Причина употребления слова «капитан» необыкновенно интересна. Здесь несколько реминисценций. Во-первых – Авраам Линкольн, изображенный Уолтом Уитменом в стихотворении «О, капитан мой, капитан, как труден путь наш был». Речь идет о Гражданской войне между Севером и Югом и убийстве «капитана». С другой стороны возможно речь идет о стихах О. Мандельштама, где Россия сравнивается с громадным судном. В воспоминаниях Эренбурга так и сказано: «…тогда не только я, но многие писатели старшего поколения, да и мои сверстники еще не понимали масштаба событий.

Но именно тогда молодой петроградский поэт, которого считали салонным, ложно-классическим, далеким от жизни, тщедушный мнительный Осип Мандельштам написал замечательные строки: «Ну, что ж попробуем, огромный, неуклюжий, скрипучий поворот руля…».

А может, он держал в уме другие стихи Осипа Эмильевича: «Когда октябрьский нам готовил временщик/ Ярмо насилия и злобы»…135.

Ассоциации – это самое интересное в романе «Хулио Хуренито». Упоминание встречи Ленина с Уэллсом чрезвычайно любопытно. Говорить о подкупе брита просто глупо.

Тот многое видел и многое понял. Но не понял, пожалуй, еще больше. Основной вывод, сделанный им, заключался в том, что колоссальный, непоправимый крах империи есть результат Мировой бойни. И Уэллс сразу говорит, что нынешнее правительство единственно возможное в России. Большевики – это единственное, что сплачивает громадную страну136. С этим утверждением перекликается мысль Ленина, высказанная Горькому: «…по вашему, миллионы мужиков с винтовками в руках – не угроза культуре, нет? Вы думаете, Учредилка справилась бы с их анархизмом? Вы, который так много шумите об анархизме деревни, должны бы лучше других понять нашу работу. Русской массе надо показать, нечто очень простое, очень доступное ее разуму. Советы и коммунизм – просто»137. Ленин говорит правду, но его цинизм -обжигающ… Иначе говоря, смирительную рубаху на взбунтовавшуюся Русь могли накинуть лишь большевики. Удивительно, что советская цензура выхолостить до конца воспоминания Горького так и не смогла…

Надо заметить, что Уэллс посетил Россию в сентябре-октябре 1920 года: только что проиграна война Польше, в Крыму «сидит» Врангель, Дальний Восток оккупирован японцами. Но Уэллсу ясно: советская власть удержится. Образумить писателя пытался русский коллега А. В. Амфитеатров, но не преуспел: все недостатки, всю жестокость Уэллс видел и ему не «втирали очки», да и невозможно было заштопать все дыры. «Глядя на всех этих выдающихся людей, живущих как беженцы среди жалких обломков империалистического строя, я понял, как безмерно зависят люди большого таланта от прочности цивилизованного общества»138.

Вот небольшой перечень «золотого фонда» России, терпящих бедствия на полузатопленном корабле: Шаляпин, Амфитеатров, Павлов, Глазунов. Ирония не покидает Уэллса, прошедшегося по основателю утопии: «Пророк Маркс и его Священное писание не дают никаких наставлений по всем вопросам. Поэтому, не имея готовой программы, большевики вынуждены неуклюже импровизировать…»139.

Вывод один – виновата Мировая война. Если бы она продолжилась ещё год или больше, свой вариант катастрофы пережили бы Германия и Австро-Венгрия (что и свершилось) и страны Антанты.

Ленин пометил NB в книге знаменательное место: «Не коммунизм вверг эту огромную, трещавшую по швам, обанкротившуюся империю в изнурительную шестилетнюю войну.

Это дело рук европейского империализма»140.

Говоря о движущей силы партии, Уэллс, подчеркивает то, что среди них много евреев, но очень малое число из них настроено националистически. Они борются за новый мир, а не за интересы еврейства. Большевики и не собираются продолжать традиции иудаизма. Арестовано большинство сионистских лидеров и запрещен древнееврейский язык, как «реакционный». «У Ленина, любимого вождя всего живого и сильного в сегодняшней России, татарский тип лица, и он, безусловно, не еврей»141.

Если бы писатель знал правду, что б он написал тогда? Среди большевиков вне сомнения есть люди с широким взглядом. Это люди большой творческой силы.

Он приводит, не задумываясь, несколько имен: во-первых – Ленин, неизмеримо выросший в эмиграции; во-вторых -Троцкий, который никогда не был экстремистом и обладает большими организационными способностями (оценка Уэллса); затем – Луначарский – нарком просвещения, ну, с этим все ясно; Рыков – руководитель Совета 11ародного хозяйства, Лилина – из Петроградского отдела народного образования, Красин – глава торговой делегации в Лондоне. Для нас в этом перечне интересна Лилина – вторая жена Зиновьева. Бог ее миловал – она умерла своей смертью.

Интересны мысли Уэллса о русском народе как таковом; анализ народного духа приводит писателя к пессимистическому выводу. Только на основе Советской власти Россия сможет вернуться к цивилизации, большевики – становой хребет возрождения.

– «Огромная масса населения России – крестьяне, неграмотные, жадные и политически пассивные. Они суеверны, постоянно крестятся и прикладываются к иконам – особенно в Москве – но они далеки от истинной религии… Православный священник совершенно не похож на католического священника Западной Европы; он сам – типичный мужик, грязный и неграмотный, не имеющий влияние на совесть и волю своей паствы. Ни у крестьян, ни у духовенства нет никакого творческого начала»142.

Здесь же уместно привести высказывание о Ленине прославленного военачальника, человека далекого от марксизма. Речь идет о генерале А. А. Брусилове. На смерть Ленина он отозвался следующим образом: «Я по своим убеждениям националист, но относился с уважением к широким идеям покойного. Я никогда его не видел, никогда с ним не говорил, имел дело во время службы только с Л. Д. Троцким, С. С.

Каменевым и П. П. Лебедевым. (Нелишне отметить, что Сергей Сергеевич Каменев – полковник царской армии, а Павел Павлович Лебедев – генерал.) Я ценил возможность работать на пользу русского народа, не взирая на то, что не принадлежал к политической партии Ленина, гак как во всю мою долгую жизнь я никогда политикой не занимался, это не моя сфера. Я признаю заслугой его и его партии то, что под каким бы то ни было названием, Россия не была расчленена, и осталось единой, за исключением нескольких западных губерний, которые рано или поздно должны будут с ней вновь воссоединиться. Совершенно очевидно, что при дряблом Временном правительстве этого никогда не могло быть!»143.

Великий Провокатор (Хулио Хуренито) попал сравнительно легко в Кремль. Это не то, что было с Уэллсом, который возмущается тем, что при организации встречи с Лениным и Чичериным ему пришлось потратить восемьдесят часов(!?) на разъезды, телефонные разговоры и ожидание. Формальности страшно раздражали писателя.

Наконец, произошла встреча. Ожидаемое свидание началось с разочарования: Уэллс думал, что он встретит нудного марксистского начетчика, с которым нужно вступать в утомительную схватку. Ленин сидел за огромным столом, заваленными книгами и бумагами. «Я сел справа от стола, и невысокий человек, сидевший в кресле так, что ноги его едва касались пола, повернулся ко мне, облокотившись на кипу бумаг».

Говорили они по-английски. Изредка Ф. А. Ротштейн, «бывший американец» и дипломат, уточнял детали, следя за беседой. (Ротштейн, Федор Аронович (1871-1953) – историк, дипломат, академик, эмигрант с 1890 года, участвовал в создании Коммунистической партии Англии в 1920 году) Уэллс приглядывался к собеседнику.

Он кого-то напоминал. Уже в Лондоне Уэллс разговаривал с Артуром Бальфуром (автором «декларации Бальфура», давшей евреям возможность создать свое государство в Палестине), обратил внимание на внешнюю схожесть. У обоих высокий, покатый, слегка асимметричный лоб… – «У Ленина приятное смугловатое лицо с быстро меняющимся выражением, живая улыбка; он щурит один глаз (возможно, это привычка вызвана каким-то дефектом зрения)144.

Он не очень похож на свои фотографии, потому что он один из тех людей, у которых смена выражения гораздо существеннее, чем самые черты лица; во время разговора он слегка жестикулировал, протягивая руки над лежащими на его столе бумагами; говорил быстро, с увлечением, совершенно откровенно и прямо, без всякой позы, как разговаривает настоящий ученый».