Торговый дом «Клиффорд и Компания» принадлежал к числу крупнейших в городе. Многочисленный персонал служащих контор и других отделений, просторные помещения, а также царившее там деловое оживление – все это свидетельствовало о большом значении этого предприятия, хозяин которого занимал очень высокое положение в местном деловом мире.

Густав Зандов, который в будущем должен был разделять это положение, а пока довольствоваться скромным местом волонтера-ученика, приступил к своей новой работе, но не проявлял особого восхищения ею. Брат с неудовольствием заметил, что он смотрит на все, как на какое-то развлечение, забаву, где его привлекали новизна и необычность. Густав все еще не проявлял серьезности и солидности будущего хозяина, наоборот, он вовсю пользовался той свободой, которую позволяло ему положение волонтера. Достопримечательности города, его окрестности и развлечения, вероятно, больше интересовали его, нежели контора брата. Последний со своей обычной резкостью намекал на это и требовал большего внимания к делам. Густав признавал его правоту во всем, но регулярно делал лишь то, что ему нравилось, противопоставляя всем упрекам настойчивое утверждение, что он – пока лишь гость и должен освоиться с новыми условиями.

Между ним и мисс Клиффорд установились своеобразные полувраждебные-полудоверительные отношения. По существу они были воинственно настроены друг к другу, и Джесси делала все возможное, чтобы удержать эти отношения в таком состоянии. Но это доставляло ей немало трудностей, так как противник проявлял такое повиновение и любезность, что нельзя было хоть что-либо возразить против них. Очевидно, его отнюдь не испугала та, по правде сказать, не особенно лестная оценка его характера, которую услышал от Джесси при первом же знакомстве. Напротив, он был сама внимательность с ноткой учтивости члена семьи, и Джесси с ужасом заметила, что по-настоящему началось развитие сватовства, которого она решила во что бы то ни стало избежать.

Прошла почти неделя со времени приезда Густава на виллу Клиффордов. Было еще утро, только что покончили с завтраком. Густав описывал Джесси какое-то приключение, случившееся с ним во время путешествия, и делал это с такой живостью и в таких блестящих красках, что Джесси, против своей воли, вся была захвачена рассказом. В отличие от нее, Франц Зандов, просматривая какие-то деловые заметки в своей записной книжке, слушал лишь вполуха и, когда брат закончил, насмешливо сказал:

– Право, можно подумать, что все путешествие ты предпринял лишь ради того, чтобы собрать материал для своих милых статей по вопросам политики и искусства. Ландшафты, здания, жизнь народа – все ты изучил, а о деловых отношениях, которые должен был завязать, нет почти ни слова. Правда, побывал ты везде, куда я направил тебя, снабдив рекомендациями, но, по-видимому, ты занимался с нашими деловыми партнерами лишь обедами да разговорами о политике.

– Да не говорить же за едой о делах! – воскликнул Густав. – Это удовольствие доставляешь своим гостям только ты! Я думаю, ты признал бы замечательным изобретением полную отмену сна и еды. Сколько деловых часов выиграло бы от этого несчастное человечество!

Джесси с некоторым испугом взглянула на своего опекуна. Она знала, что тот слишком чувствителен к подобного рода вещам.

Густаву это тоже было известно, но тем не менее он ежедневно говорил подобное в лицо брату. Он вообще великолепно умел парировать властное и подчас оскорбительное обращение Франца, так что никогда не казалось, что именно он лично получал выговор и нагоняй. Зандов, который не был силен в словесных боях, обычно быстро скрывался от его насмешек. Так вот и теперь он встал и, захлопывая записную книжку, саркастически произнес:

– Ты, Густав, во всяком случае, не принадлежишь к категории «многострадальных», ты делаешь себе свою новую профессию очень легкой. Ах да, кстати, перед тем как ты возвратишься в контору, я хотел бы сперва поговорить с тобой в моем кабинете. Вопрос идет о деловых связях в Нью-Йорке.

– Я сейчас приду, – заговорил Густав, однако после того, как его брат ушел из комнаты, остался сидеть и обратился к Джесси: – Мисс Клиффорд, видели ли вы когда-либо такую одержимость, какую проявляет мой брат? За завтраком он вносит деловые заметки в свою записную книжку, за обедом изучает биржевые курсы. И я убежден, что он даже во сне обдумывает сделки.

– Да, он неустанно работает, – ответила Джесси, – и требует того же от других. Не заставляйте его ждать вас, очевидно, речь идет о чем-то очень важном.

Однако Густав не обратил решительно никакого внимания на этот достаточно прозрачный намек на то, чтобы он удалился, и спокойно произнес:

– Речь идет о фирме «Дженкинс и Компания» в Нью-Йорке. Эта милая фирма буквально-таки осаждает нас письмами и телеграммами по поводу одной совместной сделки, которую она предлагает нам. Для меня обсуждение этого вопроса неспешно, а мой брат очень терпелив, раз знает, что я нахожусь в вашем обществе.

Это была правда. Франц Зандов всеми способами поощрял общение Густава с Джесси, прощая ему даже неаккуратность. Однако это замечание было принято девушкой весьма неблагосклонно, и она сочла за лучшее в ответ промолчать.

– Кроме того, я так желал бы хоть раз поговорить с вами наедине, – продолжал Густав. – Все последние дни мне не удавалось для этого найти случай.

Единственным возражением, сорвавшимся с уст Джесси, было холодное, протяжное «Да-а?» Значит, все-таки! Едва прошла неделя с момента появления здесь этого человека, как он уже осмеливается выступить со своим предложением, несмотря на ее отрицательное отношение к нему и достаточно ясно выраженное нежелание продолжать разговор. Невзирая на все это он хочет попытаться реализовать тот «деловой договор», который обещает ему ее руку богатой наследницы, и делает это с таким невозмутимым спокойствием, как будто имеет на то полное право! Джесси возмутилась.

Между тем Густав снова заговорил:

– Я хочу обратиться к вам с просьбой, выполнив которую, вы бесконечно обяжете меня!

Джесси сидела неподвижно, словно высеченная из камня, и весь ее вид не оставлял никакого сомнения в том, что она вовсе не расположена «бесконечно обязать» просителя. Она собрала всю свою энергию, чтобы с необходимой решительностью парировать предложение, которое неминуемо должно было последовать. Однако Густав, словно не обращая на это внимания, произнес с самой любезной улыбкой:

– Речь идет об одной молодой соотечественнице.

– О… соотечественнице? – повторила Джесси, до крайности пораженная этим неожиданным оборотом разговора.

– Да, об одной молодой немке, с которой я познакомился во время переезда через океан. Мы путешествовали на одном и том же пароходе. Она совершенно одна ехала в Нью-Йорк к своему родственнику, пригласившего ее, сироту, пожить у него. На берегу же выяснилось, что этот ее родственник неделю тому назад скончался и бедняжка осталась одинокой, без помощи и защиты в чужой ей части света.

– И вы приняли в ней участие? – с некоторой резкостью спросила Джесси.

– Конечно! Я отвез ее в одну немецкую семью, где она на первое время нашла себе приют. Но долго оставаться там она не может; ей необходимо позаботиться о средствах к существованию. Однако девушке, едва достигшей шестнадцати лет, да к тому же не имеющей никаких рекомендаций, крайне трудно, вернее сказать, невозможно в переполненном безработными Нью-Йорке найти место воспитательницы или компаньонки. В вашем городе много легче добиться этого, в особенности, если рекомендацию даст ей такой уважаемый дом, как Клиффордов. Вот я и прошу вас оказать этой молодой девушке гостеприимство на несколько недель, пока она найдет себе место.

Джесси обычно всегда была готова по мере своих сил оказывать помощь нуждающимся, и каждая соотечественница ее матери могла заранее рассчитывать на ее содействие, но обращение к ней Густава Зандова с подобной просьбой вызвало в ней недоверие. По ее мнению, он вовсе не был человеком, способным бескорыстно принимать участие в ближнем. Без сомнения, этот эгоист руководствовался еще и другими мотивами, а потому она сдержанно ответила ему: