Про которую сразу было понятно, что это - совсем не часть. Здания из тех самых больших белых блоков и зеркального стекла выглядели модерново, как в фантастическом кино. Они стояли широким полукругом, между ними на полукруглой клумбе цвели пёстрые осенние цветочки с зеленью, как на укропе, а посреди клумбы штырём торчала высоченная тонкая мачта. На самом верху её, метрах в восьми - десяти от земли, каждую пару секунд вспыхивала очень яркая бледно-сиреневая искра.

А всего похожего на воинскую часть тут был пост с автоматчиком около ворот. И я вдруг сообразил, что нам на этом посту никогда не стоять.

После автобуса воздух показался свежим-свежим, какой бывает только в лесу, но, вроде бы, чем-то пахло... даже не скажешь, чем. Как синтетической дыней от жевательной резинки, но этот запах был похож на дынный не больше, чем слабый запах ацетона похож на леденцовый.

А ждал нас немолодой мужик в очевидной униформе, но не военной. На нём был белый комбинезон и белая обувь, вроде кроссовок, с липучками вместо шнурков. На нагрудном кармашке его комбинезона, на бейджике, я прочёл, что мужика звать П. Н. Ростовцев, а на рукаве у него красовалась эмблема, которая мне не понравилась.

Красная то ли стрела, то ли молния, как в фильме "Мгла". И больше никаких знаков отличия.

Лейтенант, который нас сопровождал, козырнул Ростовцеву и сказал:

- Пётр Николаевич, новенькие из N-ской учебки. Их выбрал Кнуров, - и отдал наши личные дела в папке.

А Ростовцев нам сказал:

- Пойдёмте, ребята, - совершенно неуставно, как на гражданке.

Мы пошли. Я видел, что Серёга удивлён и растерян, а Артик, пожалуй, почти испуган - и мне тоже было не по себе. Один парень, служивший ещё на юге, когда там шла война, мой старый приятель, рассказывал, что такие домашние отношения без признаков дедовщины и всякого в этом роде бывают только в частях, где солдаты занимаются чем-нибудь смертельно опасным. Где убивают.

А вокруг были стены, оклеенные чем-то молочно-белым и упругим, пол из тусклой светлой плитки и двери, закрытые электронными замками, на которых мигали зелёные огоньки.

Был ли Ростовцев старшиной, я так и не понял. Во всяком случае, это он нас отвёл в каптёрку, куда мы сдали не только все личные вещи, но и ту форму, что была на нас. И нас переодели во всё белое. В белые трусы, майки, комбезы, носки и кроссовки с липучками. У нас на рукавах оказались те же красные молнии, а на нагрудные кармашки нам прицепили бейджики, которые тут же и распечатали. С именами, группой крови и резусом. И с надписью мелким шрифтом "Испытатель" и личным номером.

Артик улучил минутку и спросил у Ростовцева разрешения обратиться.

- Слушаю, - сказал Ростовцев, и мина у него была, как у папы Карло.

- Нуль-ТП - это нуль-транспортировка, да? - спросил Артик. - Телепортация?

Ростовцев помолчал несколько секунд, будто размышлял, стоит ли говорить с нами на эту тему прямо тут - но, видимо, решил, что стоит.

- Да, ребята, - сказал он, обращаясь не только к Артику, но и к нам. - Вам со временем всё разъяснят. Пока что... ну да, вам доверяют испытывать самое новое и удивительное изобретение, последнее слово научной мысли, так сказать. Готовая Нобелевская премия, но наши учёные эту работу ещё не рассекретили. Сами понимаете, какого она свойства...

- Что ж непонятного? - сказал Серёга, который во время этого задушевного разговора приободрился и подтянулся. - Спецура, да? Десант? Сверхсекретный, в любую точку мира, да? Стратегическая важность!

У Ростовцева что-то на миг изменилось в лице, но он улыбнулся и сказал:

- Примерно так, Калюжный, примерно так... Да, ребята. Мобильники вы на руки не получите до конца испытаний. Простите. Любая посторонняя электроника на территории объекта запрещена. Разумовский, вашу читалку вы тоже на руки не получите. Мало ли...

- Ясно, - сказал Артик тускло.

- На территории объекта есть библиотека, - сказал Ростовцев. - Но на чтение у вас будет мало времени, Разумовский. Служба. На ужин вы опоздали, но это предусмотрено. Вас накормят.

