Именно после того случая, лайка Казан и Кася, слегка подружились. Мы даже, пару раз, обнаружили их на диване, мирно спящими спина к спине. Однако при нас — сохранялась война. Когда мы возвращались с работы, к нам бежали восемь лап, распихивая друг друга. Кошка шипела, пес рычал. Потолкавшись, две головы утыкались в руки.

Второй случай, их сблизил, еще больше. Однажды, к нам в гости зашла моя подруга с тигровым боксером Дэником. Дэнька, добрейшей души пес. Пришел по делу, позвать на вечернюю прогулку друга Казана. Когда Дэник робко вошел в коридор, я придержала Казана.

— Ага!

На пружинистых ногах из комнаты вышла Кася, и широко расставив лапы, встала против боксера, как борец японской борьбы сумо. Глядя широко открытыми глазами на врага, кошка медленно наступала:

— Кто тут настоящий боксёр, это мы ещё посмотрим! Сейчас ты узнаешь полосатый, что такое тайская борьба.

У нее распухли губки и растопорщились усы. Дальше последовал молниеносный бросок в морду Дэника, в район глаз. Дэник взвыл дурным голосом. Лайка Казан воспринял этот вопль, как призыв:

— Гадом буду, наших бьют! — и рванулся к ошалелому другу-боксеру.

— Вот те раз. И куда же дружба делась?

Пес, явно, встал на сторону кошки. Еле-еле мы оторвали Касю, от морды несчастного, добрейшего Дэньки. После этого случая, его хозяйка сказала, что больше к нам в гости, они с Дэником, приходить не будут, и что у Каси такой склочный характер, по причине того, что она старая дева. А девы, как известно, отличаются своеобразным, сине-чулочным нравом.

Несмотря ни на что, Казан, прожил с Касей бок о бок долгих восемь лет и когда кошка умерла, он первым сообщил нам о несчастье. Случилось это глубокой ночью, Казан молча подошёл к моей кровати и толкал меня носом до тех пор пока я не встала. Он подвёл меня к остывающему телу кошки и еле слышно заскулил. Так тихо заскулил, чтобы никто больше не проснулся. Рыдая, я вынесла тело на балкон и только утром обо всём рассказала мужу и дочке. Я поняла, что Казан всю ночь не смыкал глаз и охранял Касю. Не хочется заканчивать эту главу грустно.

Хотелось показать, что дружба иногда складывается трудно, тяжело, но именно такая дружба становится крепче цемента. Никакой злости у Казана к Касе не осталось. Он её полюбил, хотя до последнего гонял от своей миски с мясом и от своей миски с водой. Кушали они так. Казан ел из мисок на полу, Кася ела в то же время, что и пёс, но на подоконнике, ровнехонько над чавкающей головой лайки. Она всегда любила смотреть, что дают ей, а что дают собаке. Не обделили ли её царское Высочество? Когда не стало Каси, мы не рискнули ещё раз заводить кошку, потому что не были уверены, что Казанчик её примет. Всё дело в том, что на улице для него кошки вовсе не были табу и гонял он их исправно. Даже Касю он постоянно проверял на вшивость, подталкивая её к порогу квартиры, чтобы та вышла погулять в — общий коридор, справедливо считая:

— В квартире — это наша кошка, в коридоре — чужая кошка, а значит, я за себя не отвечаю.

В пять месяцев у Казана стали меняться зубы, а с ними и характер. По восемь часов в сутки Казан оставался один. Мы все уходили на работу, дочка пошла в первый класс и до шести вечера оставалась в школе в группе продленного дня. У Казанчика оставалась масса свободного времени, когда он мог заняться своими делами. Для начала он от скуки выгрыз на кухне линолеум. Это была огромная дыра радиусом около метра съеденная до бетона. Он стал интересоваться нашей обувью, и вскоре все ботинки пришлось переставить на полку, где лежат шляпы. Но самое главное лайчонок заинтересовался книгами. Страсть к чтению у него пылала «вечным огнём». Именно тогда один мой знакомый увлекся Карлосом Кастанедой и привёз почитать первый том этой увлекательной книги. Эх! Если бы он знал, кто прочитал Кастанеду первым. Буквально на следующий день я нашла объёмный томик съеденным, осталась только обложка. Я пришла в ужас и кинулась по магазинам искать замену. Мне надо было найти такую же книгу, с идентичной обложкой, чтобы никто ничего не заметил. Обегав кучу магазинов и книжных развалов, точно в таком же переплете я книг не нашла. В конце концов, окончательно упарившись, я пошла в ближайший книжный магазин и попросила продать мне первый том известного мага, но в магазине мне ответили, что в розницу тома не продаются. Пришлось купить девять томов, а потом и прочитать их.

