а три года до официального выпуска (спустя двенадцать лет то бишь) произошло другое событие. Поспорили мы с противоборствующей группой, что сможем стащить у Черных дьяволов Белую жемчужину Саоки. Черные дьяволы – мафия. Жемчужина – величайшая драгоценность, похищенная у короля Великого Белого Двора. Конечно, шансы на успех были самые не значительные. Но в пылу спора (не будем упоминать, что я спорила больше всех) наговоришь, что и Луну с неба достанешь, а когда слово вылетело, уже не поймаешь. Вот так и у нас получилось. Зато если мы достанем эту Жемчужину, противоборствующая группа будет у нас в подчинении ходить, а если мы не принесем, они нас отдубасят. Немного не честно, но если брать расчет почти нереальность события, то очень даже честно. Ну, делать нечего мы собрались и пошли. Какой был наш план: поймать девять приспешников Черного Аввы (глава мафии) свинтить с них одежду и прийти на поклон к этому самому Авве. Ну, одежду то мы свинтили (не буду говорить как), а вот когда на поклон пошли... Было это так: – Я уже не могу в этом вонючем балахоне идти, – бурчала я. Мне как самой маленькой, конечно, выдали одежду самого щуплого, но она мне все равно была размеров на пять велика. – Терпи, Ринэлька, – попробовал поддержать меня Гордор. Я только отмахнулась от него. Спустя метров сто мои волосы опять распустились. Да что же это такое?! – Ри! Кому сказали капюшон надеть? – грозно спросил Дотил. Я скривилась, но снова забрала волосы в пучок и надела капюшон. Вонял он знатно. – Долго еще? – спросил Занир. – Почти пришли, – пробурчала я, покосившись на Грисика. Он не захотел оставаться в общаге и со мной увязался. Я предположила, что толк от него будет. Может он под шумок сможет Жемчужину свинтить? Наконец мы добежали до места обитания главы мафии. Постучались в ворота. Открыл нам их здоровенный детина. – Че надо? – в руке материализовался боевой шар, вместо дубины. – Мы на поклон к Авве, – пробаси Гордор. – Кто такие? Мои мальчики стали поглядывать друг на друга. Забыли. – Бандиты третьего района, – пробасила я. Получилось плохо. – А эт че за сопля? – спросил детина. – А-а-а, это брат мой, – сказал Нолуэн. – Че щуплый какой? – Да не обращай внимания, дурачком родился, – махнул рукой Эн. – Чт... – начала я грозно, но получила тычок под ребра. – Че мучишся убей да и ладно, – посоветовал дядя. – Да, я... э... – замялся Нолуэн. Парни опять стали оглядываться. Плохо дело. – Ну, давай я убью! – великодушно предложил охранник. – Да... не... на... э...э.... – залебезил мой «старший брат». – Да я быстро. У-у-у, дело пахнет жареным. – Что? – взвизгнула я. – Да ты знаешь кто я такая?! Одним легким движением руки скинула с себя балахон, Грисик по-быстрому расплел и взбил мне волосы. Грис же наколдовал мне новую одежду. И предстала я пред светлые очи детины в алой юбке а-ля секс-шоп, в топе-бюстгальтере тоже алом с черной шнуровкой, в черным сапогах на шпильке и с плеткой. Я предвидела такой поворот событий поэтому приготовилась. Дала Грисику силу созидания. И нарисовала, что от него нужно. – Я Аринава Ди’Этран, невеста Аввы! И если ты, наглый хмырь, не проведешь меня к моему жениху... Я замахнулась плеткой. На лице детины изобразился первобытный ужас. Наверное в первый раз видит истерящую мадаму в стрип-костюме. – Я готовилась, хотела сделать сюрприз, – причитала я, потом перешла на ультразвук. – А ты... Снова замахнулась плеткой. Охранник дернулся в суеверном ужасе и завыл. – Я не знал, простите, госпожа-а. – А ну не вой! Я тебя сейчас. Он заорал и убежал. Чего это он?! Мои парни ржут. Я подняла Гордера за шкирятник. – Чего ржешь? – Да ты... ик... себя... ик... ви... ик... дела? У них тут как раз ходят страшилки о деве мщения, называющей себя невестой Аввы, а тут ты... Ну, ты, Ринэлька, дае-е... ик.. шь! Я вздохнула. Не целилась, а попала прямо в яблочко! – Ладно, пошли! Вошли мы в ворота, я снова накинула балахон, по просьбам мальчиков. По эстетическим и вытекающим из них естественным причинам. Потом мы пересмотрели план и меня связали и понесли. Долго мальчики шли, а я ехала на Гордоре, пока нам снова не преградил путь охранник, уже другой. – Кто такие? Зачем к господину? – Мы привели хозяину величайшую драгоценность города. Госпожу Ди’Этран. Охранник заинтересованно покосился на меня. Я изобразила рыдания и истерику. Гордор аж забеспокоился. Значит, хорошо сыграла. Я пожала его руку мол, спокуха! – Ну, проходите. Я подала условный сигнал Грисику. А сама стала вырываться из рук Гордора. – Не рыпайся, – прошипел он. И вот понимаю, что так надо, но за грубость ответит. Потом меня бросили у ног Аввы. М-да. Я поднялась. Мужик с обезображенным шрамами лицом и диким взглядом. Страшно, аж жуть. – Ах, какая конфетка попала ко мне в руки, – сказал Авва. Я сглотнула. Что делать?! – Хозяин, – промурлыкала я. – Я живу, только что бы доставлять вам удовольствие. Чего вы изволите? Могу станцевать, спеть... – Танцуй, – велел Авва. Фух, я то думала, сразу будет к интиму склонять. Пронесло. – Не соблаговолите развязать руки? – прошептала я томно. Мужчина сжег их одним прикосновением. Применила силу созидания и создала себе восточный костюм со множеством полотен, которые прикреплялись к костюму, но падали, если начнешь интенсивно двигаться. Сила созидания была плоха тем, что созданное нужно поддерживать, тратить силу, но у меня выбора нет. Я стала мурлыкать себе под нос мелодию и извиваться в восточном танце. Авва и мои мальчики смотрели на меня во все глаза. Когда мой танец подходил к концу и на мне остались только бюстгальтер и почти прозрачная юбка с разрезами, наконец, увидела знак от Гриса. Плавно подошла к Авве наклонилась и поцеловала его, передав крошечную часть моей Тьмы. У нас нет времени пробивать его защиту. А такой способ либо его убьет, либо просто усыпит. Авва упал, а я крикнув: «Валим». Создала телепорт и прыгнула в него. Кто не успел, тот опоздал. Вылетели мы все вместе недалеко от университета. Вот это подфартило. Я сорвала с ближайшего парня балахон и, накинув на себя, перестала поддерживать костюм. Фух. Устала. – Грисик, ты взял жемчужину? – спросила я. Он отрицательно покачал головой. – Что? – вскрикнула я. Парни чуть не завыли. А этот маленький поганец открыл рот, а там Белая жемчужина. – Ах ты, паршивец, – буркнула я и отобрала жемчужину. Мелкий только ухмыльнулся. От меня вот так пакостить научился не иначе.  Жемчужину мы показали противоборствующей группе, и им ничего не оставалось, кроме как подчиняться с этого момента нам. Клятва дело серьезное. Жемчужину мы передали ректору и с самым честным видом (отдуваться пришлось мне, как обычно) я сказала, что нашла её под кроватью. Ректор понятно мне не поверил, но другую версию, я отказывалась говорить. И в день официального выпуска, случилось событие, опять выходящее за грань моего понимания. Конечно, не столь значительное, как кража жемчужины или обнаружение Грисика. Но все же. Мои волосы поменяли цвет на родной, шоколадный, который был в том мире. Сначала у меня была истерика (от счастья, жутко не нравилось быть блондинкой), а потом я ходила весь день счастливая. Меня мои ребята сначала не узнали, но потом сказали, что так мне идет больше. В конце дня я ревела, в три ручья из-за того, что нам нужно расстаться. Оказывается, Гордор едет во дворец. Я надеялась его увидеть там через пять лет. Все разъехались. И я тоже уезжала. Яромир мне сказал, что мне нужно уйти в горы и там обрести полный контроль над Тьмой. Он сказал, что я уже неплохо овладела ей, но все же не в совершенстве. Он сказал, что я смогу вообще отделять её от себя и превращать в смертельное оружие, которое ни с чем не сравнится. И я ушла.

