Зато Колосков в черном кожаном реглане, в перчаткахкрагах и в шлеме с забралом из поднятых на лоб очков - вылитый средневековый рыцарь.

"Уточка" слабо тарахтит, незаметно отрывается от земли...

И впервые лейтенанту Ледневу нечего делать в полете! "Когда самолет ведешь, - думает он, - ни о каком страхе не помышляешь. Ты занят, напряженно работаешь... А тут... словно быка за веревку на бойню тащат... Но ведь почти все прыгают. Не мычат, не упираются... Неужели не смогу?"

- Лейтенант Леднев!

Оказывается, Колосков набрал сто метров, сделал первый разворот и вот уж взялся за рупор переговорного аппарата. Митя с радостью хватает свой-хоть не без дела сидеть.

- Слушаю вас!

Тем же ровным голосом, будто бы продолжая объяснения в классе, Колосков напоминает правила покидания самолета.

"Ну зачем это?-думает Леднев. - Ведь уж сколько раз говорил. Или успокаивает, отвлекает?"

Нахмурившись, он упрямо смотрит перед собой. На приборной доске стрелка высотомера медленно ползет к заданной отметке учебного прыжка - "уточка" не спеша набирает свои шестьсот метров. Высоко в небе начинает возникать цепь снеговых гор. Склоны ее все круче, пропасти все отвесней... Кажется, что облачный хребет приближается, вырастает на глазах. И вдруг между его вершинами натягиваются и, дрожа, повисают нити телеграфных проводов! Они покрыты сверкающим на солнце инеем. Прямые, пушистые, строго параллельные...

Это три истребителя прошли строем на высоте пяти километров, протянув за собой следы выхлопных газов. И Леднев мысленно уносится вслед за ними.

Совсем не слушает Колоскова. Но внезапно настораживается.

- ...У нас в бригаде один... семь раз на крыло вылезал и семь раз назад в кабину прятался! Так и не прыгнул! Вот уж - трус! Вы готовы?

- Готов.

- Вылезайте!

Нога сама перебрасывается за борт. Нащупывает крыло. За нею переваливается корпус, вторая нога.

Встал. Взялся правой рукой за вытяжное кольцо. "Это же не будет длиться вечно. Прыгну-и все".

- Не смотрите вниз!

Леднев, конечно, заглянул туда, в бездну. Как в кошмарном сне: и знаешь, что нельзя, а все-таки - смотришь.

Если бы сейчас проснуться! Не видеть этой притягивающей и отталкивающей пустоты... Но самолет уже задран - парашютирует. Мотор работает на малых оборотах - без переговорного аппарата все слышно.

- Если высота вас пугает-закройте глаза! Многие так делают. Падая, считайте до трех и тяните за кольцо.

Когда перевернет да поддернет - сразу и глаза откроются.

"Закрыть? А как тянет назад - в кабину... Но нельзя... Навсегда останешься беззащитным перед возможным оскорблением... Осуждение товарищей, их презрение - страшнее высоты..."

- Ну! Прыгайте!

Выпрямившись, Леднев отпускает борт и, дернувшись налево-к кабине, деревянно, как большая кукла, все же валится направо, вниз.

Колосков отжимает ручку-переводит машину в планирование. Высовывается за борт. Ищет белую шапочку парашюта. И не видит ее. Круто накреняет самолет. Замечает далеко внизу темную фигурку - она быстро укорачивается. Леднев не раскрыл парашюта!!!

"Уточку" резко занесло - капитан грубо двинул ножную педаль. Боится оторвать взгляд, старается не потерять парашютиста на пестром ковре выбитого костылями летного поля.

Темная точка все меньше - еле видна. Вот уж скрылась - растворилась, исчезла на фоне ангара. Колосков замечает: к месту падения мчится санитарная машина.

Он выравнивает самолет, откидывается на задний борт кабины и мгновенно представляет себе лицо лейтенанта, когда тот еще стоял на крыле перед прыжком. Испуг?

Нет, спокойная отрешенность.

Механически капитан сажает У-2, машинально подруливает. На старте пусто. Даже автостартер и полуторка ушли. Сейчас все-там. Лишь дежурный по полетам да финишер остались. Колосков выключает мотор, медленно вылезает из кабины. Долго возится с парашютом.

"Отнесись к нему с душой", - сказал комэск перед этим полетом.

Падая, Леднев все же закрыл глаза. И весь наполнился ощущением провала в .пустоту, даже какой-то облегченности. Целиком отдался внезапному чувству покоя.

Забыл о счете секунд, о кольце парашюта - все от него отлетело. Оставалась только сдержанная радость: он прыгнул. Этого ему сейчас, кажется, достаточно. Бывало, падал во спе. Но тогда хотелось проснуться, оборвать кошмар... А теперь? Жаль, что нельзя вечно так падать.

Митя неохотно, с трудом раскрывает веки.

Прямо перед ним быстро растет ангар. Уже совсем близко! В траве-каждая былинка видна! Автоматический опыт летчика бесстрастно регистрирует: "Если на общей слитной зелени стали различимы отдельные травинки, значит, высота около ста метров". А за секунду свободного падения парашютист пролетает пятьдесят.

Скорее! Чем-то острым полоснуло подбородок... Вытяжное кольцо вместе с тросиком, словно живое, вырывается. Отлетает. Митя хватается за второе, запасное.

Поздно! Ведь второе кольцо еще не успеет вытянуть тросик, как уж парашютист врежется в землю, слишком мало осталось высоты.

Но Митя все равно изо всех сил рвет второе кольцо...

И в тот же момент ощущает резкий динамический удар.

Словно чья-то дружеская рука схватила его за лямки парашюта, поддернула... Ему еще не понять, что с ним произошло. Кажется, он внезапно завис, больше не падает? .. А уж мягкие складки шелка закручиваются вокруг ног, прямо-таки запеленывают парашютиста. Митя яростно отдирает от себя, разматывает, сбрасывает эти неожиданные путы. В голове проносится вихрем: "Основной парашют не раскрылся, запасной запутался-теперь все..." Но он продолжает лихорадочно скидывать с ног волны шелка. Наконец освобождается. Бело-кремовые паруса уплывают вверх, слегка натягивая стропы. И Митя невольно провожает их взглядом... Что это? Над его головой два купола! Два! Только у одного из них шелк натянут - купол упруго покачивается, а второй лишь вяло полощется, словно аэродромный конус, когда ветер слабый. И тотчас мелькает догадка: "Основной парашют раскрылся вовремя, это он как бы поддернул-остановил мое падение! А запасной и распускался так лениво потому, что скорость снижения уже уменьшилась в десять раз".