– Ой! – вскрикнул Алеша, схватившись за лоб.

Чечек тоже схватилась за голову. Ребята дружно расхохотались. И Алеша засмеялся:

– Ох, и голова же у тебя твердая!

Но Чечек не засмеялась и ничего не ответила.

– Ты что надулась? – со смехом сказала ей Мая. – Разве он нарочно?

– Конечно, нарочно! – ответила Чечек, приподнимая подбородок. – Он всегда мне назло делает!

– Ну, Чечек, подходи же! – сказал Костя. – Ты будешь смотреть или нет?

Чечек осторожно наклонилась над микроскопом. Огромные, словно нарочно сделанные клеточки растения лежали под стеклом, бледно-зеленые, с капельками жирного блеска.

– А сейчас я буду колдовать, – сказал Костя.

Настенька, старшая вожатая, засмеялась:

– Колдун, а без бороды! Наверно, еще колдовать не научился – молод!

– А вот посмотрите!

Костя подлил чего-то в воду, где лежал кусочек растения, и сказал:

– Хочу, чтобы мы увидели, есть ли в этой клеточке виноградный сахар. Если есть, пусть он будет розовым!

И все увидели, как протоплазма клеточек окрасилась в розовый цвет.

– Ой! – коротко ахнула Чечек. – Как же это?

– Хочу узнать, есть ли тут крахмал, – продолжал Костя. – Если он есть, пусть сделается голубым! – и добавил еще чего-то в воду.

И тотчас мелкие крупинки, которые таились в клеточках, стали лазоревыми.

– Ой, здорово! – раздалось вокруг.

– Теперь я хочу, чтобы мы видели, где тут клетчатка, – пусть она станет синей!

Костя добавил в воду какой-то прозрачной жидкости – и стенки клеточек стали синими. Каждая клеточка лежала под микроскопом вся раскрашенная – розовая, голубая, синяя, – вся расчлененная на части неизвестным волшебством.

Старшие ученики, Костины одноклассники, посмеивались: они тоже знали это волшебство! Но младшие глядели на Костю изумленными глазами. А больше всех удивлялась Чечек. Она начинала думать: уж не примешалось ли тут и в самом деле какое-то колдовство?

– Дай я тебе помогу! – торопливо сказала она, когда Костя стал собирать свои склянки. – Давай я тоже понесу!

Костя понес микроскоп в физический кабинет. Чечек со склянками в руках пошла за ним следом. Юннаты, очень довольные докладом, расходились, смеясь и переговариваясь.

– Поставь и уходи, – сказал Костя. – Я сам уберу.

Чечек поставила пузырьки на стол, но не ушла. Она молча рассматривала какие-то странные, неизвестные приборы, которые стояли на полках: колбы, воронки, трубочки. В уголке около окна она заметила большую стеклянную банку, прикрытую бумагой. Чечек осторожно приподняла бумагу и вдруг увидела что-то очень красивое: в банке, в воде, висела нитка, укрепленная на деревянной перекладинке, и на этой нитке что-то сверкало, словно крошечные хрустальные бусинки…

– Кенскин, что это?

– А куда ты забралась, однако? – рассердился Костя. – Не трогай! Толкнешь – и все испортишь! Когда надо будет, сам покажу. Уходи отсюда!

Но Чечек не испугалась:

– Кенскин, я не трогаю. Ты только скажи, пожалуйста, что это такое? А? Это тоже колдовство?

– Да.

– Значит, ты правда колдун?

Костя взглянул на Чечек: смеется? Нет, Чечек не смеялась. Ее черные, чуть раскосые глаза глядели на него серьезно и пытливо.

Костя не выдержал.

– Фу, бурундук! – усмехнулся он. – Уж сразу и поверила. Я не колдун, а химик.

– Химик?

В быстром воображении Чечек пронеслись все только что виденные чудеса, которые так легко делал Костя, и то чудо, которое творится у него в банке, и она сказала, заглядывая Косте в глаза:

– Кенскин, научи меня, а? Я тоже хочу быть химиком!

– Ну вот «научи»! – возразил Костя. – Придет время – сама всему научишься. Ведь это же нам в школе преподают!

– А то, что в банке, – тоже в школе?

– Ну, то не в школе. То я сам в книге прочитал, а теперь делаю опыт.

– А что будет?

Костя, наклонившись над банкой, долго смотрел на нитку с прицепившимися к ней искорками.

– Что будет? Будет хрустальное ожерелье.

