Ах, причуды, вы мои, причуды… А их много! Можно пособие выпускать.
Мороз — градусов двадцать. Гуляем, как обычно полтора часа. Пес начинает замерзать. Да-да. Сибирская лайка, спящая десять лет у батареи, честно мерзнет. Я начинаю лекцию:
— Знаешь ли ты мой друг Казан, что лайки должны спать на снегу, есть мороженую рыбу с потрохами и не роптать на судьбу? Лайки должны радоваться морозам.
Пока я занимаюсь ликбезом в мою сторону, молча, вытягивается передняя лапа и держится на весу. Смотрю, но делаю вид, что не замечаю. Подскуливание. Смена лап. Вытягивается вторая. Ладно. Подхожу. Беру лапу в ладонь, тихонечко тру. Пес зажмуривается от удовольствия. Отхожу. Через десять минут слышу ворчание, пес шкондыбает на трех лапах. Одна из задних поджата под пушистые штаны. Инвалид. Жму заднюю конечность. Пес танцует под руками чечетку на трех лапах. Мягко журю. Отхожу. Поворачиваюсь задом к питомцу. И-и-и, получаю мощнейший пинок лапами в спину. Споткнувшись и едва удержавшись на ногах, пыхтя разворачиваюсь. Зеленые огоньки, весело поблескивают, передняя лапа вытянута в мою сторону:
— Ах, ты мерзавец, ах, ты паршивец, ах, ты сучий крендель.
Иду за поводком, который лежит на скамейке, и в момент протягивания руки к поводку чувствую щипок-укус пониже спины. Хватка за гачи для удержания зверя на месте. Делаю мгновенный разворот.
— Батеньки, инвалид-то мой, на горочке сидит, высоко-о-о. Глазки опять зелененькие, ушки торчком, на баранке своей ерзает.
Пою про себя:
Ну, хоть портреты с него пиши. Акелла перед стаей. Беру поводок, тру пониже спины и начинаю уговаривать поганца, спуститься пониже. Веревка играет у меня в руках, аки нунчаки.
— Ага! Сейчас! Нашли идиота? Казан и не думает спускаться.
Обычно переговоры длятся минуты три-четыре. Безуспешно, естественно. Делаю вид, что выхожу с собачьей площадки, приоткрываю калитку, вперед на бешеной скорости проносится серый ком.
— СТОЯТЬ-ять-ять… Ну, нельзя из русского языка, изъять приставку «ЯТЬ».
Казан уже несется по тропинке, удаляясь на космической скорости от собачьей площадки:
— Ага! Игру «А ну-ка догони», знаешь?
За серым комом, несется рыжий ком в полушубке. Наконец, отбежав метров сто вперед, Казан останавливается. Нет, сам он ко мне не идет, я иду, как гора к Магомету. Подхожу. Огромная башка, услужливо подставляет шею под карабин.
— Н-да. Бить вроде, как нехорошо. Вроде, как игра. Да и не догнала бы я его.
Прицепляю поводок и всю дорогу вещаю, все, что думаю о лаечных играх. Казан, вроде, как слушает. И при особо выразительных словах, даже поднимает голову и заглядывает в глаза.
С самого начала Казан выбрал меня основной хозяйкой. Это и понятно. Я выкормила его со щенка и гуляла с ним больше других. Больше других мне пришлось бороться за расстановку сил в нашей семье-стае. Около четырех-пяти раз Казан пытался скинуть меня с вершины иерархической лестницы, пытаясь исподтишка искусать, но и я постепенно поднатарела в этих вопросах, умудряясь как-то нутром чувствовать, что пёс вот-вот начнёт борьбу за власть. В итоге мы с ним всё выяснили и срослись в одно целое. Казан для себя усвоил: мамка-вожак, но требует защиты. Он практически ни с кем не хотел ходить гулять. Больше того, если мы с мужем заходили по очереди в магазин, Казан никогда не ушёл бы от магазина, пока я не вышла бы из него.
Был и такой случай. У меня поднялась температура, заложило всю грудь. Попросила мужа погулять с Казанчиком. Муж нехотя натянул одежду, и позвал лайчонка на прогулку. Казан, лежа у двери, даже ухом не повел. На меня с укором и вопросом одновременно посмотрели две огромные карие сливы. Я отвела глаза. Бодро сказала:
— Казан, иди гулять с папой.
Сливы расширились:
— С кем, с кем?
Я опять:
— Казан надо идти.
Пес нехотя поднялся и поплелся к выходу. Перед мужем изобразил покорность, подставил толстый воротник под ошейник. Ушли. Вернулись минут через тридцать (обычная прогулка вечером составляет 1,5 часа). Казан забегает в квартиру. Миска с ужином стоит готовая к употреблению. Спрашиваю мужа:
— Хоть в туалет сходил?
— Не-а, только по-маленькому. Не садится гад, принципиально.
Дальше начинается домашний цирк. Раздается вздох скорби. Пес ложится толстым задом к миске и ни на кого не смотрит. Слюни текут, но пес мужественно не ест. На кличку не откликается. В глазах мировая скорбь. Встаю, подхожу, начинаются уговоры:
— Ну, поешь.
Ко мне поворачивается упитанный зад. Вздох. Начинаю гладить мохнатую башку. Раздается рычание:
— Уйди, противная!
Пытаюсь загладить вину:
— Ну, ладно, завтра вместе пойдем.
Ухо поворачивается на 180 градусов. Раздается легкое рычание и очередной вздох. Глажу дальше:
— Ну, ты уж не рычи, смотри какая пашина вкусная в миске? Мама, хорошую корову завалила.
Глаз начинает косить в мою сторону. Затем пес откидывает все четыре лапы, ложится на спину (зайчика зубастого изображает), моя ладонь начинает гладить брюхо. Опять вздох мировой скорби. Пять минут чешу брюхо. Захлебываясь слюной, Казан переворачивается обратно на четыре лапы и рвет к миске. Ритуал прощения прошел. За три секунды миска пуста.
Смеетесь над моими методами воспитания? И правильно. Сколько книжек не читала, а методы прижились свои — пряничные. Скажете с лайкой так нельзя? Правильно — нельзя. А что, если пес мои струны души правильно нащупал, еще в детстве? Подумаете — это к кому же в руки попала охотничья лайка? Правильно, к дилетанту, который сумел сделать из рабочей собаки, домашнего любимца с внешностью волка. Столько — сколько я услышала от профессиональных охотников в свой адрес, наверное, мало, кто слышал. Но жизнь, тем и хороша, что вносит разные коррективы. Главное, чтобы любовь была, да взаимопонимание, которое у нас, конечно, есть, если прочитать внимательно, что здесь написано.
А ещё Казан умел в городских условиях добывать пропитание для всей стаи.
Зарисовка
Вот и в этот вечер. Обнюхав очередную кучу желто-коричневых листьев, наметенную дворником, Казан заторопился вперед. Вытянув шею, опустив нос к самой земле (это называется нижнее чутье) он шел по следу. — По чьему следу? В тот момент, я еще об этом не знала. Почувствовала только, что пес очень сильно тянет поводок. Быть лыжницей я устала, народу вокруг никого не было, и я решила его отпустить в свободный полет. Не поверив в собственное счастье, Казан одним глазком скосил на хозяйку и унесся куда-то в сторону. Пока я выглядывала, куда он подевался, сзади послышалось тяжелое цоканье когтей по асфальту. Ко мне достаточно медленно приближалась тухлая баранья нога с копытом и в шерсти, которую, отдуваясь пер Казан. Мой нос захлестнула волна отвратительного запаха. Зато сам Казан светился от радости:
— Вот оно счастье. Добыл. Акелла не промахнулся. Ты только посмотри, какой ужин я добыл!!!!
В ответ раздался мой вопль:
— Брось, эту тухлятину!
Казан приостановился, покрепче сжав челюсти, ему и так тяжело было переть эту ногу, а тут еще и не рады добыче! Поморгав пару секунд ресницами, Казан положил ногу перед собой, до меня оставалось несколько шагов. Я скомандовала:
— Ко мне!
Казан недобро буравил меня глазами:
— Сейчас, как же. Ногу не брошу.
Я упрямилась:
— Ко мне!
Каза сел возле ноги:
— Сама иди, сказал, не брошу!
Я начала злиться:
— Ведь подойду, кому-то наваляю! За лазание по помойкам!
Казан глухо заворчал:
— Не дамси-и-и… И ногу не отдам.
Наконец, я не выдержала подошла, прицепила пса на поводок и ногой попыталась отодвинуть баранью ногу в сторону кустов. Казан взвыл и улегся на добычу собственным телом. По округе разносился омерзительный запах тухлого мяса. Затем он перевернулся и повалялся на тухлятине спиной, затем начал натирать себе щеки с обеих сторон и всё это в считанные секунды и на поводке. Я опять взвыла дурным голосом: