– Приложите ухо. Слышите, как журчат горные реки в долине?

– Похоже. Хорошо бы после моей смерти эти звуки стали еще слышнее. – Каяма поглаживал рукой мокрую поверхность камня. По Щеке торговца скатилась слеза.

– Я приду еще, когда мне захочется взглянуть на камень. Вы разрешите тогда зайти хоть на минутку с черного хода?

– Да, пожалуйста, вы уж нам разрешите тогда… – нерешительно добавил сын.

Спустя два-три дня Судо пришел с хорошей новостью:

– В Аобадай распродается огромный сад. Правда, на него претендуют еще несколько садоводов-любителей, так что решать надо сегодня-завтра, если хотите купить. Продают почти даром, к тому же там, на мой взгляд, еще на три грузовика настоящих старинных камней – прекрасных, таких уже не привозят, и вы при всем желании нигде их не купите. Камни из Курама, Коею, Тикуба. Ведь, говоря откровенно, иметь камни, привезенные лишь из одного места, неинтересно. "Хорошо бы соединить их с вашими. Что скажете на это?

Каяма расспросил поподробнее о хозяине, о причинах продажи сада.

– Это был особняк директора какого-то банка. Во время воздушного налета он сгорел. Прошло уже более десяти лет, а дом так и не восстановили, вот вдова и решила продать сад. Там пять, нет – семь тысяч цубо. Землю она продает отдельно – без камней и деревьев. У нее масса прекрасных каменных плит, которыми была когда-то выложена дорожка к чайному домику, их вам вполне хватит. А если там копнуть, то можно найти еще больше. Особняк-то сгорел, а камни огонь не тронул, так что это просто находка.

– Хорошо, вы сходите завтра со мной?

– Конечно. Сейчас же пойду предупрежу.

Каяма подумал, что он уступил Судо так же быстро, как и своим детям, когда они пришли просить его согласия на брак. Сын и дочь покинули его дом, но зато теперь здесь будет множество старинных камней из Курама, Коею, Тикуба, будут камни из горного потока, сбегающего с Окути-тибу… Каяма почувствовал вдруг странное волнение, охватившее его, и в тот же миг ему показалось, что он словно проваливается в холодную пустоту… Впервые с тех пор, как он занялся садом, темная тень коснулась его души.

От дома Каяма до Аобадай – минут тридцать ходу. Каяма встал рано: по утрам, когда от прохладного осеннего воздуха было зябко, он поливал водой голубой камень, и это уже стало его ежедневной радостью и утешением. Камень напоминал мощный торс. Лежащий торс. Каяма видел, как синел камень, впитывая капли дождя, падающие с деревьев, и сердце его трепетало. Ему казалось, что от поверженного торса исходит не журчание горного потока, а божественный голос.

«…Взять с собой камень на тот свет? Мирно заснуть на нем…» – ожили слова, которые и прежде мелькали в его сознании. В этот момент с черного хода вошел Судо.

– Этот новый камень, конечно, хорош, но в камнях, прошедших сквозь годы, есть особая прелесть. Итак, я готов вас проводить.

Каяма вышел вместе с ним, не позавтракав.

Они вошли в сад Аобадай, и Каяма был поражен. Похоже, здесь не пять, а все десять тысяч цубо. За искусственным холмом – огромные кроны. Камни и деревья, по всей видимости, свозили отовсюду, не считаясь с расходами… Каяма долго бродил по саду, где словно витал еще дух древней Японии и все напоминало о вольготной жизни его хозяина до войны. Но в то же время было в этом саду что-то гнетущее – Каяма ощутил это всем существом. Будто эти десять тысяч цубо до сих пор хранили память о рушащемся, горящем в пожаре войны особняке – без сомнения, роскошном и вполне соответствовавшем такому саду.

– Были ли жертвы? – спросил Каяма у Судо.

– По слухам, в доме во время пожара оставались одни женщины – человек пять, кажется, погибли.

Каяма молча зашагал дальше. То тут, то там в огромном саду, который и глазом-то не охватишь, стояли грузовики, приехавшие за деревьями и камнями, и рабочие, садовники, как хлопотливые муравьи, не прекращали своей лихорадочной деятельности.

