращавшиеся из далеких и опасных рейсов в Арктику. Пришел «Ломоносов» с Земли Франца Иосифа, с Новой Земли прибыли «Русанов» и «Сибиряков», с Карского моря возвратились «Таймыр» и «Малыгин». Ледокол «Ленин», проведя из устья Енисея в Баренцово море последний караван иностранных лесовозов, зашел также в Архангельский порт.

В кабинете начальника порта все чаще появлялись опытные ледовые капитаны. Прибыв в Архангельск, они гладко выбривали подбородки, подстригали усы, сбрасывали с себя двухпудовые тулупы и надевали вместо них лучших фасонов пальто с золотыми нашивками на рукавах и фуражки с большими гербами Совторгфлота, которые матросы шутя называют «капустой».

В кабинете начальника порта после веселых приветствий к ним обращались с тревожным вопросом:

- Не встречали ли вы «Лахтака»? А может быть, слышали что-нибудь о нем?

Но никто не мог ничего сказать, кроме того, что уже давно знал начальник порта. Четыре недели тому назад капитан «Лахтака» передал по радио: «Подошел к острову Уединения. Думаю сегодня закончить съемку и возьму курс на Архангельск».

Вечером того же дня в Карском море поднялся большой силы шторм. Он унес на юг «Малыгина», выбросил на мель шхуну «Белуху». Электрические разряды в атмосфере несколько дней не давали возможности береговым радиостанциям связаться с кораблями. Но скоро заработали все радиостанции. Один за другим откликались пароходы. Молчал лишь радист «Лахтака».

Всем радиостанциям было поручено вызывать «Лахтак» и внимательно слушать, не отзовется ли он. Всем пароходам, плававшим на Севере, приказано было следить - не увидят ли «Лахтака». Но никаких сведений об этом пароходе не поступало.

Последняя радиограмма от капитана «Лахтака» Гагина была датирована 10 сентября. С тех пор никто не видел этого парохода и ничего о нем не слышал. Ровно через месяц, 10 октября, в Архангельском порту было созвано совещание лучших капитанов-ледовиков и штурманов-полярников.

Их собралось человек двадцать: разного возраста коренастые люди с лицами, дубленными ветром, солнцем и морской водой. Большинство пожилых. Начальник порта кратко информировал:

- Месяц и несколько дней тому назад пароход Совторгфлота «Лахтак» с паровой машиной в 800 лошадиных сил под командой капитана Гагина покинул восточный берег Новой Земли. Там он высадил группу охотников и персонал метеорологической станции. «Лахтак» имел задание подойти к острову Уединения и, если условия будут благоприятными, произвести картографическую съемку этого острова. 10 сентября получено по радио сообщение от капитана Гагина о том, что он подошел к острову Уединения. Не позже как через два дня они должны были закончить работу и возвращаться в Архангельск. С того времени никаких вестей о пароходе мы не имеем. Но мы знаем, что 10-12 сентября в Карском море, особенно в его северной части, бушевал большой силы шторм. Это вызывает опасения, не погиб ли пароход. Правда, никто не слышал сигнала «SOS». Если слышимость на береговых радиостанциях в те дни была очень плохая, то радисты пароходов, плававших в Карском море, на это не жалуются. Они все время поддерживали связь между собой, но пи призыва на помощь, пи вообще какого-либо сигнала с «Лахтака» не слышали. Это обстоятельство и заставило меня созвать вас и посоветоваться, что нам предпринять для розысков «Лахтака» и его экипажа.

Несколько минут продолжалось молчание. Лишь кое-кто сдержанно покашливал.

Против начальника порта сидели два старика - славные капитаны на Белом море: высокий ростом Иван Федорович

Шеболдаев и низенький, горячий Федор Иванович Мамуев. Ивану Федоровичу было лет около семидесяти, а Федору Ивановичу, пожалуй, полных восемьдесят. Оба они - старинные друзья, но никогда и ни в чем друг с другом не соглашались. Никто не помнил случая, чтобы эти старики пришли когда-нибудь к согласию в каком-либо деле.

Начальник порта решил узнать их мнение.

- Федор Иванович, что вы скажете? - спросил он.

Маленький старичок выплюнул черную табачную жвачку, повернулся к Ивану Федоровичу и сказал:

- Видно, разбился о камни. Надо искать на юге, вдоль восточного берега Новой Земли. Да только теперь темно.

Иван Федорович приготовил на ладони щепотку нюхательного табаку и как будто ждал, когда его спросят.

- А что скажет нам Иван Федорович? - обратился к нему начальник порта.

Высокий старик втянул правой ноздрей табак, сморщился и громко чихнул, словно хотел показать, что ему начхать на мнение своего друга. Затем вынул большой носовой платок, высморкался и лишь тогда сказал:

- Едва ли кого найдете. Наверно, взорвался котел. Но если хотите искать, то ищите севернее, вдоль восточного берега Новой Земли. Только теперь штормы.

Больше ничего старые капитаны не сказали. Зато сказал молодой капитан Кривцов:

- Нужно немедленно отправить спасательный пароход с самолетом в Карское море. Он должен попытаться подойти к острову Уединения, а после того, удастся ли эта попытка или нет, пройти вдоль восточного берега Новой Земли и с помощью тамошних охотников обследовать все побережье.

К мнению Кривцова присоединились начальник порта и большинство капитанов.