– Ожерелье? – обрадовалась Чечек. – Ой, как хорошо! Кенскин, а если я как следует поучусь, то буду химиком?

– Если как следует поучишься, то, конечно, будешь. Однако у тебя терпения не хватит.

– Хватит! – крикнула Чечек. – Вот увидишь!

– Хорошо, увижу, – ответил Костя и, почти насильно выпроводив Чечек, закрыл на ключ дверь кабинета.

Отгудел, отшумел над молчаливыми горами и долинами сердитый Хиус – северный ветер – и умчался туда, куда текут воды Катуни и Бии, сливаясь в большую реку Обь, – в царство снега и льда, к Ледовитому океану.

Один за другим проходили апрельские дни. Горы сбрасывали надоевшие за долгую зиму снега, и на склонах, на теплом, солнечном припеке, уже мерещилась нежная весенняя зелень. Еще немного – и закачались на выступах гор и в долинах светло-желтые первоцветы, похожие на связку золотых ключей; раскрылись маленькие синие фиалки; ярко-розовым цветом оделись ядовитые кустики волчьего лыка, и на лиственницах, растущих всюду по Алтайским горам, запестрели желтые и пурпуровые шишечки…

Юннаты волновались, приставали к Настеньке, а Настенька и сама волновалась не меньше: уже весна! Уже земля лежит влажная и черная, а саженцев у них еще нет!

Анатолий Яковлевич успокаивает их:

– Не бойтесь! Все будет в свое время. Что хорошего, если мы посадим сад, а наутро мороз ударит? Подождите – выберем денек…

Этот денек наступил в конце апреля. Сразу после занятий ребята вышли копать ямки под саженцы. Запестрели платья и рубашки у подножия молчаливой Чейнеш-Кая, загомонили голоса. Жирный чернозем легко поддавался заступу, и от влажных комков поднимались тонкие испарения.

Чечек, повязав косы вокруг головы, чтобы не мешали, старательно нажимала на заступ ногой. Она знала: ей надо очень хорошо работать. А если она будет работать кое-как, то все скажут: «Ну, какая же из нее будет пионерка? В отряде ленивые не нужны!..»

Чечек копала ямки и разбивала комки. Но солнце, весна, душистый ветерок, прилетающий то с вершины горы, с цветущих лиственниц, то с зеленых холодных волн Катуни, отвлекали ее. Она поглядывала вверх, на лиловые скалы Чейнеш-Кая, среди которых, словно свечки, белели взбирающиеся наверх березы. Вот бы залезть туда, на самую вершину, и поглядеть кругом! Сколько гор можно увидеть оттуда!.. Она прислушивалась к неуемному плеску Катуни, к ее буйному весеннему веселью. Вот бы сесть на плот, отвязать его и помчаться по течению! Куда донесет вода? Может, до самого Бийска!..

А потом, спохватившись, с яростью принималась копать, и комки из-под ее заступа разлетались во все стороны.

Когда стемнело и ребята один за другим положили заступы, староста кружка юннатов Костя Кандыков обошел участок. Анатолий Яковлевич еще с засученными рукавами и с заступом в руке стоял у калитки будущего сада. Руководитель по физкультуре Григорий Трофимович, молодой, щеголеватый, сидел рядом на бревнышке, прислонив свой заступ к ноге. Костя подошел к ним.

– Анатолий Яковлевич, а, однако, неладно будет, – сказал он озабоченно.

Оба учителя посмотрели на него.

– А что же неладно, Кандыков?

– Вода далеко. Если весна сухая, поливать нужно как следует.

Анатолий Яковлевич пожал плечами:

– Ну, что же поделаешь? Можно бы, конечно, из нашего прудика воду брать…

– Нет, нельзя, Анатолий Яковлевич. Пруд у нас очень маленький. А мы же хотели туда мальков пустить…

– Так что же ты, Кандыков, предлагаешь? – вытирая травой свои испачканные землей желтые ботинки, спросил Григорий Трофимович. – То, что ты сказал, и без тебя известно. И раз выхода нет – значит, придется все-таки брать воду из Катуни.

Костя в его голосе почуял чуть заметную насмешку, и легкий румянец появился у него на лице.

– А я думал… Может, не из Катуни…

– Ну, ну! – живо подбодрил его Анатолий Яковлевич. – Ну, продолжай! Я, кажется, уже понимаю тебя. Ох, парень, ну ясная же у тебя голова! Я уже и сам об этом думал. Ну конечно, конечно, не из Катуни надо воду брать, а из Гремучего! Ведь это ты хотел сказать, да?