- Но как же?! - в исступлении кричал мелкий римский начальник на кельтском наречии. - Ты дал мне то, чего во мне не было и быть не могло! Это - чудо! А чудо доступно только Мессии и его апостолам!..

- Хм, - усмехнулся Мовшович, - нет никаких чудес. Все в этом мире естественно. И нет ничего сверхъестественного. Существует воздух, чтобы дышать. Существует вода, чтобы пить. Существует хлеб, чтобы есть. Все это творение Божье! И исцеление больных, и мгновенное обучение, и накормление пятью хлебами пяти тысяч - такое же творение Божье. А не чудо. Я пришел вам сказать, что - человек, частица Божья, и принести вам Его слово о творении человеком.

И в подтверждение слов Мовшовича засветились одежды его. И лицо его наполнилось светом. А вокруг головы распостранилось сияние.

32 В восторге смотрели жители Капернаума на преображение Мовшовича. И вдруг увидели, что вокруг головы каждого появилось пусть и слабое, но сияние. И каждый из них сквозь собственный свет увидел бесконечность пути, по которому предстоит идти каждому. Сегодня, завтра, вовеки веков. И в их земном скончании. И хоть неисповедимы пути Господни, но вряд ли Господь проложил их только для себя. Считать Господа столь расточительным несколько расточительно. Это очень удобное оправдание, чтобы не идти. Чтобы не искать те пути, по которым прошел Господь. Указывая этим путь и тебе.

И упали все на колени, и слезы умиления потекли из их голаз, и вознесли они молитву Господу. Который через Мовшовича открыл им путь к творению И вместе со всеми стояли на коленях Мовшович и учениками. И вместе со всеми молились Господу. Только Францисканец оставался на ногах.

- А ты что не молишься? - спросил его Мовшович.

- Видишь ли, Равви, - заменжевался Францисканец, -Господь наш Иисус сказал: "Ты же, когда молишься, войди в свой дом, закрой за собой дверь и молись там. Ибо о чем просишь тайно, Господь Воздаст тебе явно". Нет ли противоречия между словами Иисуса и твоей молитвой?.. Прости меня, Равви, я просто спрашиваю...

- Нет, сынок, никакого противоречия здесь нет. Если тебе очень хочется есть, ты ешь. Не выбирая между рестораном, харчевней или чайханой. Ты ешь там, где застал тебя голод. А желание молиться бывает сильнее чувства голода. И потом, Иисус говорил о тайной молитве, предназначенной для Господа. А не для людей. Коей молятся фарисеи. В набожности своей возвышая себя над другими людьми. А значит, и над самим Богом. А это, мил-человек, гордыня. Наша же молитва несет в себе гордость. Гордость за ощущение себя творением Господа. Его малой частицей. А потом, - добавил Мовшович, - где ты видишь свой дом?..

И Францисканец тут же рухнул на колени и вместе со всеми вознес слова благодарности Господу.

Пока они благодарили Господа, невдалеке от них стоял Некий человек и терпеливо ждал конца. Но так как конца благодарности не было видно и, добавим мы, не было слышно, то Некий человек приблизился и дотронулся до плеча ближнего ученика. Коим оказался бывший Владелец бесплодной смоковницы.

- Что тебе, человек, благодарю тебя, Господи, почему отвлекаешь меня да святится имя Твое, какая нужда привела тебя к нам, помилуй меня, Господи...

- Видишь ли, святой человек, сказал Некий, - у нашего тысячника заболел слуга...

- Вызовите доктора, прости меня, Господи, что вынуждают отвлекаться от общения с тобой... Доктора, доктора, я сказал...

- Слуга и есть доктор, - сказал Некий.

Эта беседа прервала благодарение остальных учеников.

- В чем дело? - спросил Мовшович.

- Видишь ли, равви, - отвечал бывший Владелец бесплодной смоковницы, у тысячника заболел слуга. И этот слуга - доктор. Во, смеху...

- А то, врачей лечить не надо? - обратно спросил Мовшович.

- Пусть сам себя лечит. Врачу - исцелися сам! - и расхохотался над придуманным им афоризмом.

Мовшович поднялся с колен.

- А ты кто будешь? - обратился он к Некоему человеку.

