— Где капитан? — голос Бартоломью напоминал писк.

— Не надо о нем волноваться. Скажи, бирки случайно не у тебя?

— Где он, черт возьми? — взорвался Бартоломью.

Генри безжизненно висел на веревках, которыми его запястья были привязаны к борту вездехода. Двигая здоровым глазом, он смог разглядеть фигуру Таскера, который стоял к нему спиной, широко расставив ноги, и положив руки на бедра. Бартоломью видно не было. Слева от Таскера капитан увидел Гаса.

— Эй, юноша, проследите за своим языком, — заревел Таскер. — Мы здесь, чтобы тебе помочь, тебе, как я уже говорил… — он двинулся вперед и исчез из поля зрения.

— Оставьте меня в покое, — приказал Бартоломью. Голос его слегка дрожал.

— Послушай-ка меня, храбрец. Мне кажется, ты не совсем понимаешь, что к чему, — проговорил Таскер. — Мы здесь, чтобы помочь тебе. Мы отвезем тебя в Панго-Ри, где ты зарегистрируешь свою заявку…

— Я хочу видеть капитана Генри. Что вы с ним сделали?

— Конечно… — проговорил Таскер послушно. — Он здесь…

По покрытому жестким снегом хребту заскрипели шаги. Появился Бартоломью, высокая фигура, рассекающая стелющийся под нависшими скалами туман. Увидев Генри, он резко остановился. Его рот открылся. Он прикрыл его ладонью.

— Эй, не принимай все так близко к сердцу, — доброжелательно сказал Таскер. — Ты что, раньше никогда не видел крови?

— Вы… вы… невероятное чудовище… — выпалил Бартоломью.

— Слушай, я тебя уже однажды просил не разговаривать со мной таким образом. Интересно, как ты думаешь, зачем мы здесь, от нечего делать? Этот парень упрямится, не хочет сотрудничать. Я сделал то, что вынужден был сделать. Ты можешь сказать своему предку, что мы перепробовали все способы. А теперь отдавай бирки и будем убираться отсюда.

— Боже мой… — Бартоломью не сводил глаз с Генри: больные глаза на бледном лице.

— Что, животик слабоват? Тогда не смотри на него, я позову ребят и…

— Пес вонючий… — спотыкаясь, Бартоломью отошел.

— Эй ты, ничтожная прилизанная комнатная собачонка! — Голос Таскера превратился в рев. — У меня приказ доставить тебя целым и невредимым к твоему папочке — но это не значит, что я не могу выпороть тебя, как следует…

В поле зрения появился Гас, который сзади быстро приближался к Бартоломью. Грохнул выстрел. Коротышка споткнулся, упал лицом вниз, дернулся разок и замер.

На мгновение повисла мертвая тишина. Затем раздался рев Таскера.

— Ну ты, безмозглый маменькин сынок, явился и пристрелил лучшего из когда-либо продававших наркотики врачей. Ты что спятил или?..

— Освободите его, — услышал Генри голос Бартоломью. — Я хочу отнести его в вашу машину. Там будет палата…

— Слушай, ты, негодяй, — заскрипел Таскер. — Тот факт, что эта птичка жива, меня как раз не устраивает, ты понял? Ты, наверное, совсем сдурел. Твой старик…

— Перестань упоминать моего отца в своей вонючей болтовне… О такого мерзавца, как ты, он и ноги не стал бы вытирать…

— Не стал бы, ага… Слушай, ты, придурковатый сосунок, как ты думаешь, кто нас сюда послал?

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что с нашим мальчиком немного круто обошлись из-за его же доброты. Он твоего папашу раскрутил на половинную дележку и хорошо прижал его, заставив послать сюда своего щенка, подстраховываясь. Но старик не привык быть добреньким с теми, кто выкручивает ему руки. Он приказал нашему умнику застолбить участок, а после этого мы должны были отнять у него бирки и привезти их ему, а заодно и тебя прихватить вместе с ними. И я должен сказать, крошка, тебе чертовски повезло, что твой старик тот, кто он есть, иначе я привязал бы тебя рядышком с этим типом!

— Вы говорите, вас послал сюда мой отец?

— Именно так, юноша. Твой старик хороший деляга.

— Вы лжете! Он не мог сказать вам, куда идти, я сам не знал…

— Ты многого не знаешь, сынок. Например, о маячке, который поместили в те замечательные ботинки, которые на тебе. Умник обыграл ребят в Панго-Ри. Ладно, это ничего не изменило. Твой левый каблук стал посылать сигнал, едва ты продырявил атмосферу, — он хихикнул. — Что ты на это скажешь, мальчик?