Вторую книжку Казан прочитал по программированию. Причём это была очень редкая книга, за которой муж гонялся по всей Москве, но однажды неосторожно оставил её на холодильнике. В прочтении книги Казану помогла Кася, которая скинула книжку на пол, а уж там читатель нашёл своё счастье. Когда мы вернулись домой, посередине коридора лежала огромная куча рваных бумажек, на которой мирно дремал Казан. Мужа я тогда еле откачала и приложила массу усилий, дабы он не прибил прямо на месте читателя. Зубы у Казана просто зудели. Собачники подсказали мне один ход. Во-первых, надо было наломать крупных сучьев разных пород деревьев и слегка отварить их в подсоленной воде — это давало занятие для чешущихся десен на пару часов. Во-вторых, мне подсказали какую игрушку можно смастерить для особо одаренных щенков. Способ крайне простой. Взять пустую пластиковую бутылку, бросить в неё несколько сухих, горошин или бобов, на худой конец мелких камушков, затем привязать к бутылке веревку и на улице гонять Казана за погремушкой. Впоследствии, я ещё оборачивала погремушку кусками меха, которые мне приносили те же собачники или перьями утки, которые нам иногда отдавал знакомый охотник. Казан от погремушки был в полном восторге. Мы с мужем раскручивали веревку с гремящей бутылкой, Казан её ловил. Правда, играть мы могли только, когда поблизости не было других собак, не дай бог в поле зрения Казана появлялся конкурент, Казан, не задумываясь, кидался в драку. Драться он начал с пяти месяцев.

Точно таким же лидером рос и лучший друг Казана цвергшнауцер Билли Бонс. Он тоже начал взрослеть и теперь его душа просила хлеба и зрелищ. Мы частенько гуляли вместе. Встреча двух проказников происходила так. Мы выходили на улицу и подходили к подъезду соседнего дома, в котором жили цверг Билли Бонс и ризеншнауцер Кешка. Ризен Кешка тоже был молодым псом, ему на тот момент было всего полтора года. Дверь подъезда открывалась и оттуда аки на лыжах выезжала моя подруга. Билли Бонс узрев идущего на встречу лайку Казана растопорщивался и превращался, почти что, в дикообраза. Все волоски на теле цверга вставали дыбарем. Рявкал Бонс так, что люди, идущие мимо нас по улице — в страхе оборачивались. Казан в ответ посылал волчий вой, чем приводил в ещё больший панический страх прохожих, которые за несколько секунд прижимались по сторонам улицы и с блуждающими глазами прибавляли ходу, обгоняя друг друга и пытаясь остаться незамеченными. Чайники, они не поняли, что это горячая встреча двух друзей. Бонс со вздыбленным загривком подходил к Казану и начинал дико рычать, Казан тут же ощеривался в ответ, всё это подкреплялось мощным лаем ризена Кешки.

Бонс:

— В глаз хочешь?

Казан:

— Только сунься, оторву бороденку.

Кешка:

— Или мы идём на собачью площадку, или я сейчас обоих замочу.

После бурного приветствия. Все трое рыча и ворча, спешили отправиться на «песодром». Сценарий прогулки разворачивался приблизительно в таком ракурсе.

Как только все трое врывались в калитку, тут же начинали искать либо мальчика для битья, либо прекрасную девочку. У Бонса уже в пятимесячном возрасте сформировалась милая привычка стравливать крупных псов между собой, а после этого мелко перебирая лапками залезать на ручки к своей очаровательной хозяйке.

Гулял в ту пору на площадке черный терьер Генри. Трехгодовалый, уверенный в себе здоровяк. Мирный, ласковый, но строгий. Генри терпеть не мог задир. А у Бонса и Казана прямо-таки шило было в одном месте. Как только завидят Генри, так начинают его задирать. Выглядело это так. Пока Казан внимательно присматривался, в какое место этого черного медведя, лучше впиявиться зубками, Бонс не терял времени даром. Он вставал покрепче на лапки и, тряся бороденкой грозно смотрел на Генри. Бонса начинало просто лихорадить при виде этой черной туши. В его глазах появлялся маниакальный блеск. Поджав одну заднюю ногу, Бонс вприпрыжку несся к Генри: