ПОГИБШИЕ

ДВА ОТРЫВКА ИЗ ПОЭМЫ

1
Уж ночь. Калитка заперта.
Аллея длинная пуста.  
Окован бледною Луной,
Весь парк уснул во мгле ночной.  
Весь парк не шелохнет листом.
И заколдован старый дом.  
Могильны окна, лишь одно
Мерцаньем свеч озарено.  
Не спит — изгнанник средь людей, —
И мысли друг, — и враг страстей.  
Он в час любви, объятий, снов
Читает книги мудрецов.  
Он слышит, как плывет Луна,
Как дышит, шепчет тишина.  
Он видит в мире мир иной,
И в нем живет он час ночной.  
Тот мир — лишь в нем, и с ним умрет,
В том мире светоч он берет.  
То беглый свет, то краткий свет,
Но для него забвенья нет.
2
Помогите! Помогите! Я один в ночной тиши.
Целый мир ношу я в сердце, но со мною ни души.  
Для чего кровавым потом обагряется чело?
Как мне тяжко! Как мне душно! Вековое давит зло!  
Помогите! Помогите! Но никто не внемлет мне.
Только звезды, улыбаясь, чуть трепещут в вышине.  
Только лик Луны мерцает, да в саду, среди вершин,
Шепчет Ветер перелетный: Ты один — один — один.

ТРИ СОНЕТА

ВОПРОС

Меня пленяет все: и свет, и тени,
И тучи мрак, и красота цветка,
Упорный труд, и нега тихой лени,
И бурный гром, и шепот ручейка.  
И быстрый бег обманчивых мгновений,
И цепь событий, длящихся века;
Во всем следы таинственных велений,
Во всем видна Создателя рука.  
Лишь одного постичь мой ум не может: —
Зачем Господь в борьбе нам не поможет,
Не снимет с нас тернового венца?  
Зачем Он создал смерть, болезнь, страданье,
Зачем Он дал нам жгучее желанье —
Грешить, роптать, и проклинать Творца?

ОТКЛИК

Кто там вздыхает в недрах темной бездны?
Чьи слезы льются скорбно по лицу?
Кто шлет свой крик бессильный в мир надзвездный,
Взывая святотатственно к Творцу?  
Богохуленья ропот бесполезный,
Слова упрека, от детей к отцу.
Поймет ли человек закон железный: —
Без вечных мук пришел бы мир к концу.  
Ужели маловерным непонятно,
Что правда — только в образе Христа?
Его слова звучат светло и внятно.  
«Я — жизни смысл, печаль и красота…
К блаженству Я пришел стезей мученья…
Смерть победил Я светом отреченья…»

БИБЛИЯ

В тиши полуразрушенной гробницы
Нам истина является на миг.
Передо мной заветные страницы,
То Библия, святая книга книг.  
Людьми забытый, сладостный родник,
Текущий близ покинутой станицы.
В раздумьи вкруг него, склонив свой лик,
Былых веков столпились вереницы.  
Я вижу узел жизни — строгий долг —
В суровом Пятикнижьи Моисея;
У Соломона, эллина-еврея,
Любовь и жизнь одеты в яркий шелк,
Но Иов жизнь клянет, клянет, бледнея,
И этот стон доныне не умолк.

«О, только бы знать, что могу я молиться…»

О, только бы знать, что могу я молиться,
Что можно молиться, кому я молюсь!
О, только бы в мыслях, в желаниях слиться
С тем чистым, к чему я так жадно стремлюсь!
И что мне лишенья, и что мне страданья,
И что мне рыдающих струн трепетанья, —
Пусть буду я ждать и томиться года,
Безумствовать, падать во тьме испытанья, —
Но только бы верить всегда,
Но только бы видеть из бездны преступной,
Что там, надо мной, в высоте недоступной,
Горит — и не меркнет Звезда!

«Свеча горит и меркнет и вновь горит сильней…»

Свеча горит и меркнет и вновь горит сильней,
Но меркнет безвозвратно сиянье юных дней,
Гори же, разгорайся, пока еще ты юн,
Сильней, полней касайся сердечных звонких струн.  
Чтоб было что припомнить на склоне трудных лет,
Чтоб старости холодной светил нетленный свет —
Мечтаний благородных, порывов молодых,
Безумных, но прекрасных, безумных — и святых.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: