- Соображаешь, салага.

Это были приятные хозяйственные хлопоты, за которыми забывалась вся безнадёжность нашего положения. Я процеживал через собственный рукав воду, которую Сергей и Виктор таскали в пригоршнях, Денис следил за костром, подкладывая веток. По-моему, затея с фильтром удалась: вода в нашей ямке казалась прозрачнее, чем в реке, даже на глаз, а на рукаве остался довольно толстый слой зеленовато-бурого налёта.

А меня осенило снова. Я был в ударе. Мне показалось, что это - новое проявление déjà vu, тем более, что вереница микропредсказаний как-то прервалась, поутихла.

- Ребята, - сказал я, - надо вытащить из костра несколько углей, которые уже полностью прогорели, и съесть их.

- Артик! - восхищённо завопил Виктор, который, кажется, моментально уловил мою мысль. - Ну ты даёшь! Ты - прям в корень зришь, ёпт! Активированный уголь? От живота помогает?

Я не стал вдаваться в подробности. От живота - так от живота. Активированный - так активированный. Лишь бы сработало.

Оказалось, что кипятить воду камешками - дело техники. Надо только выбрать пару удобных щепок, чтобы поднимать камешек, как суши - китайскими палочками. Вот как мы будем пить кипячёную воду - это ушло из виду. Кудинов предложил сворачивать фунтиком широкие глянцевые листья какого-то местного растения. Я помял такой лист в руках, понюхал - вроде бы сок не раздражал кожу, а запах был обычным запахом свежей зелени. Похоже, эти листья не были ядовиты; я согласился с Виктором.

В фунтик из листа помещалась примерно столовая ложка воды - и пришлось ждать, когда кипяток остынет. Но это не имело ни малейшего значения - все как-то успокоились, умиротворились. Мы грызли кусочки угля, вымазали физиономии а-ля спецназовцы на задании, пили кипячёную воду, в которой, не сомневаюсь, был песок, но, скорее всего, не было совсем уж убийственной живности... Калюжный вспомнил о раке.

- Я его выпустил, - сказал я. - Не злись. Сегодня нам лучше ничего не есть, если не хотим изойти на дерьмо, а до завтра он в плену не доживёт. И по-моему, он не больше рак, чем тот паук. Вовсе не факт, что это - приемлемая пища, даже если мы его сварим.

Калюжный сморщился, но особенно возмущаться не стал: меня поддержал Денис:

- Какой это рак, Серёжа! У него фары, как у навозной мухи... а брюхо - вроде, гнойное какое-то...

- Ша! - подытожил Виктор. - Нахрен. Завтра попробуем рыбы наловить. А сегодня лечим понос, засранцы, - и начал грызть кусочек угля с видом отца-командира, подающего пример подчинённым.

Калюжный угомонился и стал развивать мысль, как можно сварить уху в нашей ямке для кипячения. Мне это показалось слишком самонадеянным, но я не стал его разубеждать. Сергей чувствовал себя укротителем огня; если бы не щека, видимо, ему было бы совершенно прекрасно.

А щека распухала.

- Дай взглянуть, Сергей, - сказал я, в конце концов. - Пока светло.

- Обойдусь, - отрезал Калюжный. - Отвали.

Я не стал настаивать.

Виктор и Сергей отправились бродить вокруг костра в поисках более длинных и прочных палок, чем те, что валялись на отмели - за неимением лучших средств защиты они решили сделать копья. Добыть подходящий материал оказалось совсем непросто: длинных, прямых и прочных палок нам не попадалось, больше - причудливо изогнутые коряги, лианы разной толщины, гибкие, как шланги или хлысты, упругие прутья... Ребята попытались спилить ножом высокое тонкое деревце, но древесина оказалась неожиданно прочной, а из разреза полился чудовищно липкий сок, от которого мы еле оттёрли пальцы.

В конце концов, Калюжный подобрал корень с довольно длинным куском ствола, обрезал торчащие отростки - и вышла дикая палица, вполне годная для какого-нибудь неандертальца. Виктор долго над ним издевался, но в насмешках мне послышалась тень зависти: он сам не нашёл ничего более подходящего, чем довольно короткая белёсая щепка. Виктор заострил её и обжёг, но этот импровизированный кинжал его явно не устраивал.

Мы с Денисом собирали хворост, перебирали деревяшки - и набрали целый ворох горючего, бесполезного во всех прочих отношениях. Я разыскал несколько длинных палок, но они оказались безобразно хрупкими... Из нас не вышло носителей копий.

А день потихоньку сворачивался в сумерки. Вокруг нас завилась стайка насекомых покрупнее, чем дневные мошки - подозрительно похожих на местный аналог комаров или москитов. Разницу мы выяснили очень быстро. Во-первых, кусались они больнее, и на месте укуса сразу вспухал волдырь, как от укуса слепня. Во-вторых, мы рассмотрели пару пришлёпнутых: что-то комариное в них было, тоненькие ножки, тоненькие крылышки - но ножек, как мне показалось, перебор.

Восьминогие москиты местных джунглей. Гнус отвратительный. Зараза...

Мы подбросили в костерок свежей травы, чтобы дымил. Летучие вампиры отдалились на некоторое расстояние, выжидая, когда кому-нибудь из нас приспичит по нужде. Дожидались...

Я по-прежнему чувствовал себя лучше всех. Ближе к ночи снова прорезались микропророчества: я знал, что у этого мира два спутника, раньше, чем они появились на небе: тонкий длинный серпик побольше и, чуть ниже, почти полный диск значительно меньше. Громадная белая звезда мерцала под ними, над гаснущей полосой зари.

И к ночи нам стало по-настоящему жутко.

Ни у кого не осталось ни малейших сомнений: мир, в котором мы находимся - не Земля. Чужая темнота, наваливающаяся на реку и лес, казалась зловещей. Молчание ночи, наполненное непонятными шорохами, продирало спину морозом. Весь наш дневной кураж испарился; мы прижались к костру так близко, как могли: огонь был свой, может - единственный свой в совершенно чужой нам среде. Вне своего мира, других людей, цивилизации, без оружия - мы чувствовали себя беспомощными, как маленькие дети.

Я был прав, думая, что ночью станет холодно. Заря догорела - и на траву и песок пала ледяная роса, сделалось очень зябко. Мы подбросили в огонь сучьев, тихо порадовавшись, что топлива должно хватить на ночь с изрядным запасом - оружейная лихорадка принесла хоть какие-то полезные плоды.

Пролетел светлячок, крохотный, очень похожий на брошенный с балкона хабарик. Сперва это показалось забавным, но когда светлячки замелькали между стволами на другом берегу, они стали до отвращения напоминать чьи-то перемещающиеся горящие глаза.

- Мужики, - сказал Денис жалобно, - как вы думаете, хищников тут нет?

- К костру не пойдут, - отрезал Виктор непререкаемым тоном, по которому я безошибочно определил, что ему тоже страшно.

Сергей вытащил нож и стал стругать им палочку. Я подумал, что он комфортнее себя чувствует с ножом в руках, и даже заточенная палочка создаёт некую ауру защищённости. Дубина, лежащая рядом с ним, выглядела скорее орудием психотерапии, чем настоящим оружием.

Мне же мучительно не хватало стен. У меня начался приступ агорафобии, доходящий до панической атаки. Меня бы устроила даже палатка - лишь бы не видеть этого бездонного чужого неба с двумя лунами, большой - бледной, белёсой, и маленькой - мутно-красной. Я ощущал спиной всё громадное пространство, заросшее чужим лесом, и спину жгло, как от сотен недобрых взглядов.

Луны пугали меня больше, чем любой хищник. Похоже, Виктора тоже. Он смотрел на небо, и кожа на его скуле дёргалась от мелкого тика.

- Ребята, - сказал я, - наверное, хорошо бы поспать... кто-нибудь подежурил бы... могу начать я.

- Мне не хочется нихрена, - тут же отозвался Сергей. - Живот крутит опять, хрен заснёшь, ёлки...

Денис ёрзнул, вздохнул.

- Надо бы это... щас приду, в общем.

Он уже начал подниматься, как вдруг долгий стон, мучительный и совершенно нечеловеческий, возник где-то за деревьями на том берегу, проплыл над рекой и затих.

И все замерли.

Денис снова сел между мной и Сергеем.

- Тьфу, ёпт, - пробормотал Виктор. - Птица, наверное. В смысле, эта... летающая. Сука...

Мне снова срочно понадобились стены. Я подбросил в огонь толстую кривую корягу, но дрожащие отсветы пламени делали мрак ещё более непроницаемым. Смесь паники с тоской была нестерпима, как сильная боль.