Я доедал последнюю из двух, когда вдруг рядом сквозь музыкальный шум услышал: «Наглец!» и беглый треск пяти или шести пощечин.

- Эй, парень, - сказал я. - Оставь-ка девушку в покое.

Музыка как раз умолкла, и мои слова прозвучали, видимо, громче, чем нужно, Вокруг меня стало заметно свободнее: кто ступил шаг назад, кто просто отодвинул локти, нашлись такие, кто даже слез с табурета. В общем, стало гораздо просторней, я понял почему, но не успел насторожиться: на опустевший табурет взобралась девица с фиолетовыми волосами, каждый локон которых уложен был тщательно, не без изящества, но как-то уж очень по-кондитерски - гладко и клейко.

- Спасибо, друг, - сказала она, подмигнув мне подкрашенным глазом.

- Пожалуйста. Только, наверное, не за что.

Плащ-куртка ее густо разрисована космическими кораблями и звездами. Кораблей, по-моему, больше.

- Со мной тебе бояться нечего, - заявила она. - Гек вспыльчивый парень, но если я захочу, он ходит на полусогнутых.

- Я не боюсь. Как тебя зовут?

- Ирена. А тебя?

Я сказал. От нее исходил сладковатый, приятный запах духов.

- Груш хочешь? - спросил я с надеждой.

Мне хотелось груш, а вместе с девушкой я свободно мог себе это позволить. Ирена согласно кивнула. Лакомиться грушами на глазах у вспыльчивого Гека - в этом было что-то от старояпонского харакири. Ирена, наверное, не знала, что такое харакири, но что такое женская месть, она понимала отлично.

Мы пили тативак - довольно крепкий коктейль, который пьют одновременно из двух бокалов через две соломинки. Ели груши и переглядывались. Ирена заговорщически улыбалась.

- Тебе нравится тативак?

- Да, мне нравится тативак.

- А я тебе нравлюсь?

- Конечно.

Я сказал правду. Кроме тативака и груш, мне нравятся девушки, которые умеют ответить на грубость пощечиной. И вообще, мне нравится сегодняшний день. Потому что такие безмятежные дни выдаются не часто. И еще потому, что я знал, вернее, предчувствовал, что этот день окончится вовсе не безмятежно. Из-за свертка, на который я опирался локтем…

- Ты неплохо говоришь по-польски, - сделала мне комплимент Ирена, который, впрочем я вряд ли заслуживал. - Ты из «Аквариума»?

- Да, что-то в этом роде.

- Как ты находишь Бегги Флор?

- Она восхитительна.

- Фи, у нее слишком худые и длинные ноги.

- Да, есть немного… - пошел я на попятную.

Я никогда не видел Бегги Флор, но слишком худые и длинные ноги мне в самом деле не нравились.

- А-а, догадалась! - Ирена хлопнула в ладоши. - Ты летчик лунной флотилии. Не спорь, это тебе не поможет!

Я спорить не стал. Изобразил на лице готовность быть кем угодно.

- Потанцуем? - спросила Ирена. - Ты умеешь ба-да?

Я посмотрел в зал: танцевали попарно, взявшись за руки, на прямых, как ножницы, негнущихся ногах.

- Пойдем. Это я сумею.

Мы танцевали, пили шампанское и опять танцевали. Ба-да - примитивный танец, но было весело. Потом кончился дождь и народ повалил из кафе. За опустевшей стойкой мы с Иреной выпили еще по бокалу шампанского и тоже направились к выходу. У выхода нас встретил Гек. Один. Я почему-то думал, что он будет поджидать меня со своими друзьями.

- Иренка, - сказал Гек. - Иренка, с кем ты связалась… Я узнал его, - он ткнул в меня пальцем, - это человек-каракатица.

Такого оборота я не ожидал. Наверное, Гек читает газеты, и, наверное, ему попадались газеты, в которых был помещен наш с Боллом «семейный» портрет, а под портретом… Чего там только не было под этим портретом.

Веселье кончилось, на меня смотрели любопытные глаза Ирены. Лучше бы Гек затеял драку.

- Я кое-что забыл в кафе, - сказал я Ирене. - Подожди меня, если хочешь, я скоро вернусь.

Сверток лежал на стойке рядом с пустыми бокалами. Я хотел спросить двойную порцию коньяка, раздумал и выпил шампанского.

У выхода, как это и должно было быть, меня уже никто не ждал. Я подошел к обочине шоссе и стал высматривать такси. Меня окликнули сзади - голос похож на голос Ирены. Оглянувшись, я увидел, что это не Ирена. Незнакомая девушка сунула мне в руки бумажный листок и молча удалилась. У нее были длинные, но вовсе не худые ноги.

Я взглянул на листок. Записка: «Новая, 77, квартира 9. Ирена». Подкатило свободное такси.

Я сел на заднее сиденье, сказал: «Поехали прямо», разорвал записку на мелкие кусочки. Опустил стекло и высунул руку наружу - встречный ветер мгновенно сдул бумажные хлопья. Потом я снял трубку радиотелефона и набрал помер.

- Слушаю, - ответила трубка густым баритоном.

- Это институт архитектуры?

- Да, это институт архитектуры.

- Мне нужен отдел экспериментального строительства.

- Телефон, номер которого вы набрали, как раз находится в этом отделе, - терпеливо пояснил баритон.

- Простите, я не был в этом уверен. Мне нужен один ваш сотрудник…

- Нам просто повезло, что вам не понадобились сразу все, - иронически заметил баритон.

- Успокойтесь, - ответил я, - вам это и не угрожало. Мне нужна Ружена Ковальская.

- Ружена?..

- Да.

Пауза затянулась. Я ждал. Было слышно, как в трубку дышит человек.

- Сейчас, - сказал баритон. И обращаясь уже не ко мне: - Тебя тут спрашивают.

- Слушаю, - сказал приятный женский голос.

Я почему-то растерялся. На секунду, не более. Наверное, было в этом-голосе что-то такое, отчего я растерялся, но что именно, я не мог уловить.

- Ружена Ковальская у телефона.

- Здравствуйте, Ружена… Мне нужно с вами поговорить. Но не по телефону, а… как-то иначе.

- Кто вы?

Я назвал себя. Пауза. И наконец, как эхо, ответное:

- Соболев…

Это было произнесено без восклицания и так тихо, что я почти не услышал окончания своей фамилии. И вдруг:

- Игорь Соболев?

Голос разительно изменился. Это было так, словно неподвижно сидевшая птица вдруг встрепенулась. Теперь я понял, отчего растерялся вначале: в интонациях голоса меня поразило неестественное, глубокое, как океанская бездна, спокойствие.

- Да, он самый. Я хотел бы встретиться с вами.

- Я сейчас… быстро… - Голос стал порывистым и торопливо-ломким. - Я через несколько минут… Но где?

- Где вам будет удобно.

- Я не знаю, где вы есть!.. Вы далеко от приморского парка?

- Не имею понятия… Впрочем, в моем распоряжении машина, я найду.

- Ждите меня у фонтана Жемчужная раковина.

- Хорошо. Приморский парк, Жемчужная раковина. До встречи…

Фонтан Жемчужница венчал широкую каменную лестницу, ведущую на набережную и дальше, прямо к воде.

Отсюда открывался великолепный вид на залив, усеянный белыми парусами яхт. Я смотрел в зеленоватый морской простор и думал, что она вот так же стояла на верхней ступеньке, глядя на море с тяжелым предчувствием, упрямо ждала. И не дождалась…

Фонтан бездействовал. В чуть приоткрытых мраморных створках жемчужницы тускло мерцал металлический шар. Пасти четырех дельфинов, откуда когда-то били упругие, твердые струи воды, покрыты ржавым налетом. Я гладил дельфинью лобастую голову, пытаясь составить в уме удобные фразы из обтекаемых слов. Фразы не складывались, слова расползались, как этот ржавый налет, и нарастала смутная уверенность, что любые слова утешения здесь ни к чему и что вообще я приехал сюда не для этого. А для чего - никто не мог бы ответить, даже я сам и даже самому себе. Просто я должен был приехать сюда, увидеть ее, о чем-то поговорить. О, бездна, если бы я знал для чего и о чем!..

От фонтана веером уходили в глубину парка аллеи. Там над кронами деревьев возвышались башни строительных кранов и новые здания, сверкающие огромными проемами стекла. Строгое изящество архитектурных линий, устремленность ввысь. И было в них что-то от готики старинных польских костелов. Плоды архитектурного эксперимента… Плоды, которые, возможно, помогала вырастить Ружена. И мне вдруг пришло в голову, что эти странные здания и безлюдье старого парка как-то связаны с тем обстоятельством, что она назначила встречу именно здесь; и я уже видел в своем воображении бледную строгую даму в длинных и черных одеждах, вуаль на лице, в мраморно-белой руке янтарные четки… Стоп! А эти дельфины, лестница к морю, вид на залив? Ну вот, а ты - «вуаль, янтарные четки»… Наваждение рассеивалось. Я ведь заранее знал, что эта встреча потребует известного нервного напряжения, и не то, чтоб я струсил, но в последний момент мне стало не по себе, вот и все. Это пройдет.