Сосед Егора Павловича снова ринулся в бой. Но наступило время летних отпусков, монтажники и члены разнообразных комиссий разъехались кто куда, а втихомолку торжествующий начальник ЖЭУ со скорбной миной долго и нудно объяснял Палтарасычу, что вины жилищного управления в его бедах нет и что помочь ему он никак не может по причине отсутствия труб – это раз, электродов – это два, запорной арматуры – три и так далее и тому подобное. Так и мылся бывший энкавэдэшник в ванной, представляющей собой самую настоящую парашу, до поздней осени, пока наконец канализацию не привели в порядок. С той поры слесарь Копылин стал злейшим врагом Палтарасыча, который сразу смекнул, кто главный виновник его злоключений.

– Спасибо, – поблагодарил Егор Павлович и пошел по ступенькам вниз.

– За что? – удивился Палтарасыч.

– За информацию.

– Гы… Так мы завсегда…

Копылин ремонтировал кран. В мастерской стоял запах табачного дыма и керосина.

– А, Егор Палыч! – радостно воскликнул слесарь. – Слава тебе Господи, – он изобразил в воздухе фигуру, отдаленно напоминающую крест, хотя и не был верующим. – А мы тебя уже почти похоронили.

– Не рано ли? – Егор Павлович был удивлен и озадачен.

– Теперь вижу, что рано, – рассмеялся Копылин. – За ключами пришел?

– Ну так… – старик развел руками. – А что случилось, Гоша?

– Дней пять назад в ЖЭУ прибежала какая-то дамочка и устроила большой шум. Ей показалось, будто с тобой случилось что-то нехорошее. Сказала, что свет в окне горит, а никто на звонки не откликается.

Пришлось нашему начальству позвать участкового, понятых и взломать замок. Это дворник постарался, хмырь недоделанный. Нет бы подождать меня… Ну, вошли в квартиру, все чисто прибрано, постель не разобрана, на кухне включен свет. И – никого. Ни слуху, ни духу. Тут всем нам разное в голову полезло… дамочка в плач, участковый стал писать какие-то бумаги, а я тем временем с расстройства новый замок поставил. Так что теперь ты, Палыч, в розыске как без вести пропавший.

– Ну и дела… – покачал головой в изумлении старик. – А как зовут эту дамочку?

– Да как-то спросить не удосужился. Участковый ее на своем "жигуле" домой отвез, может, он знает.

– Ладно. Это не суть важно. Ключи у тебя?

– В милиции, – Копылин хитро ухмыльнулся. – Но я как знал, что все обойдется. А потому оставил себе дубликат. Держи, – он протянул ключ старику. – За остальными сходишь в милицию позже. Тебе сейчас нужно принять ванну и отдохнуть.

– Спасибо, Гоша… – Егор Павлович с чувством потряс руку Копылина. – Заходи, выпьем по стопочке.

– Нет проблем. Когда я отказывался? Значит, завтра, после работы…

Едва Егор Петрович зашел в квартиру и бросил свой рюкзак на пол мастерской, как раздалось дребезжанье дверного звонка. "Кого там нелегкая принесла?" – подумал он в раздражении и нехотя направился в прихожую.

Егор Павлович открыл дверь – и помимо свое воли начал медленно пятиться. На пороге стояла Ирина Александровна!

– Вы живы… – она не сказала, а тихо выдохнула. – Простите меня, ради Бога. Это я во всем виновата. Нет, нет, не перебивайте! Я виновата. Грановский – это мой… скажем так, старый друг… был когда-то другом, – быстро поправилась она. – Он знал, что я нахожусь в больнице, но ни разу так и не навестил меня. Хотя я ждала… буду с вами честна. Я думала, что передачи от него, а оказалось, это вы… Простите! В тот злосчастный день он пришел выяснять отношения, и если бы вы появились чуть позже, я бы его уже выставила за порог. Поверьте, у меня никого нет… кроме вас… если вы не отвергнете…

– Это… вы позвали участкового?

– Да. Я пришла к вам на следующий день, ранним утром и прождала почти до обеда – думала, что увижу вас, когда вы будете прогуливать Грея. Но вас все не было, в окне горел свет, ни на звонки, ни на стук в дверь вы не откликались, и я решила… Я очень испугалась!

Старик стоял столбом. Его будто заклинило. Все происходящее казалось ему нереальным – словно он видел сон.

– Вы так быстро появились… – наконец выдавил он из себя несколько слов – лишь бы что-нибудь сказать.

– Мне позвонил ваш участковый – я ему оставила номер своего телефона. А участковому рассказал о том, что вы нашлись, какой-то слесарь из ЖЭУ.

– Ну да… – кивнул головой Егор Павлович. – Понятно…

Он попытался сдвинуться с места, но ноги будто приросли к полу. Ирина Александровна истолковала беспомощность Егора Павловича чисто по-женски – она медленно приблизилась к нему и, обняв, крепко прижалась к груди.

Теперь он точно знал, что спит.

Отступление 3. Зона Сиблага, 1948 год Трясина засасывала медленно, будто наслаждаясь беспомощностью жертвы. Егорша изо всех сил рвался из ее коварных объятий, но будь на месте подростка даже сказочный богатырь, все равно бездонная марь проглотила бы и глупца, который вздумал померяться силой с духами болот, и его коня, и верную боевую дружину – хоть тысячу человек. Совсем рядом, в двух-трех метрах, на кочковатой сухой возвышенности, поскуливая, метался туда-сюда Лешак; он понимал, что хозяин в беде, но ничем помочь не мог – инстинкт самосохранения подсказывал ему, что впереди, в черно-зеленом месиве, его ждет гибель. На сухом месте лежала и длинная слега, оброненная Егоршей, когда, зацепившись за корневище, он падал с невысокого откоса в ямину, доверху наполненную жидкой холодной грязью…

Юный мститель следовал за бандитами примерно в сотне метров. Он был в отчаянии: стрелять нельзя, так как между ним и беглыми зэками рос кустарник – даже тонкая веточка могла изменить траекторию пули, а подобраться поближе не позволяла бедная на растительность марь – за редкими чахлыми сосенками не спрячешься. И момент случился подходящий – открой он огонь с хорошей позиции, бандитам не останется ничего иного, как сигать в трясину, где их все равно ждала смерть; но в то же время, случись у него промашка, Егорша сам превращался из охотника в дичь – карабин отца, которым был вооружен Малеванный, бил гораздо дальше и куда точнее, нежели старенькая берданка подростка.

Так они и пробирались по мари, будто связанные невидимой бечевой: впереди – бандиты (тропу торил Зяма, за ним шел Чагирь, а замыкающим был Малеванный), позади – Лешак и Егорша.

За спиной уже осталась половина пути по коварной трясине, когда случилось то, чего Егорша никак не мог ожидать. Он почти приноровился к сюрпризам, встречающимся на каждом шагу, и наконец позволил себе немного расслабиться. У подростка, как на его годы опытного и выносливого таежника, немало поплутавшего по тайге, ныли все мышцы, а икры напряженных ног (передвигаться приходилось в основном низко пригнувшись или на четвереньках) нередко сводила судорога. Поэтому он старался идти в рваном темпе: когда появлялась возможность, Егорша почти бежал – если встречались относительно сухие пригорки; а едва бандиты замедляли ход, наткнувшись на очередную трясину, подросток лежа отдыхал, позаботившись, чтобы ноги были выше головы. Как говорил в таких случаях отец, "испорченная" кровь, накопившаяся в уставших ногах, быстрее смешивалась со свежей, и охотнику вполне хватало десяти минут, чтобы восстановить силы и обновить заряд бодрости.

Беда стряслась как раз в тот момент, когда Егорша бежал. Лешак держался немного впереди, и потому спугнутый им старый заяц, таившийся под кочкой в густой траве, рванул не по ходу пса, а назад, мудро выбрав из двух зол меньшее. Он прошмыгнул между ног Егорши и задал стрекача, а юный мститель, нервы которого были напряжены до предела, с перепугу отскочил в сторону и, споткнувшись, угодил в трясину, при этом выронив палочку-выручалочку – длинную жердь. И теперь бездонная утроба мари заглатывала его, удовлетворенно причмокивая и пуская пузыри.

Несмотря на отчаянное и почти безнадежное положение, Егорша продолжал барахтаться, цепляясь за все, что только возможно. Ему хотелось закричать, позвать на помощь, но благоразумие и ненависть к бандитам глушили черный первобытный страх, постепенно овладевающий его сознанием. Ему удалось вцепиться в старое корневище, однако оно с противным хрустом отломилось, и в руках Егорши остался лишь толстый сук с отростками, похожими на осьминожьи щупальца. Эта ненадежная опора немного замедлила погружение, и совсем потерявшему силы подростку удалось отдышаться. Но когда он, весь во власти смятения, поднял голову и осмотрелся, то едва не завопил от ужаса – прямо перед ним стояла огромная медведица. Лешак, который до ее появления бегал у кромки пузырящейся грязи, где-то пропал, и зверь совершенно безбоязненно подобрался к Егорше почти вплотную.