– Ну, ну, будь разумен, Морган. Пораскинь-ка мозгами! Тебе нужен Кинг не меньше, чем мне. Ты хочешь мести и хочешь его золота. Возможность добиться того и другого только что была положена к твоим ногам.

– Ты что, серьезно или как? Ты представляешь, что он со мной сделает, если снова поймает в Бразилии?

– Тю, тю, тю, Морган! Желтая полоска на твоей спине говорит о многом.

Морган подтянул стул к окну и оседлал его. Генри подошел и встал рядом. Он ждал, когда заговорит его компаньон, и давал ему время стереть из памяти влажный алый рот Сары Сент-Джеймс и ее пахнущую теплом ночи кожу.

– Ты когда-нибудь интересовался, как живет другая половина человечества, Морган?

– Нет.

Кейн покачал головой и потянулся за бутылкой виски. Он почти засмеялся своей лжи. Всю свою жизнь Морган Кейн фантазировал, что значит быть богатым.

– Тогда подумай об этом, – продолжал Генри. – Представь столовую шестидесяти футов длиной и с потолком, парящим в двадцати футах над головой. Подумай о карарском мраморе и хрустальных канделябрах» о парчовых занавесях и обитых бархатом стенах.

– Похоже на будуар шлюхи. Генри сердито поднял бровь:

– Хорошо, подумай о женщинах. Прекрасных богатых женщинах… Таких, как Сара Сент-Джеймс. Их дюжины. Сотни! Все чистые и пахнут лавандой. С блестящими волосами, приятным дыханием и безупречными манерами.

Морган закрыл глаза, пытаясь не видеть заманчивую картину.

– Все они несомненно шлюхи.

Генри по-доброму улыбнулся.

– Морган, ты не можешь сравнивать всех женщин со шлюхами, с которыми ты сталкиваешься на задворках Джорджтауна.

– Или Нового Орлеана.

– Или Нового Орлеана. Ты можешь работать всю оставшуюся жизнь на кишащей москитами пристани и никогда не скопить денег, чтобы выбраться из нищеты.

Морган уставился на реку, чувствуя, как дергается его щека. Он потер ее костяшками пальцев и припомнил, как выглядела эта девчонка Сент-Джеймс: когда сняла шляпку, с развевающимися волосами и презрительным взглядом. Кто бы подумал, что под этой фарфоровой оболочкой и ангельским фасадом скрыто сердце юной львицы?

Морган засмеялся про себя, затем смахнул запястьем пот со лба и обругал удушающую жару. Обычно жара не беспокоила его, Морган уже давно привык к соленым южноамериканским ночам. Но последнюю неделю его беспокоила масса проблем.

– По крайней мере подумай о ее предложении, – настаивал Генри. – Просто сегодня поразмышляй о тех удобствах, которые тебе может доставить богатство Кинга. Ты будешь жить во дворце, иметь любую женщину, о которой ты только можешь мечтать… и, вероятно, ты сможешь наконец отправить на покой демонов, которые таятся в тебе. Наконец, ты сможешь спать, не опасаясь, что Кинг найдет тебя.

– Я подумаю об этом, – заверил его Морган.

– Хорошенько подумай, друг мой, поскольку я слышал от надежных людей, что к тебе недавно приходили гости.

– У меня часто бывают гости. Люди просто никак не могут оставить меня одного. – Кейн пронзил пигмея взглядом, пытаясь понять, к чему тот клонит.

– Я не имею в виду стаю красоток, которые постоянно ошибаются у твоих дверей, Морган. Я слышал от твоих соседей, что сюда несколько раз приходили двое мужчин и спрашивали, не здесь ли проживает «американец».

Морган не моргая смотрел на своего друга:

– Это дешевая попытка запугать меня, чтобы я принял предложение Сары.

– Я не запугиваю тебя, а предупреждаю.

– Но ведь это мог быть кто угодно.

– Возможно. Но могли быть и люди Кинга. Скажи, Морган, ты собираешься снова бежать? Ты сам говорил, что Кинг ни перед чем не остановится, чтобы уничтожить тебя.

– К чему ты клонишь?

– Не лучше ли было бы встретиться с ним лицом к лицу и покончить с этой игрой в кошки-мышки раз и навсегда?

– Тебе легко говорить, ведь он охотится не за твоей коричневой задницей.

