«. .женщина влюблена в черта <...>Вон видите, из ложи первого яруса она наводит лорнет. Вы думаете, что она глядит на этого толстяка со звездою[23]? Совсем нет: она глядит на черта, что у него стоит за спиною. Вон он спрятался к нему в звезду[24]. Вон он кивает оттуда к ней пальцем! И она выйдет за него, выйдет» (209).

И сразу же следует второе «лирическое отступление»:

«А вот эти все, чиновные отцы их, вот эти все, что юлят во все стороны и лезут ко двору, и говорят, что они патриоты, и то, и се: аренды, аренды хотят эти патриоты! Мать, отца. Бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!» (209—210, фраза снята цензурой в Ар и С).

[394] Наконец Поприщин попадает в сумасшедший дом, который принимает за Испанию. Выбривание головы он считает пострижением в монахи, затем главный врач (в сознании Поприщина — канцлер, потом — великий инквизи­тор) начинает лить ему на голову холодную воду[25]. Герой недоумевает, каким образом король мог подвергнуться инквизиции, и догадывается, что это козни Полиньяка[26], за которыми стоит, однако, Англия[27]. Политическая тема достигает fortissimo — и ей вторит третье и последнее пронзительное «лирическое отступление»[28] Гоголя (многоточиями в скобках выделены наши сокращения):

«Боже! что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду! Они не внемлют, не видят, не слушают меня. Что я сделал им? За что они мучат меня? Чего хотят они от меня бедного? <...>Спасите меня! возьмите меня! Дайте мне тройку быстрых как вихорь коней! <...>взвейтеся, кони, и несите меня с этого света! <...>Вон небо клубится передо мною <...>с одной стороны море, с другой Италия; вон и русские избы виднеются <...>Матушка, спаси твоего бедного сына! Урони слезинку на его больную головушку! Посмотри, как мучат они его! Прижми ко груди своей бедного сиротку! Ему нет места на свете! его гонят! — Матушка, пожалей о своем больном дитятке!...» (214).

Этот надрыв прерывается вдруг загадочнейшей фразой, подвергшейся многочисленным цензурным и пунктуационным искажениям: «А знаете ли, что у алжирского бея[29] под самым носом шишка?»[30]

Таков вкратце сюжет повести, за опущением очень странных деталей, списать которые со счетов просто как бред сумасшедшего — значит ничего не понимать в литературе. Следовательно, в произведении выделяются по крайней мере три плана: духовный, политический и эзотерический. Рассмотрим теперь их более подробно.

С точки зрения духовной, происходит постепенное прозрение Поприщина, каковое принимается остальными за сумасшествие. Повесть начинается с упоминания о старой шинели Поприщина и об ухаживании чиновников за прохожими дамами — тема, с которой будут связаны злоключения Акакия Акакиевича (см. ниже). Возлюбив[31] Премудрость (Софию), первоначально он слепо стремился к ней, вообразив раем чувственные наслаждения. Однако ему дано понимание языка собак, а когда он проходит по пути к дому Зверкова мимо Мещанской улицы, то чувствует, что «из-под ворот каждого дома несет такой ад» (200), что зажимает нос[32], который стремится откусить («чуть не схватила меня зубами за нос» — 201), увидев героя, собачка Фидель (т.е. Верная). Следовательно, герой не лишен еще и верного обоняния (т.е. интуиции). Кроме того, он благороден (дворянин) и ненавидит честолюбивых карьеристов (честолюбие самого Поприщина, о чем постоянно пишут комментаторы[33], — иного рода и вызвано, скорее, любовью). Будучи честным, он не может занять чин выше титулярного советника, а если и воображает себя генералом, то только ради интереса, как будут вести себя подхалимы-чиновники. Воспользовавшись знанием собачьего языка, Поприщин многое открывает для себя как в духовной, так и в политической жизни.

Оказывается, собачка Меджи не находит в камер-юнкере Теплове, женихе Софи, таких достоинств, как в любимом ею псе Трезоре (т.е. Сокровище). Собачий язык более верно вскрывает суть отношений, царящих в людском обществе, и потому Поприщин жалуется: «Найдешь себе бедное богатство [395] [курсив мой. — А.Д.], думаешь достать его рукою — срывает у тебя камер-юнкер или генерал» (205). Любви героя к Премудрости, его Сокровищу, соот­ветствует любовь Софии к деньгам (сокровищу), а ее отца, который оказывается масоном[34] («О, это большой честолюбец[35]! Это — масон, непременно масон; хотя он и прикидывается таким и эдаким, но я тотчас заметил, что он масон: он если дает кому руку, то высовывает только два пальца» — 206), — к чинам и богатству. Однако «христопродавцы» отдают за деньги не только любовь, но и мать, отца, даже Бога. Поприщин прозревает окончательно: женщина, любя славу и богатство («толстяка со звездою»), любит на самом деле черта, а честолюбцы-«патриоты», действуя через «цирюльника с Гороховой[36]» (эта загадочная фигура, только теперь живущая на Вознесенском проспекте, снова появляется в «Носе»!) и повивальную бабку[37], продают Христа, распространяя по всему свету магометанство, «и оттого уже, говорят, во Франции большая часть народа признает веру Магомета»[38].

Политическая тема тайных обществ и продажи отечества за деньги[39], находя свою кульминацию в революциях[40] и смутах во Франции, Алжире и Испании — отстранении или лишении монарха его власти[41], — оказывается напрямую связанной с областью духовно-религиозной. Единственной «подданной» Поприщина-Фердинанда VIII оказывается нечистоплотная чухонка, служанка Мавра (греч. maàroj — темный), плохо чистящая его сапоги. В представлении Поприщина она относится к «черному (курсив мой. — А.Д.) народу»[42], которому «нельзя говорить о высоких материях» (205). Мавра пугается (когда Поприщин объявляет, что он — испанский король) того, что все испанские короли похожи на Филиппа II[43], но герой разуверяет ее, утверждая, что между ним и Филиппом «нет никакого почти сходства» и у него нет «ни одного капуцина» (ibid.). Последняя фраза заставляет предполагать, что Мавра (= мавр, магометанин!) боится на самом деле инквизиции. Следовательно, в сумасшедшем доме свергнутый «Фердинанд VIII» испытывает от своих «подданных» (мавров? отступников от Христа?) те самые муки, которых боялась со стороны инквизиции[44] Мавра. Все происходит по законам «вывернутого мира».

Темой «магометанства» я объясняю и одну из «странных» фраз Поприщина: