— Так мой командир — генерал Питман? — невольно воскликнул Хэнзард.

В дальнейшие объяснения генерал Фосс вдаваться не стал, необходимости в них не было, а он, похоже, не был склонен к бесцельным разговорам.

Хэнзард был смущен вырвавшейся у него неуставной фразой, но все равно рад, что его наконец просветили. То, что генерал Питман возглавил Марсианский командный пункт, объясняло непостижимый прежде перевод капитана из Пентагона в лагерь Джексон. Переводили не Хэнзарда, а Питмана, помощник генерала был просто подхвачен волной.

“Они могли бы мне сказать”, — подумал Хэнзард, но тут же одернул себя. Нет ничего удивительного, что ему не сказали. Это было бы не по-армейски.

Восемь солдат первого взвода, скрытые во внутренностях передвижного тамбура, словно в троянском коне, созданном абстракционистом, уже приближались ко входу в передатчик. Магниты зафиксировали тамбур в нужном положении, затем последовала пауза, во время которой открылся люк и, невидимо для постороннего глаза, восемь солдат проникли в Утробу. Бесчисленные огоньки, украшавшие поверхность передатчика, потухли, остался лишь зеленый сигнал над люком, показывающий, что восемь солдат еще находятся внутри. Все в зале затихло. Даже охранники, являвшиеся актерами этого театрального представления, благоговейно замерли, не осмеливаясь нарушить таинство.

Зеленый свет сменился красным. Первая партия солдат была уже на Марсе.

Новогодняя елка вспыхнула снова, и процесс повторился еще два раза. Во внутренней камере могло, не испытывая неудобств, находиться девять, десять, даже двенадцать человек. Однако существовала инструкция, согласно которой максимальным количеством человек, допускаемым в передатчик единовременно, было 8 (восемь). Для чего могла быть издана такая инструкция, не понимал никто, но она была. Она тоже являлась частью ритуала, окружавшего тайну, и должна была строго выполняться. Это было по-армейски.

После того, как переход был повторен еще дважды, от группы осталось всего два человека: сам Хэнзард и рядовой солдат, негр, в фамилии которого Хэнзард не был уверен — то ли Янг, то ли кто-то из Пирсонов. Уоррент-офицер уведомил Хэнзарда, что он может либо совершить прыжок вместе с солдатом, либо отправиться позднее в одиночку.

— Я отправлюсь сейчас, — было как-то уютнее отправляться в компании.

Он зажал “дипломат” под мышкой и по лесенке вскарабкался в тамбур. Рядовой поднялся следом. Пока троянский конь торжественно и плавно подкатывался к люку передатчика, они сидели на узкой скамейке и ждали.

— Много прыжков, рядовой?

— Нет, сэр, это первый. Из роты я единственный не бывал здесь раньше.

— Не единственный, рядовой. У меня это тоже первый прыжок. Тамбур пристыковался к стальной стенке передатчика, и люк, тихо щелкнув, открылся внутрь. Хэнзард и рядовой, пригнувшись, вошли. Люк закрылся за ними.

Здесь не было никаких сценических эффектов: ни гудения, ни мигающих огоньков. Единственным звуком оставался собственный пульс, отдававшийся в ушах. Хэнзард чувствовал, как судорожно сжимается желудок. Словно на тренажере Хэнзард уставился на слова, написанные по трафарету на белой краске стены:

Затем мгновенно, вернее — за исчезающе малое время, надпись изменилась. Теперь она гласила:

Вот и все, и ничего такого особенного.

Мгновенная передача материи, самое важное усовершенствование в истории транспорта со времени изобретения колеса, была придумана всего одним человеком, доктором Бернаром Ксавье Пановским. Родившись в Польше в 1929 году, Пановский провел свои юные годы в немецком концлагере, где его детский гений проявил себя в разработке целой серии изобретательных и успешных планов бегства. После освобождения из лагеря он, как гласит предание, занялся изучением математики. При этом он с немалым огорчением обнаружил, что из-за своей необразованности вновь открыл уже известный раздел математики, называемый апа1уш 5Ии8, или топологией.

В конце шестидесятых, будучи уже человеком средних лет, Пановский осуществил на практике один из придуманных ранее способов бегства. Он с тремя товарищами были последними, кому удалось перебраться через Берлинскую стену.

Через год после побега он получил место адъюнкт-профессора в Католическом университете в Вашингтоне, округ Колумбия. Но к 1970 году топология уже совершенно вышла из моды, и даже теория игр после долгого расцвета теряла всеобщее внимание, которое перешло к новейшему разделу математики — теории иррациональности. В результате Пановский, хотя и был одним из виднейших топологов мира, получил на свои исследования очень мало денег. Он не использовал в работе компьютеры, имел в штате одного-единственного ассистента и на создание экспериментальной модели передатчика истратил всего-навсего 18 560 000 долларов. Любой математик страны готов был подписаться под заявлением, что пример Пановского отбросил престиж их науки, по меньшей мере, на пятьдесят лет назад.

Почти не знает исключений правило, что великие математики выполняют самые оригинальные работы в юности. Пановский тоже не был исключением. Теоретические основы передачи материи были заложены им очень давно, в 1943 году, когда четырнадцатилетний заключенный, формулируя свои аксиомы топологии, по наивности развил некоторые положения, расходившиеся с классической теорией, и в первую очередь принцип, получивший позднее известность как парадокс взрывающейся бутылки Клейна. Последующие сорок лет он пытался разрешить обнаружившиеся противоречия, а убедившись, что это невозможно, попытался эти противоречия использовать.

Первая передача материи была осуществлена на Рождество 1983 года. Пановский передал маленькое серебряное распятие (вес: 7,4 г) из лаборатории в университетском городке к себе домой, за семь кварталов от лаборатории. По некоторым причинам достижение Пановского не привлекало серьезного внимания научной общественности почти целый год. Ученые просто не поверили Пановскому, тем более, что пресса упорно величала передачу чудом, а хитроумный нью-йоркский антрепренер Макс Бренди уже через пару недель после первых газетных заметок вовсю торговал фальшивыми (из посеребренного никеля) копиями Волшебного Прыгающего Креста.

Но все-таки это было не чудо, а экспериментальный факт, а факты можно проверить. Как только открытие было воспринято всерьез, его отобрали у изобретателя. Армия, опираясь на Закон о Концентрации Ресурсов при Чрезвычайных Обстоятельствах, торопливо принятый Конгрессом специально для данного случая, прибрала к рукам передатчик. Сколько ни сопротивлялись Пановский и его спонсоры, в список которых кроме университета теперь входили “Дженерал Моторс” и “Форд— Крайслер”, поделать они ничего не могли.

С этого времени Пановский снова стал заключенным. Армия не могла примириться с таким положением, когда разум, владеющий стратегически важными секретами, подвергается всем опасностям свободы. Это явно противоречило бы высшим интересам нации. Подобно президенту и десяти-двенадцати особо ценным особам, Пановский фактически жил под домашним арестом. Несомненно, что дом, заменявший ему тюрьму, был в высшей степени комфортабелен. Он был специально построен рядом с университетским городком и роскошью напоминал густо позолоченную клетку. Но почему-то позолота на прутьях мало радовала сидящего в клетке пленника, и он вновь, словно в босоногом детстве, замыслил побег. У нас еще будет случай описать необычный и крайне безответственный способ побега, избранный им на этот раз.

Судьба создателя постигла и его творение. Передатчики, как мы видели, охранялись еще строже, чем их изобретатель, и использовались почти исключительно в военных целях. Только госдепартамент каким-то образом сумел обеспечить некоторые посольства малыми, на одного человека, установками. Кроме Пановского, такое положение вещей приводило в отчаяние нескольких журналистов, как правого, так и левого толка. Но это же положение вызвало тайный вздох облегчения во всех основных отраслях экономики. Легко представить, как боялся деловой мир широкого распространения установок мгновенной транспортации, которые в последней, усовершенствованной, модели весили не больше 49 с половиной унций и практически не потребляли энергии.