Он глубоко вдохнул, качнув бинокль с корабля на остров, лежащий позади. В поле зрения попали сарай для оборудования, дорога, ведущая от берега к шахте. По склону холма протянулся большой шрам, там котором работали тяжёлые машины. Рядом было нечто, что могло оказаться бассейнами для выщелачивания. Но и тут — обман. Не было ни распылителей, ни промывных работ, которые доказали бы, что ведётся мытьё золота. Аккуратная операция, если не считать бассейнов. Слишком уж аккуратная, кстати. Он вырос в горнорудном лагере на севере и знал, как они выглядят.

Сейчас команданте всем сердцем чувствовал, что американцы роют не золото. И любой дурак мог бы догадаться, что не железную руду. Больше чем на что-либо иное, это похоже на выработку алмазных трубок. Но если американцы разрабатывают алмазы, почему они приплыли на таком огромном судне? От всей их операции, с начала и до конца, прямо-таки несло двуличностью.

Валленар поразмыслил, может ли эта работа иметь отношение к легендам острова, к старым мифам яган. Он смутно припомнил, как однажды в баре borracho, Джон Паппап, понёс вздор о каких-то легендах. Попытался вспомнить, о чём шла речь: что-то насчёт сердитого бога и его сына, который убил брата. Когда он получит Паппапа в свои руки, будьте уверены, последнее, что сделает метис в своей жизни — расскажет ему всё, что знает.

Приблизились шаги, затем рядом с ним оказался oficial de guardia, вахтенный офицер.

— Команданте, — отдавая честь, сказал он. — Из машинного отделения передали, что все двигатели готовы.

— Очень хорошо. Держите курс ноль-девять-ноль. И, пожалуйста, пришлите ко мне господина Тиммера.

Офицер снова отдал честь, затем обернулся и покинул обзорный мостик. Валленар помрачнел, наблюдая за тем, как моряк удаляется по металлической лестнице. Пришли новые приказы; как обычно, они сводились к очередному бесполезному патрулированию всеми покинутых вод.

Он засунул здоровую руку в карман пиджака и нащупал камешек, который вернулся с письмом. Чуть больше сливы. И, однако, Валленар был уверен, что в камне скрыт секрет того, чем именно занимаются американцы. Те вытащили какую-то информацию из прибора разведчика и его сумки с камнями. Достаточно важную, чтобы прислать в это отдалённое, опасное место груду денег и оборудования.

Валленар плотно зажал камень в кулаке. Ему требовалось узнать то, что знают американцы. Раз ему не смог помочь этот слабоумный геолог из университета, он найдёт кого-нибудь, кто сможет. В Австралии имеются несколько лучших на свете геологов. Именно туда он и отправит камень, срочным экспрессом. Они разгадают секрет, который в нём скрыт. И тогда он узнает, что разыскивают американцы. И будет знать, как действовать.

— Сэр! — Голос Тиммера вторгся в его размышления.

Валленар бросил взгляд на подтянутую фигуру мужчины, стоящего в напряжённом внимании, бросил взгляд на синие глаза и обесцвеченные солнцем волосы, на безупречную форму. Oficial de Comunicaciones Тиммер выгодно выделялся даже в команде, вымуштрованной на мгновенное, инстинктивное повиновение. Его мать приехала в Чили из Германии в тысяча девятьсот сорок пятом; прекрасная женщина, культурная, чувственная. Тиммер воспитан в дисциплине. И использовать силу ему не впервой.

— Вольно, — сказал Валленар, его голос смягчился.

Тиммер едва ощутимо расслабился.

Валленар сложил руки за спиной и бросил взгляд на безоблачное небо.

— Мы направляемся на восток, — сказал он. — Но вернёмся сюда завтра. Ожидается плохая погода.

— Да, сэр, — ответил Тиммер, продолжая смотреть прямо перед собой.

— На этот день у меня есть для тебя задание. В определённой степени оно связано с риском.

— Не терпится его услышать, сэр.

Команданте Валленар улыбнулся.

— Я знал, что тебе не терпится, — сказал он с еле заметным оттенком гордости в голосе.

