Наши матросы перекинули на буксир канат. «Альбатрос» запыхтел, зафыркал и потащил наш тяжелый пакетбот на середину Миссисипи.

Однажды я видел у нас в саду, как муравей тащил личинку в десять раз больше, чем он сам. «Альбатрос» был точь-в-точь, как этот муравей.

Я стоял, держась за перила, и смотрел, как отползает назад новоорлеанский берег, как уменьшаются дома и корабли, стоящие в порту.

Скоро они пропали вдали, и мимо нас потянулись одни кипарисы, обросшие мхом, да илистые топи.

«Тут, наверное, живут змеи и аллигаторы», - подумал я.

Река сделала крутой поворот, и папа сказал мне:

- Том, смотри, как хорошо отсюда опять виден город.

И в самом деле, Новый Орлеан был виден точно с горы. Но теперь он стал похож на кучу спичечных коробочек, а блестящий купол большого собора казался не больше маминого наперстка.

Пароходик вывел пакетбот в залив, сбросил наш канат прямо в воду, зашипел, засвистел и побежал обратно в Новый Орлеан.

А «Тайфун» развернул паруса и понесся по ветру.

Целый день просидел я на куче канатов возле рулевого: прислушивался к непонятной команде капитана и смотрел, как поворачивается штурвальное колесо, карабкаются по вантам матросы и проплывают вдалеке берега.

Только вечерняя темнота и вечерний холод загнали меня в каюту. Я спустился по узкой лесенке. Глаза сами зажмурились от яркого света.

В каюте было уютно. Над круглым столом покачивалась тихонько большая лампа; стаканы, вилки и ножи приплясывали и звенели. Папа усадил меня за стол и пододвинул ко мне тарелку. Но все кушанья почему-то немножко пахли дегтем, и мне не хотелось есть.

Я принялся рассматривать пассажиров. Прямо против меня сидел сухонький, совершенно лысый старичок. Его лысина блестела под лампой, как бильярдный шар. От носа к подборку шли складки, и, улыбаясь, он показывал длинные, желтые, как у лошади, зубы. Он был одет в клетчатые панталоны и узкий сюртук. Его белый высокий воротник подпирал щеки и, кажется, мешал ему есть. Я знал, что этот старичок - отставной капитан, мистер Трик.

Когда я ходил с папой покупать билеты, я видел в корабельной конторе желтое объявление с красными печатями:

Спросить или не спросить: мистер Трик, какая четверть «Тайфуна» ваша? На носу или на корме?

Нет, лучше завтра узнаю у матросов.

Рядом с капитаном сидела высокая плоская дама с соломенными кудельками, в зеленом платье. Она рассматривала меня в лорнетку и ласково улыбалась.

После ужина дама раскрыла свой огромный зеленый редикюль, вынула конфетку и, протягивая ее мне, обратилась через стол к маме:

- Вы позволите полакомиться вашему крошке?

Но раньше, чем мама успела ответить, я громко сказал:

- Мне уже девять лет. Я терпеть не могу сладкого.

Сладкое-то я очень любил. Но чего это она вздумала называть меня крошкой?

Все засмеялись, а громче всех молодой человек с рыжими бачками. Он смеялся очень странно, точно сыпал крупный горох на жестяное блюдо. Очки прыгали на его длинном носу.

«Ну, что тут смешного?..» - подумал я, встал и пошел в нашу каюту.

На другой день я проснулся очень рано.

Моя койка раскачивалась, как качели. Умывальный кувшин прыгал в своем медном гнезде и плескал водой. Над головой все время менялись местами потолок и стена. Лампа гуляла от одного угла к другому.

Я вскочил и стал одеваться. Мне было как-то не по себе - рот облепило чем-то невкусным, и немножко кружилась голова. Но я все-таки выбрался на палубу.

Пассажиры еще спали. Матросы что-то делали с парусами - натягивали какие-то канаты, закрепляли какие-то узлы.

Я не отходил от матросов. Как они ловко карабкаются по вантам! Как они интересно ругаются!

«Семь дюжин чертей!.. Чтоб тебе висеть на грот-мачте вверх ногами...» - повторял я шепотом.

