- Вперед, - подталкивает старлей.

Перепрыгиваем тело и вскоре оказываемся на позиции. Здесь два убитых солдата лежат лицами вниз.

- Отбивайтесь от сюда, - кричит Травкин и убегает по извилине окопа дальше.

Чеченцы совсем рядом, метров в двадцати и я сам очень удивился, когда очередью подломил двоих. Мы кидаем гранаты и тут Шпора сбивает меня с ног и мы валимся на дно окопа. Опять грохот и земля поехала в сторону.

- Стреляй, - рычит Шпора.

Мы распрямляемся и опять садим очереди в эти мельтешащие у окопов фигуры.

Наступившая темнота, прервала наступление чеченцев и мы усталые валимся на песок.

- Старлей, выпить хочешь?

- Иди к черту.

- А ты ничего, неплохо для новичка.

- Давно здесь?

- Пятый месяц.

По окопу идет Травкин.

- Шпора, возьми , возьми Новикова и оттащи погибших ребят в яму. Оружие собери. Как у вас с патронами?

- Здесь пол цинки от ребят сохранилось, - говорит Шпора.

Я осматриваю свои рожки и с удивлением вижу, что они пусты.

- У меня ничего.

До чего же быстро я расстрелял четыре диска.

- Хорошо. Шпора, возьмешь еще цинку в хранилище. Старший лейтенант, пойдемте со мной.

Бродим по окопам, где Травкин отдает встречным солдатам распоряжения и наконец, доходим до блиндажа. Капитан с перевязанной рукой сидит за столом.

- Валера, какие потери?

- Шесть убитых, семь раненых, не считая тебя. Прапора тоже нет.

- Жаль. Неплохой все же мужик был. Как наши уголовнички?

- Ничего. Хочешь жить, умей вертеться. За те несколько месяцев, что они здесь, пообтерлись немного, даже Хромов неплохо вел. Лучше скажи, как подмога?

- Застряли. В Аргуне ведут переговоры, а с другой стороны стоят и не могут продвинуться из-за плотного огня. Авиация подняться не может в воздух из-за низкой облачности.

- Значит завтра день неудач. Патронов осталось мало.

Этот день завтра начался с девяти часов, когда чеченская артиллерия начала долбить наши позиции. Тонкие пукалки двух зарытых бронетранспортеров не могли устоять против длинных сигар "града" и вскоре один накрылся.

На Шпору рухнула стена окопа и я руками пытался его откопать. Наконец голова вылезла из песка и после пары оплеух, вздохнула. Я выволок его за плечи из обвала и, найдя флягу, влил глоток спирта с полу сжатый рот. Глаза раскрылись и Шпора сел.

- Ну ты даешь.

- Стрелять можешь?

- Сейчас. Башка чугунная.

Артиллерия кончила долбать наши полуразрушенные окопы и вопли атакующих понеслись к нам. За первые пол часа, даже прицельными короткими очередями, я высадил все патроны и, сидя над цинкой, набивал рожки. Чеченцы прорвали полосу огня и вышли к окопам. Стреляю почти в упор. На меня валится человек, я отскакиваю, но он не шевелится на дне окопа и последние пол диска веером всаживаю в эту редкую цепочку врагов. Штыка у меня нет и первый чеченец, прыгнувший в окоп, напоролся на ствол автомата, он согнулся на песке и, выронив автомат, принялся блевать кровью. Удар в спину, перекидывает меня через него. Молодой мальчишка, лет 18, саданул мне прикладом в спину. Я вскочил и вцепился в его оружие, под нашими ногами блюет чеченец. Вдруг, мальчик выпрямляется, ноги его подламываются и он падает вниз, автомат остается у меня в руках. Шпора со штыком в руке стоит и с удивлением глядит на дно окопа.

- Ну, летчик, ты даешь.

- Патроны есть?

- Не гоношись, чеченцы отступают.

В окопах много раненых и убитых солдат наших и врагов. Мы идем со Шпорой, перепрыгивая через валяющиеся тела, и нарываемся на человек пять живых, во главе с сержантом Хромовым, оживленно ругающихся матом. Хромов видит меня, его скулы сжимаются.

- Ну что, сука, смотришь на погибших ребят. Это из-за тебя они сдохли в этой дыре.

- Сержант, возьмите себя в руки.

- Ах ты, дерьмо.

В руках у Хромова оказался штык. Я вырвал из кобуры пистолет и снял предохранитель.

- Не балуй...