- Посланец к тебе, Равви, - признав в Мовшовиче учителя, сказал некий человек, - прослышав о тебе, тысячник приказал звать тебя. А если сам не пойдешь, привест исилой. - И Некий человек указал на стоящую невдалеке шеренгу солдат.

- Это интересно, - поднял брови Мовшович, - а если я не подчинюсь?..

- Власти надо подчиняться! - важно-почтительно сказал Некий. - Всякая власть от Бога.

- Кто сказал?

- Апостол Павел. В "Послании к римлянам", - со скрытым торжеством постравления сказал посланец.

- Я преклоняюсь перед мудростью Святого Апостола. Действительно, всякая власть - от Бога. Но и дождь тоже от Бога. Однако, при дожде мы либо укрываемся от него, либо раскрываем зонтик. А потом, напомни, где он это сказал?

- В "Послании к римлянам"...

- Вот видишь, парень, "к римлянам"... А я не римлянин. Так что, извини, я не подчинюсь тебе, Не подчинюсь силе власти. И власти силы. Я пойду добровольно. Понял разницу?

- Нет, - честно ответил посланец, - но мне важно, чтобы ты пошел. Что бы доктор был исцелен.

- О! - многозначительно поднял палец Мовшович. - А говоришь, что не понял... Ты понял главное. Чтобы человек был исцелен. А кто он: при власти или без нее не имеет никакого значения. Указывай дорогу...

33 И Мовшович с учениками, ведомый посланцем, пошли к дворцу тысячника, который (дворец) стоял на берегу моря. Посланец провел их по бесконечной анфиладе комнат, террас, прочих волюмниев и ввел их в залу. Где в роскошном кресле, белой тоге и венком на голове сидел тысячник. Около его ног, связанный по рукам и ногам корчился больной. Периодически он собирался с силами и харкал в удерживающих его слуг.

- Бесы, - сказал Крещеный Раввин.

- Бесы, - сказал Мулла.

- Бесы, - сказал Францисканец.

- Бесы, - сказали бывшие Прокаженный и Насморочный, Здоровый, Владелец бесплодной смоковницы, Трижды Изменивший и оба-два Книжника.

- Свихнулся, - подтвердили Жук и Каменный Папа.

- Я знаю, что надо делать! - воскликнул Францисканец.

- И что? - заинтересовался Мовшович.

- Изгнание!..

- Мудро... - кивнул Мовшович, - приступай. Твоя конфессия искушена в экзорсизме. Тебе и карты в руки. Приступай...

Францисканец встал на колени и стал горячо молить Господа об изгнании бесов из тела и головы больного. Он потел, сопел, сам колотился в судорогах. А все присутствовавшие с благоговейной заинтересованностью наблюдали за перепитиями экзорсизма.

Глаза больного стали вылезать из орбит и беспорядочно метаться в глазницах.

Выплеснувшийся изо рта язык мотался из стороны в сторону. На теле тут и там взбухали уродливые бугры. И наконец, после вопля Францисканца: "Молю тебя, Господи, пусть бесы покинут тела этого несчастного!" Вышеупомянутое тело лопнуло в тысяче мест. И зала заполнилась тысячами разнокопытных и разнополыми существ. И эти существа стали суетиться в каком-то немыслимом танце и перемещаться по телам присутствующих. И в главной зале дворца тысячника началась форменная хрестоматийная вакханалия. Слуги стали извиваться, многоязычно материться, изрыгать хулу на Господа. Совокупляться в самых немыслимых позах и сочетаниях. И вот уже не только в слугах, но и в учениках стало проявляться какое-то томление. И напрасно они осеняли себя крестным знамением. Не успевали они изгнать из себя одного беса, как его место тут же занимал другой. И только Мовшович спокойно сидел на полу и наблюдал за Францисканцем, которому из-за профессиональных качеств экзорсиста кое-как удавалось сопротивляться нежелательному вторжению бесов.

- Ну, - спросил Мовшович, - что делать будем?

- Нужно! - сопротивляясь из последних сил, прохрипел Францисканец, достать! Свиней!..

- Зачем тебе свиньи?

- Загнать! В них! Бесов!! А свиней! В море! По канону! - и обессилевший Францисканец почти пал под натиском бесов.

Мовшович поднял глаза к потолку и взглядом встретился с невидимыми глазами Бога.

- Ну что, Мовшович, - сказал он, - повторим эксперимент?..