Один из матросов особенно понравился мне. У него были очень широкие плечи, а борода, серая от седины, росла не на подбородке и не на щеках, а прямо из шеи. Он приветливо улыбнулся, хлопнул меня по плечу и сказал:

- Здорово, молодой моряк! Приучайтесь, приучайтесь к делу!

Я решил подружиться с ним и целый час ходил за стариком по пятам.

Это было вовсе не так просто: палуба качалась и шевелилась как живая; ноги у меня так и разъезжались. А матрос бегал как ни в чем не бывало. Его подошвы точно прилипали к полу. На корме матрос остановился, засучил рукава и принялся сматывать мокрый канат.

Что за удивительный человек!

Руки у него от ногтей до самых плеч были разрисованы. На правой руке, возле локтя, - корабль на всех парусах, пониже - якорь и сердце, проткнутое стрелой, на левой руке - извивающийся дракон и женщина с рыбьим хвостом и зелеными волосами.

Я хотел спросить матроса, откуда это у него такие картинки, но мне вдруг стало так плохо и так тошно, что я отошел и сел на скамейку. Рот у меня пересох, язык как-то странно вырос, и что-то тяжелое поползло от живота к горлу.

«Я, кажется, болен, - подумал я, - может быть, умираю», и мне захотелось к маме.

Я с трудом встал со скамейки и поплелся в каюту. По дороге мне попалась вчерашняя зеленая дама.

- Бедный малютка! - вскрикнула дама и прижала мою голову к своей груди.

«То крошка, то малютка...»

Я хотел оттолкнуть ее, но у меня не хватило сил. Я только всхлипнул и даже сам прижал щеку к ее зеленому платью. Дама обняла меня за плечи и потащила к маме.

Я плохо помню, что было дальше. Целыми днями я лежал на корабельной койке и уныло глядел в потолок. Нас бросало то вверх, то вниз, то вправо, то влево. Медная лампа, не переставая, качалась у меня перед глазами и нудно дребезжала.

«Неужели она не успокоится ни на одну минуту? - думал я. - Как она противно дрожит. Меня бы не тошнило так, если бы она не дрожала. Я умру, я непременно умру, если она не остановится».

Мама давала мне кусочки лимона и воду со льдом. Она тоже была бледная и тоже глотала все время ломтики лимона и ледяную воду.

Однажды утром я проснулся от пушечного выстрела.

- Мама, пираты! - закричал я и стал искать под подушкой свой медный пистолет.

- Какие там пираты! - сказал папа. - Это наш «Тайфун» салютует мысу Код. Завтра мы будем на земле.

Земля! Меня сразу перестало тошнить. Я натянул штаны и куртку и в первый раз за много дней поплелся за папой завтракать в кают-компанию.

На следующий день я с утра выбрался на палубу и сразу же отправился на поиски матроса с картинками. Я нашел его на носу судна, за починкой паруса. Он не забыл меня и сказал приветливо:

- Надеюсь, вы совсем поправились, мастер... Не имею чести знать вашего имени.

- Том Белли, - представился я и, в свою очередь, спросил: - Вас, сэр, надеюсь, зовут не «Тайфун»?

- О, что вы, мастер Том! Я хоть и старый тайфунец, но зовут меня Бенжамен Уатсон из Нантукета.

Мы очень подружились, и матрос Бен рассказал мне кучу историй из своей жизни.

Он три раза объехал вокруг света, охотился на китов, два раза чуть не утонул во время кораблекрушения и один раз чуть не сгорел во время пожара на корабле.

Я попросил Бена еще раз показать мне свои картинки - русалку и дракона. Он охотно засучил рукава и даже расстегнул ворот фуфайки. Оказалось, что грудь у него разрисована так же густо, как и руки. Матрос Бен был настоящий ходячий альбом.

«Это он хорошо выдумал, - решил я. - Листы с рисунками могут затеряться или упасть за борт, а картинки старого тайфунца всегда с ним».

- Мистер Бен, не согласитесь ли вы сделать и у меня на груди небольшой рисунок мне на память? - попросил я Бена.

- Охотно, мастер Том, - сказал Бен. - Для этого надо наколоть кожу иголкой и втереть краску. Предупреждаю вас, это немножко больно.