Но в это время кто то из стоящих за спиной Хромова бросил кинжал и он воткнулся мне в левое плечо. От боли я нажал на курок и сержант, выронив штык, упал на песок.

- Ни с места, - зверею я, обращаясь стволом к оставшимся пятерым. - Кто кинул нож?

Молчание. И вдруг из-за моей спины Шпора говорит.

- Ну что, Миша, допрыгался. Не надо в него стрелять, старлей, мы сами с ним разберемся.

К месту происшествия прибежал Травкин.

- Почему здесь выстрелы?

Он видит всю сцену.

- Отставить, старший лейтенант. Я сам разберусь. Спрячь пистолет.

Я с трудом запихиваю пистолет в кобуру. Травкин подходит ко мне.

- Шпора, держи старшего лейтенанта за плечи.

Шпора крепко держит меня. Травкин цепляется за кинжал и вдруг резким рывком выдирает его из тела. Он рассматривает рукоятку.

- Миша Х. Ну что же, Хитров, мне с тобой делать?

- Ничего не надо с ним делать, товарищ старший лейтенант, - говорит Шпора, еще держа меня за плечи, - мы с этим, жополизом, сами разберемся. Сейчас каждый человек дорог на позиции.

- Хорошо. Разбирайтесь сами. Летчик, как себя чувствуешь?

- Как после сковородки по голове.

- Сейчас сан инструктор подойдет, потом приходи в блиндаж.

В блиндаже на нарах лежит капитан. Я дотрагиваюсь до его плеча.

- Товарищ капитан...

И вдруг отдергиваю руку, у капитана черное лицо и ледяная кожа.

- Капитан...

- Его убили, - раздается голос у двери.

Травкин бросает автомат на стол.

- Кто?

- Черт его знает, но нашим уголовникам он, по-моему, не мешал. Еще один такой напор и нам хана. Выбито половина блокпоста.

В блиндаж вбегает солдат.

- Товарищ старший лейтенант. Чечены парламентера выслали.

- Вот черт. Летчик сиди здесь, я сейчас.

Через двадцать минут Травкин возвращается.

- Три часа отдыха.

- Что такое?

- Им надо трупы забрать.

Миша пришел в себя. Я сижу на нарах в его ногах.

- Как мы здесь очутились? - спрашивает он.

- Стингер задел наш вертолет.

- Я же имитаторы включил...

- Ты все сделал правильно, но не повезло... Я говорил с медиком. У тебя два перелома ребер и вывихнуто плечо.

- Знаю. Ребята говорят..., вам там тяжело...

- Паршиво. Подмога застряла и не может подойти.

- Ты мне автомат, на всякий случай, подкинь...

- Хорошо. У нас патронов мало. Дам только один рожок.

К вечеру опять началась атака и тут знакомый гул прорвался с небес. Почти задевая землю шли мои вертолеты. Дудаевцы сразу запрыгали и я увидел, как земля вздыбилась на их позициях. Вертолеты улетели на базу, а у нас изредка постреливают.

- Теперь, будут зализывать раны, - говорит Шпора. - Как плечо?

- Болит.

- Ты посиди здесь, чечены очухаются часа через два.

Я прислоняюсь к стенке окопа и дремлю. И вдруг кто-то закричал.

- Машины. Машины пошли.

Солдаты выскочили на бруствер.

- Что происходит? - удивляюсь я.

- Это значит чечены ушли и движение на дорогах восстанавливается. Пошли первые легковушки.

- По моему, - рядом стоит Шпора, - наши наконец то прорвались и идут сюда.

Действительно через час первые разведчики появились у блокпоста.

Снова я у своих. На первых порах, подлечиваюсь и жду, когда пришлют новый вертолет. Боря уже летает и мне приходиться встречать и провожать своих друзей. По прежнему жаркие дебаты в курилке.

- Ну как так можно, - возмущается Воронов, - какой то паразит Басаев, Радуев могут уничтожать наших женщин и детей, прикрываться нашим мирным населением, а мы должны здесь посылать каждому бандиту поцелуй, когда он идет в обнимку с чеченской бабой.

- Самое смешное, - поддерживает Тихомиров, - американцы, англичане и французы только пожурили бандитов за эти рейды, а у нас за убитую дохлую корову сразу вой на всю вселенную.

- А наши то хороши. Вся эта депутатская сволочь полезла в заложники к бандитам. Ах, какой трогательный жест, бедному бандиту надо уйти на свою территорию.