Хорошо, что накормят. Но есть совершенно не хотелось.

Пустая небольшая столовая выглядела, как кафетерий. Причём - недешёвый. Вся такая деревянная и никелированная, с маленькими круглыми столиками, а на окнах - шторки в складочку и цветы в горшках. Просто ни капли не напоминала солдатскую столовую. И мы взяли на раздаче у толстой краснощёкой тётки подносы, а на подносах стояли тарелки с тушёными овощами и мясом, пахнущие совершенно домашней едой, плюс высокие стаканы с молоком.

И молоко на вкус было вкусное, но странное.

- Козье, - сказал Серёга.

- Мы попали, - сказал Артик вполголоса. - Совсем попали.

- Может, ещё нет... - сказал я, но я был с ним согласен.

- У вас десять минут, - сказал Ростовцев от двери и куда-то ушёл.

За десять минут съесть ужин ещё можно, а болтать некогда. Стоило начать есть, как вдруг вспомнилось, что с утра не жравши, и я слопал эти овощи с нечеловеческой скоростью. И выпил молоко. И Серёга с Артиком сделали то же самое. И тут в столовую вошли Ростовцев и молодой мужик с красным крестом и местной стрелой на нашивке. Судя по бейджику, В. И. Плавник, врач.

Мы думали, нас отведут в казарму, но нас отвели в санчасть, которая оказалась невероятно громадного размера, как несколько стеклянных аквариумов, уставленных всякой блестящей всячиной, электроникой и чем-то вроде тренажёров. Там были ещё врачи - и мне досталась молодая девушка, "А. С. Олефир, лаборант", с очень миленьким строгим личиком. Она у меня давление смерила, потом взяла каплю крови из пальца на стекло и ещё набрала крови в трубочку - и так увлечённо занималась этим делом, что совершенно не слышала, как я пытаюсь с ней заговорить. Но всё равно было очень приятно, даже пальца не жалко: от неё чуть-чуть пахло фруктовыми сладкими духами, и маленькая грудь у неё ловко и упруго выглядела в белом комбезе, как в корсаже в древние века. И из-под белой шапочки выбивалась прядь волос шоколадного цвета.

Тут я бы мог хоть два часа просидеть. Но девушка довольно быстро всё закончила, унесла куда-то подставку с трубочками и стёклышками и пропала. Я оглянулся, чтобы на неё ещё посмотреть - и увидел Плавника.

- Вам пора спать, Багров, - сказал он. - Пойдёмте.

Я в полном ошизении и одиночестве - Серёга и Артик тоже куда-то делись - пошёл за ним. Мы вышли из санчасти, прошли по короткому коридору с рядом дверей - и одну дверь Плавник открыл магнитным ключом.

За дверью я увидел крохотную белоснежную комнатушку без окна, с зеркалом в полстены. В комнатушке стояли только одна-единственная койка и медицинские приборы.

- А казарма? - спросил я глупо.

- Это карантинный бокс, Багров, - сказал Плавник. - Сегодня вы будете спать здесь. Сюда, - и открыл какой-то ящик с фиолетовым светом внутри, - сложите одежду. Всю. Тут, - и отодвинул дверцу-купе, закрывающую унитаз в фиолетовом свете, - санузел. Всё понятно?

- Да, - сказал я. А что я ещё мог сказать?

Плавник кивнул и вышел. И дверь, похоже, закрыл на ключ.

Ручки с моей стороны не было. Я толкнул дверь ладонью. Да, закрыто. И свет начал медленно меркнуть. Квадратный светильник на потолке погас, а маленькая тусклая лампочка на какой-то тихо гудящей штуковине осталась. И монитор на одном приборе светился синеватым.

Я разделся, запихал форму в ящик и лёг на койку голышом. Мне было тоскливо, почти страшно. Больше всего я хотел бы вернуться домой, но согласился бы и на учебку. В конце концов, там было полно народу, не намечалось ничего ни страшного, ни таинственного, а к любым армейским задрочкам я уже начал привыкать. В конце концов, лучше схлопотать в ухо от "дедушки", брыластого жлоба по прозвищу Хряк, чем ждать тут неизвестно чего.

Я стал думать о Серёге и Артике, каково-то им сейчас - и вдруг уснул, сам не заметив, как.