— Нельзя, — повторила она, — и убери руки. Просто не прикасайся ко мне, как будто рук у тебя нет, я все сделаю сама.

— Я так хочу тебя! — простонал Андрей, туда-сюда мотнув головой по подушке, но все-таки покорно убрал ладони с ее бедер. И она заскользила влажными горячими губами по его шее и груди, обводя языком и прикусывая соски с кружками волосков вокруг; гладила его живот и бедра, целовала его колени и пальцы на ногах. Ее руки обнимали его за плечи, затем спускались к талии и ягодицам. Она видела, как судорожно вздрагивают его лежащие на простыне пальцы.

Когда Оксана, широко расставив колени и помогая себе рукой, медленно опустилась на него сверху, Андрей только выдохнул:

— Ох, какая же ты все-таки!.. Как люблю тебя, Оксанка…

Лицо его, искаженное томительной судорогой нетерпения, казалось прекрасным. Даже в темноте было видно, как блестит взмокший от пота короткий «ежик» волос. И она снова подумала, что не встречала мужчины красивее и желаннее Андрея. Все в ней хотело его, тянулось к нему, и она, уже не сдерживая своих чувств, мучительно прогибаясь в спине, простонала:

— Люблю тебя, хочу тебя! Господи, как мне хорошо с тобой!

А потом Андрей, нарушив запрет, все-таки сжал сильно и требовательно ее бедра несколько раз, поднял и опустил над собой ее страстно и нетерпеливо зовущее тело. А потом встал вместе с ней, не выходя из нее, не отрываясь от нее ни на секунду, и, закинув ее ноги к себе на плечи, прислонил к стене. Оксана еще помнила, как терлись ее лопатки по старым обоям, как билось в лицо горячее, прерывистое дыхание Андрея. Но уже через минуту ей показалось, что ее щеки и ступни стали огромными и горячими, грудь сдавила немыслимая тяжесть, заставляющая ребра вжиматься куда-то внутрь, и неритмичные, сильные, нахлестывающиеся одна на другую судороги сотрясли ее тело. Там, внутри ее, еще все вздрагивало, но напряжение уже отпустило, и черты лица начали медленно разглаживаться, как распускающийся под утренним солнцем прозрачный зеленый лист. И только когда Андрей, осторожно подняв ее под мышки, переложил на диван, Оксана почувствовала, что в комнате до сих пор отвратительно и приторно пахнет лаком для волос «Вечерний»…

Теперь, утром, острота ощущений немного подзабылась, и только блестящее пятно на стене осталось маленьким интимным напоминанием.

— Я не верю тебе! — повторила Оксана. Андрей сидел в старомодном кресле с гобеленовой обивкой, широко расставив ноги и безвольно свесив руки с мягких, поблекших подлокотников. Рубашку, накинутую поверх спортивного трико, он не застегивал, и Оксане была видна его смуглая грудь с двумя коричневыми кружочками сосков, покрытая темными волосами, узкой полоской спускающимися к животу. Она вдруг подумала, что на руках у Андрея, наверное, было бы тепло и можно было бы прижаться замерзшей спиной к его горячему телу, обнять его за шею и прикусить зубами мочку уха, и…

— Почему это не веришь? — обиделся он. — Я уже почти договорился с главным врачом. Он сказал, что постарается на эти три дня дать мне отгулы. Плановых операций нет, а срочные найдется кому и без меня сделать… Все нормально, съездим в твой дом отдыха, в бассейне покупаемся, в сауне попаримся, и в теннис поиграем. Все-таки твой день рождения, и я обещал. С 10 по 12 октября 1995 года я принадлежу тебе безраздельно!.. О, классный пафос, правда?

— Все равно что-нибудь помешает, — Оксана упрямо покачала головой. — Я вот лежу и смотрю на твои ноги…

— А что ноги? — Андрей подтянул босую ступню по серому паласу ближе к креслу и с преувеличенным вниманием принялся рассматривать ее, шевеля пальцами.

— У тебя большой палец на ноге длиннее всех остальных. По народным приметам, это значит, что ты будешь в семье главным и жену будешь держать в ежовых рукавицах. А я смотрю и думаю: неужели ты сможешь держать меня в ежовых рукавицах? Неужели ты сможешь мной командовать? Да и вообще командовать хоть кем-то? Ты, конечно, очень талантливый, но в первую очередь честный и исполнительный врач. Тебе скажут: надо, Андрюха, — и ты, понурив голову, согласишься… Я вот просто чувствую, что десятого октября у твоего Гриценко найдутся какие-нибудь срочные дела, и его плановые аппендициты придется вырезать тебе. Так или нет?

— Не так, — Андрей улыбнулся. — Все уже решено. Да здравствует подмосковное Голицыно, бар с коктейлями, и люкс, запирающийся на ключ от несвоевременных визитов горничной!.. Иди сюда. — Он привстал с кресла и протянул ей навстречу руки. Оксана скатилась с дивана, поправила на бедре завернувшуюся кружевную оборку французских трусиков и прыгнула к нему на колени. Андрей коротко и ласково поцеловал ямочку между ее ключиц, потом пополз губами вверх по шее.

— Ай, щекотно! — рассмеялась она, запрокинув голову и глядя в высокий потолок, по-хорошему уже требующий новой побелки. В целом квартира у Андрея была довольно приличная: добротная, «сталинская», с двумя просторными комнатами и огромным холлом, но хороший ремонт ей бы не помешал. Оксана подумала, что теперь, когда они официально распишутся, надо будет начать откладывать деньги со своей работы в «Арбате» и все-таки браться за переклейку обоев и перепланировку ванной комнаты. В агентстве «Арбат», предоставляющем иностранным группам и туристам-одиночкам переводчиков, владеющих европейскими языками, платили, конечно, неплохо, но вот работы на всех числящихся в штате бывших студенток иняза часто не хватало. Последний раз Оксана работала аж в июле со старой француженкой, ностальгирующей по Родине своих предков. И с тех пор до сентября пусто. Конечно, она понимала, почему так происходит, почему не дают контрактов, хотя и английский, и французский у нее едва ли не лучшие в агентстве. Просто ушла в отпуск веселая и белозубая диспетчер Машенька, обычно подсовывавшая ей выгодные договора. Машенька не завидовала ее красоте, хотя сама на вид была довольно серенькой. Но она прекрасно понимала, что положительный отзыв клиента — большой плюс для фирмы. А вот уже полтора месяца сидящая на ее месте Вика Стропилина не без ехидства отвечала на Оксанины вопросы о работе:

— Нет, для тебя ничего нет. Клиент желает иметь дело со скромной, обаятельной деловой девушкой, умеющей вести себя тактично и не лезть на передний план.

Оставалось только кусать губу: спорить со Стропилиной было бесполезно, Машенька грозилась уйти в декрет, и кто знает, будет ли вообще работа, если эта мымра останется на ее месте. Она понимала, что Вика завидовала ее роскошным натурально-белым волосам, ее фигуре с тонкой талией и стройными округлыми бедрами, ее глазам, наконец, не требующим ежедневного накладывания килограммов туши…

— Слушай, — Оксана осторожно высвободилась из становившихся опасно жаркими объятий Андрея, — ты не будешь обижаться, если я займу немного денег у знакомых… Ну для поездки… Просто мне хочется, чтобы мы чувствовали себя там совершенно свободными и ничем не стесненными.

Он опустил голову, но она успела заметить, как на лицо его набежала серая, пугающая тень, и тут же поспешила смягчить ситуацию шуткой:

— Ну как «новые русские»: хочу пончик — пожалуйста, пончик, хочу колу — пожалуйста, колу, хочу…

— Оксана, — Андрей посмотрел на нее с укоризной, — неужели ты не чувствуешь, как меня обижаешь? Я — мужик, понимаешь, мужик! И должен, обязан обеспечивать семью. Я сам найду деньги, не твоя забота. Это твой день рождения, в конце концов!

Она молчала, понимая, что нечаянно сделала ему больно, и что оправдываться теперь глупо. Молчал и он, уже без прежней страсти и даже как-то равнодушно обнимая ее за талию. За окнами начинала потихоньку оживать улица, народ энергично стекался к метро и так же энергично из него выплескивался. В церкви зазвонили колокола.

— Понимаешь, — Андрей поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза, — нужно потерпеть, совсем немного потерпеть. Скоро строители сдают новый корпус, клиника расширяется, говорят, будет новое оборудование и новые оклады… Ну не могу, не могу я оставить эту работу, я люблю ее, в конце концов!