Все в том же 1200 году население Парижа составляло около 25 тысяч человек, весьма неравномерно распределенных по территории в 253 гектара, окруженной новыми крепостными стенами, возведенными по приказу Филиппа Августа. Население Лондона было таким же, может быть, даже превышало эту цифру. «Крупными» городами Франции считались также Руан и Тулуза, но количество жителей в них не составляло и половины от парижского населения. В Англии же Лондон представлял собой, можно сказать, городской феномен, поскольку все остальные более или менее важные города (Йорк, Норидж, Линкольн и Бристоль) насчитывали едва лишь 5 тысяч жителей.

Но Лондон и Париж являлись далеко не самыми крупными городами христианского мира. Так, в начале XIII века в Риме и Кельне проживало не менее 30 тысяч человек, в Венеции и Болонье – 40 тысяч, Милане и Флоренции – 70 тысяч; самым же большим христианским городом был Константинополь, население которого к моменту его захвата крестоносцами составляло 150—200 тысяч жителей.

Эти цифры отнюдь нельзя признать абсолютными, так как многое до сих пор остается неясным. Невозможно определить количество городских жителей по отношению к общей численности населения из-за неравномерности его распределения в одном и том же районе; не менее затруднительно сделать общие выводы, исходя из каждого отдельного случая. Демографическая панорама XII века состоит из множества контрастов: между густонаселенными областями и районами, начисто лишенными человеческого жилья, между большими семьями и бездетными парами, между значительной детской смертностью и количеством пожилых людей.

Люди XII века не боялись жизни и соблюдали библейскую заповедь: «плодитесь и размножайтесь». Ежегодная норма рождаемости составляла около 35 человек на тысячу. Многодетная семья считалась нормальным явлением для всех слоев общества. Впрочем, королевские пары подавали здесь пример: Людовик VI и Алике Савойекая, Генрих II и Алиенора Аквитанская, Людовик VII и Бланка Кастильская, произвели на свет по восемь детей каждая.

В течение исследуемого нами периода рождаемость, похоже, даже возрастала. Так, в Пиккардии, как показывает исследование, количество «многодетных» (от 8 до 15 детей) семей в аристократических кругах составляло 12% в 1150 году, 30% в 1180 году и 42% в 1210 году. Таким образом, речь идет уже о значительном росте.

Вопреки многолетним утверждениям историков, детородный период у женщин в XII и XIII веках был практически таким же, как у современных матерей. Если его считали коротким, то лишь потому, что зачастую его прерывала смерть во время родов или кончина супруга, который мог быть намного старше жены. А молодые вдовы, за исключением женщин аристократического происхождения, редко выходили замуж во второй раз. Первый ребенок нередко рождался относительно поздно, из-за чего довольно велик разрыв между поколениями. Но он не чувствовался так заметно, как сейчас, из-за распространенной возрастной разницы между супругами или между первым и последним ребенком.

В этом отношении показателен пример Алиеноры Аквитанской. Она родилась в 1122 году и в 15 лет (1137) вышла замуж за наследника французского трона, будущего Людовика VII, которому родила двух дочерей: Марию (1145) и Алике (1150). В 1152 году, после пятнадцати лет замужества, она развелась и вскоре вышла замуж за Генриха Плантагенета, моложе ее на десять лет. От этого нового союза родилось восемь детей: Гийом (1153), Генрих (1155), Матильда (1156), Ричард (1157), Жоффруа (1158), Элеонора (1161), Джоанна (1165) и Джон (1167). Таким образом, рождение ее детей относится, с одной стороны, к периоду между 23 и 28 годами, а с другой – оно происходило в возрасте 31, 33, 34, 35, 36, 39, 43 и 45 лет. Между рождением первого и последнего ребенка прошло 22 года.

Еще один характерный случай: Уильям Маршал (Гийом ле Марешаль) граф Пемброк, регент Англии с 1216 по 1219 год, женился лишь в возрасте 45 лет, выбрав в жены Изабеллу де Клер, богатую наследницу, причем моложе его на 30 лет. Несмотря на разницу в возрасте супруги успели произвести на свет девять детей. Нужно добавить, что в приведенных примерах речь идет лишь о тех детях, о которых что-либо известно. Те же, кто умер в раннем возрасте, практически не упоминаются в документах и хрониках.

Действительно, детская смертность была весьма высока. Около трети детей не доживало до пятилетнего возраста и по меньшей мере 10% умирали в течение месяца после рождения. В связи с этим детей крестили очень рано, чаще всего на следующий день после рождения. По этому случаю в приходской церкви совершалась церемония, ничем не отличавшаяся от сегодняшней. Обычай окунать обнаженного новорожденного в крестильную купель практически исчез в XII веке. Крещение производилось путем «обливания»: священник троекратно поливал головку новорожденного святой водой, осеняя его крестом и произнося: «Ego te baptize in nomina Patris et Filii et Spiritus sancti» («Крещаю тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа» (лат.). (Примеч. пер.)

Обыкновенно у новорожденного имелось несколько крестных отцов и матерей. Гражданской церемонии не существовало, а потому многочисленность восприемников считалась необходимой, чтобы лучше сохранить воспоминание о событии. Известно, что Филипп Август был крещен на следующий день после своего рождения, 22 августа 1165 года, парижским епископом Морисом де Сюлли (тем самым, кто в 1163 году решил реконструировать собор Парижской Богоматери), и что присутствовали три крестных отца и три крестные матери: Гуго, аббат Сен-Жермен-де-Пре, аббат Сен-Виктора, Эд, бывший настоятель Сен-Женевьев; его тетя Констанция, жена графа Тулузского, и две женщины-вдовы, жившие в Париже.

Ребенок имел только одно имя, данное ему при крещении. Но это не полное имя в современном понимании, а только часть – личное имя, которым он назывался всю свою жизнь. То, что мы сейчас называем «фамилией», представляло собой скорее прозвище (связанное с местностью, ремеслом или просто насмешливая кличка); оно принадлежало личности, а не семье (роду). Конечно, во времена правления Филиппа Августа (1180– 1223) в отдельных областях (Нормандия, Иль-де-Франс) подобные прозвища постепенно становились наследственными, но развитие этой тенденции шло медленно. В документах люди чаще всего обозначались именем, полученным при крещении, за ним следовали различные указания на происхождение, местожительство, род занятий или еще какое-либо качество человека.

Имя, получаемое при крещении, как правило, было именем одного из крестных. В этом отношении мода практически не менялась. Два самых распространенных мужских имени и во Франции, и в Англии той эпохи – Жан (Джон) и Гийом (Вильгельм, Уильям). Затем шли: в Англии – Роберт, Ричард, Томас, Жоффруа (Джеффри), Гуго и Этьен, а во Франции – Филипп, Анри, Роберт и Шарль. Популярность некоторых других имен обычно связана или с особенностями провинций: Бодуэн – во Фландрии, Тибо – в Шампани, Ричард и Рауль – в Нормандии, Ален – в Бретани, Эд – в Бургундии; или с почитанием какого-либо святого в определенной местности: Реми в Реймсе, Мед ар в окрестностях Нуайона, Марциал в Лиможе, Гильберт в герцогстве Линкольнском в Англии.

Сложнее установить статистику распространенности женских имен. В обоих королевствах самые распространенные имена – Мария и Жанна; затем, вероятно, Алике, Бланка, Клеменс, Констанция, Изабелла, Маргерит, Матильда и Перрин. В провинции форма имени могла варьироваться (в Артуа девочку могли назвать Элизабет, а в Пуату – Изабель; во Фландрии – Маго, но Матильда – в Нормандии и Мод в Лангедоке); имело значение и социальное положение: так, имена Перрин, Перрет и Пернель характерны для простолюдинок, в аристократической же среде сохранялась более ученая форма – Петрониль. То же с именем Жакин, Жакет, Жакот и формой этого имени Жаклин.

До 6—7 лет ребенок воспитывался няньками. Его занятия состояли из различных игр, таких, как прятки, жмурки, чехарда и т. п. и игрушек: шарики, кости, бабки, волчки, деревянные лошадки, тряпичные и кожаные мячи, куклы с двигающимися ручками и ножками, выструганные из дерева, миниатюрная посуда.