МакФарлэйн помедлил у внешней двери в бортовой госпиталь «Рольваага». Сколько себя помнил, он всегда испытывал нездоровый страх перед больницами и кабинетами врачей — перед любыми местами, которые намекают на смертность. Приёмная судового врача на «Рольвааге» лишена даже того ложного чувства спокойствия, которое подобные места обычно пытаются излучать. Ни тебе замусоленных журналов, ни потрёпанных картин Нормана Роквелла. Единственная декорация — огромный плакат из медицинского училища, полноцветно и в деталях показывающий различные заболевания кожи. Здесь так сильно пахло спиртом и йодом, что МакФарлэйн поверил в то, что странный пожилой доктор, должно быть, моет ими пол.

На какой-то миг он растерялся, чувствуя себя преглупо. «С этим можно обождать», — подумал он. Но затем, глубоко вдохнув, МакФарлэйн понял, что продолжает идти по помещению и уже входит в длинный коридор. Он остановился у последней двери и постучал по косяку.

Капитан Бриттон и доктор были внутри, тихо обсуждая диаграмму, что лежала на столе между ними. Брамбель откинулся в кресле, небрежно закрывая папку, когда раздался стук.

— А, доктор МакФарлэйн.

В сухом голосе не слышалось ни малейшего удивления. Брамбель уставился на МакФарлэйна немигающим взором и ждал.

«Можно повременить», — снова подумал тот. Но уже слишком поздно: и капитан, и врач выжидающе смотрели на него.

— Личные вещи Масангкэя, — громко сказал он. — Те предметы, которые найдены рядом с телом? Сейчас, когда вы завершили исследование, их можно забрать?

Брамбель продолжал смотреть прямо на него. То был взгляд не человеческого сочувствия, но клинического интереса.

— Среди них нет ничего ценного, — ответил он.

МакФарлэйн прислонился к косяку и ждал, отказываясь проявить хоть что-либо этим наблюдающим глазам. Наконец, доктор вздохнул.

— Когда их сфотографируют, не вижу причин их хранить. Что конкретно вас интересует?

— Просто дайте мне знать, когда они готовы, хорошо?

МакФарлэйн отклеился из дверного проёма, кивнул Бриттон и повернулся в направлении приёмной. Когда он приоткрыл наружную дверь, услышал за спиной быстрые шаги.

— Доктор МакФарлэйн! — Это был голос капитана Бриттон. — Я пройдусь с вами наверх.

— Не хотел портить вам встречу, — сказал МакФарлэйн, вываливаясь наружу, в коридор.

— Я в любом случае должна подняться на мостик. Жду новостей о надвигающемся шторме.

Они вместе прошли по широкому коридору, тёмному — за исключением регулярных полос солнечного света, что под наклоном падали из-за круглых иллюминаторов.

— Мне так жаль — я о вашем друге Масангкэе, доктор МакФарлэйн, — неожиданно сердечно сказала она.

МакФарлэйн бросил на неё взгляд.

— Спасибо.

Даже в темноте коридора её глаза казались яркими. Он задал себе вопрос, не собирается ли она поинтересоваться его ностальгическим желанием получить вещи Нестора, но она продолжала молчать. И снова он был ошеломлён неподдающимся определению чувством духовной близости.

— Зовите меня Сэм, — сказал он.

— Хорошо, Сэм.

Они вышли из лестничного колодца на главную палубу.

— Давайте сделаем круг по палубе, — сказала Бриттон.

Удивлённый, МакФарлэйн последовал за ней к корме, через надстройку. Что-то в её величественной осанке, в покачивании походки напомнило ему бывшую жену, Малу. Бледный золотой свет падал на корму судна. Воды пролива блестели богатой, глубокой синевой.

Бриттон прошла за посадочную площадку для вертолёта и прислонилась к поручням, щурясь на солнце.

— Сэм, передо мной дилемма. Мне правда не нравится то, что я продолжаю слышать о метеорите. Я боюсь, он подвергнет судно опасности. Моряк всегда доверяет своим предчувствиям. И, потом — мне совершенно не нравится то, что я вижу там, — заявила она и жестом указала на низкие, изящные обводы чилийского эсминца, лежащие в водах за границами пролива. — С другой стороны, исходя из всего, что я знаю о Глинне, у меня все причины, чтобы ожидать успех.

Она бросила на него взгляд.

— Видите парадокс? Я не могу одновременно доверять и Эли Глинну, и собственным инстинктам. И если мне нужно действовать, я должна действовать сейчас. Я не собираюсь загрузить в трюм моего корабля то, что небезопасно.