– Да, но я хорошо знаю о его зверствах и о расправах над невинными людьми. Не забудь, что именно по его милости я лишился семьи. Благодаря ему немногие остатки пигмеев путумайо в Жапуре были стерты с лица земли. Ты знаешь, что такое быть последним живым представителем целого народа, Морган? Это нечто вроде как быть Гулливером, вечно бродящим в Бробдингнеге, стране гигантов. И нет никакой надежды когда-либо обрести свой дом. Никогда.

Морган уставился на бутылку с виски.

– Вовсе не обязательно быть последним в своем народе, чтобы чувствовать себя потерянным, Генри.

Залаяла собака, и в тишине прозвучал сигнал с лодки.

– Кинг должен быть остановлен. Генри подошел к двери.

– Морган, – проговорил он. – Ты знаешь, что здесь я не позволю случиться с тобой чему-нибудь скверному. Я уверен, что мы сможем выиграть эту схватку. Я не позволил тебе погибнуть, не так ли? Я спас тебя из прилива, я притащил тебя в Джорджтаун и нашел работу на пристани и на рынке. Я сделал тебя героем Гвианы. Я поддерживал тебя во всем, что ты делал, не так ли?

Морган ничего не ответил, припоминая последние месяцы, когда он пытался выгнать из памяти кошмарные воспоминания о Жапуре. Генри все это время был его другом и опорой.

– Пожалуйста, подумай об этом. Ради меня.

– Ладно.

– Тогда, пока, – проговорил Генри и вышел.

Морган допил виски и ругнул свою способность не пьянеть. Он лишь дважды в жизни напивался в дым пьяным и оба раза пытался таким образом убить воспоминания о прошлом. Но всякий раз, протрезвев, он обнаруживал, что в бутылке нет решения гадких проблем жизни. С ними нужно либо справиться наяву, либо смириться. Зарывание головы в песок может на какое-то время оттянуть решение проблем, но в конце концов придется столкнуться с действительностью лицом к лицу. В этом Генри совершенно прав.

Но верно и то, что нельзя долго надеяться на свое везение и заходить слишком далеко. А именно так он и поступил бы, если бы вновь столкнулся с Родольфо Кингом. Кейн не раз был свидетелем мести хозяина, чтобы наивно верить, что сможет выйти невредимым еще из одной встречи с ним. По своему личному опыту он знал: этот человек – чудовище. Порка – самое мягкое наказание, которому Кинг подвергал своих рабочих, но она часто оказывалась фатальной. Бичи, которыми пользовался Кинг, делались из шкуры тапира, пять полосок которой свивались в один бич. Это, конечно, не так убийственно, как печальное известные бичи из шкуры гиппопотамов, применяемые в Конго, но в руках человека, который знает, что он делает и чья кровь столь холодна, как у Родольфо Кинга, такой бич делает глубокие порезы. Девяносто процентов работающих у Кинга, в том числе женщины и дети, носили шрамы от этого бича. Черт, они остались у него самого. Время от времени наряду с поркой применялись колодки, иногда, чтобы облегчить насилие. В других случаях раба запирали и оставляли умирать голодной смертью.

Морган закрыл глаза, пытаясь забыться, и снова выпил, чувствуя, как шрамы на спине затрепетали, словно открылись впервые.

Конечно же были времена, когда Кингу хотелось поразвлечься. Тогда хозяин выбирал жертвы просто из каприза. Он собственноручно связывал их, избивал плоскими сторонами мачете, а затем разрубал на куски. Иногда после пыток людей живьем закапывали в землю. Однажды Кинга разбудил ребенок. Он вышел на двор, схватил мальчонку за волосы и отсек ему голову мачете.

Морган смотрел в окно. Перед ним черным обсидианом широко простиралась река. Вскоре кроваво-красное солнце прокрадется из-за горизонта и превратит воздух в пар. Кейн проведет следующие десять часов, работая в доках до тех пор, пока у него не будет раскалываться спина. И ради чего?

Морган швырнул сигару в темноту, скрестил потные руки на спинке стула и положил на них подбородок. Он пытался выбросить Кинга из своих мыслей.

Ложиться в постель не имело смысла. Секс с Мирандой оставил его напряженным и раздраженным. Моргану хотелось еще. Он чувствовал, что что-то расшевелилось в нем, собственно он почувствовал это, как только Сара Сент-Джеймс переступила порог.

Кейн облизнул губы и попытался сглотнуть.