Парень за звукозаписывающим устройством выглядел, будто он не спал всю прошлую ночь. Не то, чтобы я осуждал его. С тех пор, как моя мама скинула эту бомбу о предстоящей свадьбе на меня, мои ночи были наполнены метаниями, вороченьем и очень неприятным стояком, от мыслей, что я снова увижу Лили. Сон казался чем-то, чего я должен ждать только после свадьбы.

Надо отдать Энни должное. Как только она приняла решение, никакого смятения вокруг не было. «Счастливый день» должен был состояться через две недели.

И Найлсу как-то удалось уговорить Лили приехать пораньше, чтобы помочь подготовиться. Каждый раз, когда я пытался очистить свою голову, эта мысль возвращалась, словно удар наковальней. Лили возвращалась.

Лили приземляется сегодня.

У меня было время в студии, от которого я не могу избавиться. Мой лейбл забронировал это время неделями ранее, прежде чем произошло всё это дерьмо. Так что сейчас я должен быть чёртовым профессионалом, хотя чувствовал, что был готов из кожи вон лезть.

Туповатый техник – я думаю, его звали или Рейвен или Кроу, или как-то так - кем бы он ни был, включил микрофон и его грубоватый, пропитанный виски голос прошёл через мой монитор:

– Окей, Джакс, мы готовы.

Я кивнул. Гитарный трек, который я записал на прошлой неделе, прошёлся ревом сквозь микрофон, и я начал отсчитывать бит. Когда я отсчитал, слова, написанные мной прошлой ночью, снова и снова проигрывались в моей голове. Единственное хорошее, что есть в бессоннице – это возможность писать.

Энни наблюдает за мной из кабинки, прильнув к Найлсу. Две блондиночки, что пришли со мной сюда, хихикали, когда я встречался с ними глазами. Но мои глаза прошлись по бутылке Джека. Я поднял руку.

- Можете начать снова, пожалуйста?

Блэкбёрд (прим. пер. – имеется в виду, что главный герой не помнит его имени и называет его Черной Птицей (Blackbird): сначала он назвал его Рейвен (Raven – Ворон) или Кроу (Crow – тоже Ворон)) вздохнул и немного поворчал, но послушно отмотал трек. Я сделал быстрый глоток из бутылки. Эти слова… чувства, которые я в них вложил, записывая всё это на бумагу, я должен был избавиться от боли, а не делать хуже. Но петь это, значит снова переживать эти чувства, а это было неприятно. Прошла ещё одна долгая пауза, пока трек ревел у меня в ушах. Затем, я открыл рот, чтобы спеть.

Я был катастрофой.

– Можем мы начать заново? – прохрипел я в микрофон, чувствуя, как капли пота образуются на моём лбу. Энни наклонилась вперед, её губы искажены в этот оскал, который я хорошо знал. Я разочаровал её, я тратил её время и деньги. Я мог уже сейчас видеть заголовки таблоидов: «Джаксон Блу: Кумир на Час, Неудавшийся Наследник Рока в Студии – Катастрофа». Это будет очередной скандал, как тот, что я начал, когда мне было восемнадцать и моё сердце было разбито из-за потери Лилианы.

Казалось, скандал преследовал меня.

Но опять же, само моё рождение было скандалом. Зачем останавливаться на достигнутом?

Когда Энни забеременела мной, все таблоиды были охвачены этим. В порыве мазохизма, я увидел их однажды, когда мне было тринадцать – прыщавый и отчаянно пытающийся выяснить, кто мой настоящий отец. Я потратил всё утро, роясь в архивах, исследуя историю за историей, но нисколько не приближался к разгадке, кем же был мой отец. Пока я искал, я делал глотки из бутылки водки, которую я нашел в незакрытом алкогольном баре, так что, к тому времени, когда Энни вернулась домой, я был совершенно пьян.

– Кто он? – невнятно произнес я, вваливаясь в коридор и перекрывая ей путь.

Наилс был с ней – это был один из тех моментов, когда они были вместе, а не расстались. Он издал рычащий шум, который я никогда не забуду, но Энни подняла руку.

– Ты пьян, – констатировала она, словно быть пьяным в тринадцать это было нормой.

– Кто он, чёрт подери? – я снова потребовал ответа. Её лицо поплыло передо мной, и я моргнул несколько раз. Наилс сделал вдох, полный отвращения, и я понял, он думал, что я плакал. Тогда мне захотелось ударить что-нибудь.

– Ты о ком? – спросила Энни.

– Ты знаешь кто! Мой отец, ты, шлюха! – в ту минуту, как слова покинули мой рот, я пожалел о них, но я был слишком пьян и уперт, чтобы извиниться, как следовало.

Я наблюдал, как лицо Энни белеет, её ноздри сузились. Я ожидал, что она закричит на меня.

Но вместо этого она ударила меня прямо поперек лица. Я уже шатался от водки, и сила её удара сбила меня, и я упал на пол, словно какая-то жалкая кучка.

Тогда Энни Блу, моя мать, женщина, которая должна была любить меня сильнее всего на свете, перешагнула через меня, оставляя меня здесь брызгать слюной и бесноваться, а сама прошла с любовником в свою спальню полностью игнорируя меня. И тогда был последний раз, когда я спрашивал о своём отце.

– И что ты делал потом? – шоколадные глаза Лили были широко раскрыты, словно два блюдца, пока она слушала меня. Быть с ней так близко, и то, как она цепляется за каждое сказанное мною слово, было самой лучшей поддержкой во всей моей жизни. Да, я был дерзким ублюдком в семнадцать лет, но Лилиана Несбит заставила меня чувствовать себя королем всего гребанного мира. 

– Ну, я заблевал весь пол, – она захихикала, заливаясь самым восхитительным оттенком розового. – Потом я поднялся снова и пошёл спать. 

– И вы никогда не разговаривали об этом? – Лил Бит покачала головой. 

– А о чём разговаривать? – спросил я лениво, принимая виски, что она налила в бокал для меня. – Энни ясно дала понять, что я никогда не выясню этого, ну, в любом случае, не от неё, - я поднял бокал. – Но я скажу тебе одно: я больше никогда в жизни не притрагивался к водке. 

Лилиана расхохоталась, затем медленно подошла ко мне, её вишнево-красные ноготки на ногах погрузились в глубокий ворс гостиничного ковра. Я раскинул свои руки, и она устроилась рядом со мной, вздохнув, используя моё плечо как подушку. 

– Бедненький Джаксон, – поддразнила она, проведя пальцами внизу по моему лицу. 

Я мгновенно стал твёрдым для неё. В те дни я ходил с вечной эрекцией и то, что её маленькое тело прижималось крепко ко мне, нисколько не помогало. 

Я был типичным семнадцатилетним подростком, который руководствовался похотью и гормонами, но с Лили это было нечто большим. 

Ради Лили стоило подождать. 

– Бедный я, – согласился, пробегая своей рукой вдоль её узкой талии. – Боже, ты – самое маленькое создание, которое я когда-либо встречал. Я думаю, когда мы снова поедем, я просто засуну тебя в чемодан и возьму с собой. 

– Вероятно, ты мог бы сделать это, – её лицо был смертельно серьёзным, что я рассмеялся. 

– Я серьёзно! – возмутилась она. – Я играла в игру, когда была ребенком. Я звала ее: «Невидимая Игра». Я забиралась в невозможно крошечные места и наблюдала, как долго мои родители будут ходить, прежде чем заметят моё исчезновение.