— Я тебе покажу, — проговорил Бартоломью. Он появился в поле зрения Генри, высокая, стройная фигура с пистолетом в руке.

— Эй, стой… — начал Таскер.

Бартоломью поднял пистолет и выстрелил Таскеру в лицо.

Генри лежал на земле, глядя вверх на бледный свет, посеребривший небо на востоке. Заработали турбодвигатели, завыли, набирая обороты. Бартоломью спрыгнул с машины, наклонился над ним.

— Капитан, вы меня слышите?

Генри сделал глубокий вдох и попытался пошевелить языком. Во рту у него находилось пять фунтов мертвого мяса. По всему телу ползли огненные муравьи, впиваясь в его плоть. Глубоко внутри разбухала, разрастаясь, боль. Он попробовал еще раз, раздалось что-то похожее на хрюканье.

— Вы серьезно ранены, капитан. Я сейчас попытаюсь втащить вас в машину.

Генри почувствовал под собой руки Бартоломью. Раскаленные ножи пронзили тело. Затем он понял, что его ноги волочатся по земле. Тяжелое дыхание Бартоломью резало ему слух.

— Я должен попытаться поднять вас на борт, капитан.

Он почувствовал под своей грудью плечо юноши, его поднимали. Боль разбухала, взорвалась, превратилась в облако мелкой пыли, заполнившей Вселенную…

Он снова лежал на спине, чувствуя под собой люльку вездехода. Она подпрыгивала, подпрыгивала. Небо было водянисто-серое, тяжелое от снега.

— Мы скоро будем там, капитан, — говорил Бартоломью. — Уже недалеко. Мы скоро будем там…

Машина неслась на высокой скорости, турбодвигатели ревели, меняя тон, когда земля резко уходила вверх.

— Еще чуть-чуть, капитан, — сказал Бартоломью, — и с вами все будет в порядке.

Теперь машина ползла, увязая в глубоком снегу. Вдруг тряска, которая наполняла Вселенную с начала времен, прекратилась, словно беззвучно разбился огромный кристалл. Во внезапную тишину хлынула боль. Генри чувствовал, что в лицо ему бьет снег.

Голос проткнул его, как нож.

— Я вернусь через минуту, надо расчистить вход.

Холод обжигал ему лицо, словно замерзшее лезвие топора. Какие глубокие удары наносил падающий топор! Но удары становились слабее, стихали, словно останавливался маятник на древних часах…

Генри заморгал. Его левый глаз склеился. Казалось, на мозг давит тяжелый груз. Вдали послышался тихий гул, переросший в непрекращающийся рев. Он напомнил Генри о водопаде, который он видел однажды на планете с низкой силой тяжести. Галатея, так она называлась. Широкая река извивалась по равнине и падала в узкое ущелье, рассыпаясь в окрашенный всеми цветами радуги занавес, вас окутывали мельчайшие капельки, мягкие и теплые.

Но сейчас капли были холодными, и они секли его, словно град…

Бартоломью стоял над ним. К его щекам прилипли хлопья снега, они таяли, стекали струйками с подбородка. Его корабельный костюм намок, плечи замерзли.

— Я снова буду вас поднимать, капитан…

Движение, боль, запах какого-то растения.

— Будете в порядке, капитан… — говорил Бартоломью, — в порядке…

Сон звал в свои объятья, но сначала нужно было что-то сделать. Он пытался вспомнить, что. Казалось, сознание легко ускользает от него, возвращается в мягкий далекий сон…

Генри снова напрягся, заставляя себя думать о чрезвычайно важном.

ВЕЗДЕХОД ИХ ВЫДАСТ. ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НЕГО… К ВОСТОКУ, ПРИМЕРНО В ТРЕХ МИЛЯХ ОТСЮДА, ЕСТЬ ВЫСОКИЕ МОРСКИЕ УТЕСЫ…

А ЕЩЕ ТАМ БУДУТ ЛЕТАТЬ ПТИЦЫ, ПАРЯ, РАСКИНУВ ШИРОКИЕ КРЫЛЬЯ, БЕЛЫЕ И МОЛЧАЛИВЫЕ ПОД ВЫСОКИМ СОЛНЦЕМ.

— …отрезаю питание передатчика… — говорит Бартоломью. — Они последуют за нами и найдут наше убежище…

Генри видел лицо Бартоломью, бесцветное, небритое, щеки ввалились, губы казались черными. Бедный мальчик. Он так и не понял, против чего пошел…

— Капитан, мне придется избавиться от вездехода. Поеду на восток. На карте показано побережье — всего в нескольких милях. Может, мне удастся спихнуть его в воду…