Судо привел Каяма к задним воротам и стал показывать ему камни. Глаза его при этом блестели, он то и дело восхищенно вздыхал. Затем Судо потащил Каяма по тени «стой тропинке, тянувшейся вдоль рощи низкорослого бамбука.

Каяма увидел старый чайный домик, настолько ветхий, что он походил на завалившийся амбар. Трое молодых рабочих ломали его с такой же энергией, с какой ломают бараки. Казалось, они радовались возможности сокрушить все одним махом. Каяма взглянул на их оживленные лица и почувствовал, как вновь души его коснулась темная тень. «Домику-то этому, наверное, более ста лет…» – подумалось ему.

Они пошли по другой узкой тропинке, идущей от чайного домика вниз, как вдруг садовник обернулся к Каяма и, воскликнув в крайнем возбуждении: «Здесь!», показал на группу рабочих. Те, услышав его голос, прервали работу, но потом вновь взялись за лопаты. Из-под земли, перемешанной с истлевшими листьями, появлялись черные каменные плиты. Штук пятьдесят уже выкопанных плит грудой лежали неподалеку, как бы напуганные ярким солнечным светом, заливавшим землю.

– Слышите? – спросил Каяма у Судо.

– Что?

– Ну, раз не слышите…

«Должно быть, женщины, погибшие в огне, часто, если не каждый день, ходили по этим плитам», – подумал Каяма. Но разве скажешь Судо, что он и сейчас слышит далекие звуки их шагов… Садовник только посмеется над ним. Услышит ли он эти звуки, когда плиты уложат в его саду?…

Скрестив руки, Каяма зашагал по саду и вновь ощутил, как в душе его промелькнула темная тень.

Вскоре Судо вновь принес хорошую новость.

– Здесь совсем рядом продают еще один сад, все деревья. Что вы скажете на это?

Каяма сначала решил отказаться:

– Я ведь не собираюсь превращать в сад весь свой участок. Мне хочется и рощу сохранить, и эти лесные деревья, и уложить декоративные камни.

– Знаю, знаю. Но неплохо бы насадить и других деревьев – чтобы они гармонировали с камнями. Азалии, зонтичные сосны, что-нибудь еще… А возле воды так и просятся сливы…

– И все это там есть?

– Да.

Оказывается, Судо хорошо знал эти деревья, так как сам привозил их туда в самом начале войны. Он ручался, что деревья прекрасные. По его словам, там есть и пять больших, в обхват, литокарпусов, и гранаты – в общем, все самое лучшее.

Каяма и не предполагал, что рядом с его домом существует такой сад.

– Зачем же им продавать его?

– Хозяин имения умер недавно, а вдове деревья ненужны, она говорит, что хочет сделать лужайку и бассейн.

«…Значит, в моем саду сольются в один хор звуки тех каменных плит и деревьев этого сада. Все, что было близко умершим, объединится в моем саду и станет мне утешением…» Каяма прислушался к шелесту падающих листьев, которые кружил в воздухе легкий ветер. Вместе с листьями, бегущими по земле, они рождали какую-то единую тихую мелодию. И вдруг сквозь эту мелодию ему послышался голос: «Сад опавших листьев…» День был настолько прозрачным и светлым, что казался нереальным.

«Сад опавших листьев… Неплохое название», – подумал Каяма и сказал Судо:

– Хорошо. Я покупаю этот сад целиком.

Каяма исполнилось шестьдесят пять лет, когда умер Судо. На седьмой день после смерти садовника он зашел в маленький садик за домом Судо. Там росла старая белая слива. Договорившись, что ему ее уступят, Каяма попросил другого садовника, приятеля Судо, перевезти это дерево к нему.

«…Вот и еще прибавилась одна вещь, которая была близка умершему…» Каяма смотрел, как перевозят белую сливу, и вспомнил день, когда Судо привез ему деревья из того сада.

…Корни деревьев, положенных на большую грузовую тележку, были большими и тяжелыми. Чтобы уравновесить их, спереди подвесили камни. Тележку тащили трое молодых парней, а маленький Судо торжественно шел впереди, медленно поднимаясь в гору, как во время праздничного шествия. Лицо его сияло. Неожиданно тележка, уже въехавшая во двор Каяма, наклонилась.