Глава 11

                                                                                                                                              Пять лет спустя

Всегда можно понять терял ли человек близких ему людей или нет. А знаете как? По взгляду, он иногда становиться очень странным, направленный на что-то и одновременно ни на что. Человек видит окружающие его предметы, но не замечает их, потому что в это время он вспоминает родных, которых он потерял. Вспоминает минуты последней встречи или даже последние секунды их жизни. Вспоминает, и вспоминает... А знаете, что чувствует человек в эти минуты? Да практически ничего, кроме какой-то щемящей тоски, почти незаметной, но существующей. Чувства, которые ты испытываешь, когда умирает близкий человек, не такие, как написано в книгах, которые я читала. Нет прожигающей сердца боли, нет того крика: «Не умирай, я не смогу без тебя жить», нет рыданий и стенаний в первые минуты, и даже часы, все что написано – фальшь. Первое что ты чувствуешь, это непонимание, потом приходит такая слабость, что сложно поднять руку, появляется то потухающая, то вновь зажигающаяся надежда, что человек сейчас сделает вдох. Первый, такой важный вдох. Ты думаешь, сейчас он снова задышит... сейчас... вот-вот... И тут как приговор, спокойный голос медсестры: «Пульса нет». В голове пустота. Ни единой мысли, только слабость, гнущая тебя к земле. Первый вопросы: «Что вообще происходит», «Я сплю?», «Как понять, сплю я сейчас или нет?», «Если я сплю, то очень хочу проснуться». Тебя раздражают всхлипывающие родственники, мельтешащие туда-сюда врачи «Скорой помощи». Слез нет. Ты просто не понимаешь, что происходит, что бы заплакать. Как младенец, впервые упав, сначала осмысливает, что что-то изменилось в его ощущениях, что почему-то мама вскрикивает и бежит к нему. Значит, что-то не так. Потом до него доходит, что больно, и только потом появляются слезы. Также и здесь, слезы появляются, только когда ты видишь слезы других, когда понимаешь, что же не так. Но легче не становиться, а ты с садистским удовольствием вновь и вновь накручиваешь себя.  Спустя несколько часов появляется ощущение потери. Ты смотришь на прохожих и не понимаешь, как они ведут обычную жизнь, когда у тебя такое горе. Как они могут смеяться и улыбаться, когда у тебя глаза болят от слез? А потом бессонные ночи, потому что травмирована психика. Страшно, до ужаса, до дрожи, ответить на телефонный звонок и услышать, что умер еще кто-то. Почти истеричный смех, до боли в животе, потому что это тоже способ выплеснуть эмоции. Не знаешь, во что верить, потому что твой маленький мир внутри покачнулся. Что дальше с твоим любимым человеком? Рай? Ад? Бог? Ты веришь во что угодно. Черти? Призраки? Оборотни? Во все. Страх по ночам, боишься открыть глаза ночью, потому что вдруг кто-то притаился в комнате. Спустя месяцы ты вроде успокаиваешься, и тогда появляется этот странный взгляд. Воспоминания, которые иногда сопровождаются одной-двумя слезинками. Смерть меняет людей, делает их более задумчивыми. Вы спросите меня, откуда я это знаю? В восемнадцать у меня умерли мама и папа. Нет, не так, сначала мама, от инсульта, а папа не выдержал этого, у него инфаркт. Умер в моей комнате. Через девять дней после мамы. И хоть мне было восемнадцать, совершеннолетняя девушка, я не чувствовала себя взрослой. Родители обращались со мной, как с ребенком и мне это нравилось. Поэтому их потеря сильно ударила по мне. Я несколько раз хотела записаться к психологу, но вместо этого я с особым остервенением, стала читать. Я почти проглатывала книги. Благо было лето. Не нужно было учиться. И вот тогда, я стала мечтать очутиться в какой-нибудь книге. Накатывала тоска от невозможности сего действия. Вот так. В таких невеселых, почти философских рассуждениях проходила моя езда. Грисик прижался ладонью к моей щеке и передал мне нежность, а потом стер мою слезу. Все это время он спал у меня в кольце рук. Лошадью я управляла чарами.  Ближе к  вечеру, решила, что нужно поспать. Я спешилась и, расседлав лошадь, с помощью чар привязала её к себе, а потом решила, что просто хочу посидеть и полюбоваться на звезды. Я сидела так довольно-таки долгое время, пока не услышала стук копыт о дорогу. Я встала, протерла пальцами глаза, тем самым переключившись на ночное зрение, и всмотрелась в источник звука. Пять лошадей, пять всадников, маги... Тут один из них заметил меня и что-то крикнув товарищам, стал приближаться ко мне. – Ой, какая красота и без охраны, – чуть ли не пропел он. Его глаза похотливо блеснули. У меня уже десять лет назад прошли неконтролируемые приступы ярости, но злость на тех стражников, что остановили меня на границе, до сих пор осталось. А эти маги, так напоминали мне их. Поиграем, мальчики? Грис потер ручки. Мой малыш. Понимает. Я дождалась, пока маги подъедут ближе. Они слезли с лошадей и стали наступать на меня. Я сжалась и спросила то-о-оненьким голоском: – Кто вы? Что вы хотите? – а теперь немного срывающимся голосом, – Что вам нужно? – Немного развлечемся и отпустим тебя, крошка, – проурчал один из магов. Ага, сейчас. Я вновь применила свою маленькую хитрость, что бы вызвать слезы, и закричала: – Не-е-ет! Не трогайте меня! – попыталась убежать, меня ожидаемо перехватили и прижали к себе. Затем козел, схвативший меня, направил свою конечность в сторону моей груди. У-у-у, мужик, я хотела немного еще поиграть, но раз вы такие напористые, то, чур, я не виновата. Я позволила тьме слиться со мной. Растаяла, вновь материализовалась за магом, и прошептала ему в ухо: – Не ожидал, сладкий? Маг остолбенел, остальные тоже находились в некотором шоке и ступоре. Я раскрыла ладони, и темные веревки полезли ко всем мужчинам и связали их. Это произошло в одно мгновение, поэтому маги, не успев опомниться, уже были обездвижены. Эти выродки с диким ужасом в глазах смотрели на меня. Да-а-а. Бойтесь меня, насильники несчастные! Я подошла к тому, который первый подъехал. – Страш-ш-шно? – прошипела. Он замычал. Я повернулась к его соседу. – И тебе-е страш-шно? Он тоже замычал. Я выпустила еще несколько веревок, которые завязались на горле у ублюдков. Я сжала руки в кулаки, тем самым завязав удавки сильнее. – А вы-ы не думаете, как было бы страш-ш-шно беззащ-щ-щитной девуш-ш-шке, оказавш-шейся на моем мес-сте, тва-ари? – прошипела я снова. Они захрипели. Я ослабила петли на их шее. Подошла к одному и, используя тьму, приподняла его, так что бы его глаза были напротив моих. – Вы заслуж-живаете самой мучительной с-с-смерти, за то, что хотели с-сделать, но я щ-щ-щедр-р-рая. Я отпустила гада, и он упал, как мешок с картошкой. Я с неким трудом пробила защиту магов, закрыла глаза, нашла опоясывающие их головы красные ниточки. Потянула за ниточки каждого, а затем стала вплетать в них свои, темные, при этом говоря слова проклятья. – Если вы хоть раз, еще хоть раз, даже подумаете о том, что бы изнасиловать кого-то, вас сначала пронзит боль во всем теле, потом у вас начнут гнить все, ВСЕ, конечности, а потом постепенно отвалятся. Это все будет сопровождаться мучительной болью, потом из вашего тела полезут черви. Они сначала будут копошиться под кожей, а затем проедать проход наружу. Когда последний червь вылезет, вы умрете. Я отпустила теперь уже черно-красные нити и открыла глаза. Конечно, такой вид проклятий доступен только тем, кто владеет первородной тьмой. Его нельзя снять, потому что это уже даже не как проклятье, а как установка организма. Я осмотрела мужчин. Они выглядели немного пришибленно. А я еще не закончила. Захотелось оставить им небольшой подарок-напоминание обо мне. Я подошла к одному из них, взяла его за руку, прижала к его запястью большой палец и выжгла на его коже: «Р». Я сделала так со всеми. – Только подумайте о том, что бы меня найти и метка наградит вас просто адской болью, до потери сознания. Понятно? Я приказала веревкам из тьмы отпустить их к утру, а сама с сожалением опять запрягла лошадь и поехала дальше. У-у-у. Козлы! Все настроение испортили! Грис потрогал меня за плечо, посмотрела на него. Он скривил мордашку, сложил ладошки и положил на них голову, а потом отрицательно замотал головой. – Да, Грисик! Мало того, что настроение испортили, так еще и поспать не дали!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: