Восторженный рассказ Левальда дает достаточно яркое представление о диораме и об ее хозяине. Очень характерны приведенные в этом рассказе жалобы Дагерра на нападки критиков, обвинявших его в том, что на языке нашей современности было бы названо натурализмом. Эти нападки, по-видимому, имели под собой некоторое основание. Но элементы натурализма в картинах дагерровской диорамы определялись не столько включением в передний план настоящего дома и настоящей ели, сколько тем, каково было содержание картин Дагерра, тем, что вносил он в их компановку, в подбор красок и освещения, сопроводительных звуков, тем, что вносил от себя, от своего искусства художника-постановщика. У нас есть основания предполагать, что при наличии элементов натурализма, картины дагерровской диорамы все же нельзя характеризовать как сплошь натуралистические, что реалистическое начало в них преобладало, чем и объясняется их большое воздействие на зрителей. У нас не вызывает сомнения родство диорамы с искусством, с такими его видами, как фотоискусство, как кино - цветное и озвученное.

Однако признание родства диорамы с искусством, как мы знаем из рассказа Левальда, Дагерру приходилось отстаивать весьма настойчиво, - подобно тому как в течение последующих многих десятилетий фотография, изобретенная позднее Дагерром и Ньепсом будет вести борьбу за свое место среди других видов искусства, Борьба, которую вел Дагерр, по существу была началом той борьбы, которая развернулась позже вокруг фотографии. Дагерру приходилось защищать свои взгляды в обстановке Парижа периода реставрации и, затем, июльской монархии, возглавляемой "королем-буржуа" (Луи Филиппом), в обстановке безудержного стяжательства и протекционизма, когда к власти выдвигались банкиры и коммерсанты, когда вопросы наживы и спекуляции отодвигали на задний план все остальное. Стремясь к привлечению возможно большего количества сторонников, Дагерр прибегал к средствам и способам в духе того времени. Фешенебельный завтрак, устроенный им для компании "знатных иностранцев" и описанный Левальдом, являлся одним из таких способов, полностью соответствующих духу Парижа 1832 года.

Диорама Дагерра теснейшим образом связываются с предисторией фотографии. Работая над картинами диорамы, Дагерр формировался в подлинного художника и энтузиаста светописи, он глубже и глубже изучал свойства света, убеждался, что при помощи света художник может творить чудеса, и, наконец, задался мыслью - задержать, навсегда закрепить чудесное световое изображение.

Эта идея захватила его примерно в 1822-1823 гг., т.е. в те же годы, когда начала работать его диорама; он отдавался этой идее с переменным рвением до тех пор, пока не достиг первых успехов, а затем отдался целиком, пока не добился всеобщего признания дагерротипии - первой разновидности фотографии.

Значение и роль парижской диорамы заключались не только в том, что работа над диорамой толкнула Дагерра на работу по фотографии, не только в том, что диорама оказалась исходной точкой ряда проблем, с которыми столкнулась впоследствии фотография, но и в том, что средства на изобретательскую деятельность в области фотографии Дагерру давала та же диорама.

Охваченный идеей закрепления светового изображения, Дагерр временами, - и чем дальше, тем все чаще и чаще, - бросал кисть художника и замыкался в лаборатории. Дальнейшую пропаганду диорамы и самую широкую деятельность в этой области он предоставил своему первому помощнику - художнику Бутону, до конца оставшемуся верным диораме.

Мы не будем подробно останавливаться иа любопытной, но не имеющей прямого отношения к нашей теме истории распространения диорам, отметим только, что вслед за Парижем диорама была построена Карлом Гропиусом в Берлине в 1826 году, причем Гропиус специально ездил в Париж и полностью скопировал дагерровскую диораму; затем диорамы строились в других столицах мира и носили характер своеобразных "кинотеатров 40-х годов".

Вернемся к Дагерру.

Задавшись идеей закрепления светового изображения, он начал с техники получения наиболее четкого уменьшенного изображения, начал с усовершенствования камеры-обскуры, т.е. начал с создания прототипа современного фотоаппарата.

B этой области ему был полезен Шарль Шевалье, отец которого, известный оптик, имел в Париже оптическую лабораторию и магазин при ней. Дагерр был частым посетителем этого магазина, куда он приходил посоветоваться с Шарлем Шевалье, поделиться своими идеями и планами в области получения и закрепления четкого изображения. Дагерр понимал, что первая часть задачи - получение уменьшенного четкого изображения - без участия оптики решена быть не может. Широко пользуясь советами и оптическим материалом, который доставлял ему знаменитый парижский оптик, Дагерр усовершенствовал существующую камеру-обскуру применением к ней в качестве "объектива" перископической линзы Волластона в ахроматической форме. Это был первый изобретательский или, вернее, еще только конструкторский опыт Дагерра в области фотографии, не имевший, однако, существенного практического значения, так как оптики Шевалье в это же примерно время поставили у себя производство и продажу камер-обскур с призмой-мениском.

При одном из посещений Шевалье в декабре 1825 г. Дагерр был заинтересован рассказом Шарля Шевалье о незнакомом, бедно одетом молодом человеке, который незадолго перед этим заходил в магазин. Этот молодой человек приценялся к камерам-обскурам и жаловался, что у него нет средств на хорошую камеру.

- Если бы у меня была хорошая камера, я мог бы закрепить изображение на матовом стекле, - сказал он, и в доказательство показал Шевалье изображения на бумаге, полученные им, по его словам, при помощи света.