Однако внешний вид коллеги свидетельствовал об обратном: он страдал. Ванек проводил доллары скорбным взглядом.

- Я продал твои копии, - выдавил он из себя наконец.

- Все пять? - ахнула я.

- Все пять. По двести баксов за каждую. - Тепляков тяжело вздохнул. - Вот и набежала штука.

- И ты принес все деньги мне?! - не поверила я.

- Как видишь.

Я снова развела руками. Отделила от пачки две сотенные купюры, протянула их коллеге.

- Это комиссионные, - объяснила я. - Ты работал, продавал. Двадцать процентов твои, как и полагается.

Ванек протянул руку к деньгам и тут же с опаской отдернул назад. Решительно, я не узнавала коллегу. Принять деньги Иван Сергеевич способен в любом состоянии. В том числе находясь в полном параличе.

- Ты мне их сама даешь? - уточнил он. - И жаловаться не будешь, что я их у тебя выпросил?

Я только пожала плечами:

- Ты с ума сошел. Кому мне жаловаться?

Ванек шмыгнул носом, почесал в затылке и все-таки решился на привычное для него хамство:

- Да ладно тебе! Обзавелась покровителем! Наехала, как на последнего лоха…

- Ванек, я ничего не понимаю. Какой покровитель? Кто наехал?

- Ладно, не гони волну, - завершил тему Тепляков.

Он выхватил у меня из пальцев две бумажки, метнул жадный взгляд на стопку, оставшуюся в левой руке. Понимаю, он предпочел бы получить именно ее. Но за истекшую неделю я научилась худо-бедно отстаивать свои интересы, поэтому демонстративно спрятала деньги в задний карман брюк.

Тепляков проводил деньги голодным взглядом, переступил с ноги на ногу. Снова тяжело вздохнул и сказал:

- Ну, я пошел. - Ванек понурился и медленно побрел в коридор. - Бывай здорова. Не забывай нас, маленьких, на твоих-то высотах. Может, составишь протекцию, устроишь на приличную работенку?

- На какую работенку? - снова не поняла я.

Тепляков махнул рукой, повернул ключ, торчавший в замке, и вышел из квартиры. Дверь с грохотом захлопнулась у меня перед носом.

- Чудны дела твои, господи, - произнесла я вслух.

Тут же выругала себя за то, что часто поминаю Господа всуе, перекрестилась и пошла ужинать.

Следующий день начался гораздо позже обычного. Как я уже говорила, начав карьеру дворника, я забыла, что означает слово «бессонница». Поэтому проспала ночь спокойным, долгим, глубоким сном.

Проснулась относительно поздно: в восемь. Позволила себе роскошь поваляться в постели, размышляя о планах на сегодняшний день. Их было немного: надо сходить к Катерине, рассказать ей, что дома все в порядке, и принести несколько детективчиков. Вот и все.

А потом…

Мне стало грустно. Приближалась дата, которую я ждала с тайным страхом в душе. Годовщина смерти мамы.

Мне еще не приходилось устраивать поминки самостоятельно. Когда мама умерла, вокруг меня находилось множество людей. Они и взяли на себя все хлопоты и заботы. Мне оставалось только сидеть на стуле в траурном платье и черном платке и принимать соболезнования. К тому же и на похоронах, и на девяти днях, и на сороковинах рядом были Катерина и Пашка. А теперь их нет, мне все придется делать самой.

Я не справлюсь.

«Справишься! - сказал суровый внутренний голос. - Ты уже большая девочка! Приучайся решать взрослые проблемы!»

Я согласилась и постаралась взять себя в руки.

Действительно, что я так распсиховалась? Какие неразрешимые трудности передо мной стоят? Пойти на кладбище и навестить маму? Схожу и навещу. Дальше. Нужно накрыть стол. Что подают на поминках? Блины, водку, самые простые закуски вроде колбасы или сыра. Получается, нет ничего страшного. Печь блины я умею. Интересно, сколько людей придут помянуть маму? Насколько я знаю, на поминки гостей не зовут: приходит тот, кто помнит.

Общительным человеком моя мама никогда не была. У нее даже подруг не было, только коллеги по театру. Ну, коллеги придут обязательно. Конечно, не все. Кто-то на гастролях, кто-то болен, кто-то попросту забудет… Но человек десять придет точно. На всякий случай надо рассчитывать, что за столом будет вдвое больше. Пускай еда лучше останется, чем ее не хватит.

Обдумав все хорошенько, я успокоилась. Действительно, чего паниковать? Я смогу все сделать сама, без посторонней помощи. Не маленькая.

Я откинула одеяло, потянулась. Сейчас не торопясь приведу себя в порядок, позавтракаю. Потом уберу квартиру, а то все уже пылью заросло по самые уши. После этого поеду к Катерине, отвезу ей книжки.

Кстати, о Катерине…

Имя подруги вызвало в памяти ассоциацию с фотографией из ее альбома. Я быстренько прошлепала в кабинет, достала из нижнего отделения книжного шкафа семейный фотоархив. Вытерла пыль с кожаного переплета, нетерпеливо перелистала страницы.

Стоп!

На одной странице не хватало снимка. Я точно помню, что свободных мест в альбоме не было. А тут…

Я снова перелистала альбом, внимательно разглядывая каждое фото. Тщательное исследование показало, что двойных снимков в альбоме нет, зато есть одно свободное место. То самое, на котором находилась моя старая фотография.

Я захлопнула альбом. Ничего не понимаю. То есть совсем ничего! Что же это получается? Фотография, которую я нашла в доме Штефана, попала к нему из моего семейного архива? Значит, он бывал в нашем доме? Полный бред!

Так ничего и не придумав, я положила альбом на место. Прошлась вдоль книжных полок, задумчиво разглядывая книжные переплеты. Отобрала несколько романов Донцовой, разбавила их парочкой книг других авторов. Как я уже говорила, Катерину нельзя назвать читающим человеком, поэтому о ее литературных пристрастиях я почти ничего не знаю.

Я уложила отобранные книжки в пакет, повесила его на ручку входной двери, чтобы не забыть. Выполнив всю намеченную программу по уборке дома, я начала собираться в больницу. В половине двенадцатого поставила квартиру на сигнализацию, вышла из дома и побрела к метро.

- Машка! - радостно встретила меня Катерина. - Я соскучилась!

- Я тоже, Катюша, - поцеловала я подругу и присела на краешек ее кровати. - Выглядишь гораздо лучше.

- Я и чувствую себя гораздо лучше, - похвасталась Катька. - Скоро домой пойду.

- Это врач сказал?

Катерина возмущенно хмыкнула:

- Ну да, врач! Он долдонит, что я должна тут проваляться не меньше двух недель. В лучшем случае! Бормочет всякую ересь и глазки мне строит!

- Если врач говорит, - начала я, но Катька негодующе перебила меня:

- Отстань!

Я замолчала. Катерина устыдилась своей выходки, извинилась.

- Кать, я считаю, что нужно прислушаться к мнению врачей. Они же не просто так тебя здесь держат.

- Ладно, там видно будет. Книжки принесла?

Я выложила на кровать пять ярких томиков. Катерина по очереди перебрала все.

- Не знаю, не читала, - сказала она, осмотрев принесенные книжки. - Думаешь, понравится?

- Не знаю, - ответила я честно. - У каждого свой вкус. Мне понравились.

Катерина снова вздохнула:

- Ладно, оставь, я посмотрю. Ты ко мне ездила?

- Да. Все в порядке, - отчиталась я. - Я убрала квартиру, разморозила холодильник.

- Спасибо, Машка.

- Не за что.

Мы еще немного помолчали. Потом Катя неохотно напомнила:

- Скоро годовщина у Елизаветы Петровны. Как ты одна справишься?

- Молча, - ответила я. - Кать, перестань разговаривать со мной, как с ребенком. Что, я не смогу блинов напечь?

- Одних блинов мало. Приготовь борщ, - подсказала Катерина. - Русская кухня в чистом виде. Знаешь, можно купить несколько пакетов готовых пельменей. Не знаешь, сколько придет человек? Тогда обязательно купи пельмени, - посоветовала Катерина. - Вдруг блинов и борща не хватит. Наверняка навалит куча дармоедов… А что? Скажешь, нет? Елизавета Петровна не кто-нибудь, а была прима отечественного оперного театра! Наверняка журналюги мимо годовщины не пройдут. Что же, их не кормить?

- Кать, я буду рада видеть всех, кто помнит мою маму. Независимо от чинов, званий и профессий.