Имеется ли такая страна во вселенной, где нельзя было бы встретить нечто вроде Совета пятисот, Совета старейшин и Директории с пятью членами? Эта конституция может быть предложена любым человеческим общежитиям, начиная с Китая и кончая Женевой. Но конституция, которая создана для всех наций, не годится ни для одной: это чистая абстракция, схоластическое произведение, выполненное для упражнения ума согласно идеальной гипотезе и с которым надобно обращаться к общечеловеку в тех воображаемых пространствах, где он обитает.
Что же есть конституция? не является ли она решением следующей задачи?
При заданных населении, нравах, религии, географическом положении, политических отношениях, богатствах, добрых и дурных свойствах какой-то определенной нации найти законы, ей подходящие.
Однако эта задача не была даже поставлена в конституции 1795 года, которая помышляла лишь об общечеловеке. (стр.89 >)
Все вообразимые доводы объединяются ради установления того, что божественная печать не коснулась этого произведения. — Это всего лишь тема.[138]
Таким образом, уже в настоящий момент — сколько признаков разрушения!
Глава седьмая.
ПРИЗНАКИ НИЧТОЖЕСТВА ВО ФРАНЦУЗСКОМ ПРАВЛЕНИИ.
(стр.102 >) Законодатель подобен Создателю: он трудится не вечно; он производит на свет, а затем отдыхает. У всякого истинного законодателя есть своя Суббота, и прерывность — его отличительная черта; таким образом Овидий изрек истину первостатейную, когда сказал:
Quod caret alterna recquie durabile non est.[139]
Если бы совершенство было уделом человеческой природы, то всякий законодатель выступал бы лишь единожды; хотя все наши произведения несовершенны и по мере повреждения политических учреждений Суверену приходится идти им на помощь с новыми законами, но все же человеческое законодательство приближается к своему образцу путем той прерывности, о которой я только что говорил. Отдых столь же его возвышает, что и первоначальное дело: чем больше оно совершает работы, тем более его произведение является человеческим, то есть непрочным.
Обратитесь к трудам трех национальных собраний Франции — какое необыкновенное количество законов!
Начиная с 1 июля 1789 года и по октябрь 1791 года, национальное собрание приняло их в числе: 2557.
законодательное собрание за одиннадцать с половиной месяцев приняло: 1712. (стр.91 >)
Национальный Конвент, с первого дня Республики и по 4 брюмера 4-го года (26 октября 1795 г.), за 57 месяцев, принял: 11210.
ИТОГО — 154792.[140]
Я сомневаюсь, что три рода Королей Франции произвели на свет собрание такой силы. Когда размышляешь об этом бесконечном количестве законов, то испытываешь поочередно два весьма различных чувства: первое есть восхищение или, по меньшей мере, удивление; вместе с г-ном Бёрком[141] удивляешься тому, что эта нация, легкомыслие которой вошло в пословицу, породила столь упорных тружеников. Здание этих законов есть творение Атлантово, вид которого ошеломляет. Но удивление сразу же переходит в жалость, когда подумаешь о ничтожестве этих законов; и тогда видишь лишь детей, которые убиваются ради построения огромного карточного дома.
Почему столь много законов? — Потому что нет никакого законодателя.
Что сделали так называемые законодатели в течение шести лет? — Ничего; ибо разрушение не есть созидание.
Не устаешь от созерцания невероятного зрелища нации, наделившей себя тремя конституциями за пять лет.[142] Ни один законодатель не колебался; он говорит (стр.92 >) fiat[143] на свой лад, и махина движется. Несмотря на различные усилия, которые предприняли в этом смысле три собрания, дела шли все хуже и хуже, поскольку сочинению законодателей все более и более не хватало постоянного одобрения Нации.
Конституция 1791 года несомненно представляет собой прекрасный памятник безумству; необходимо, однако, признать, что этот памятник вызвал восторг Французов; и большинство нации с охотой, хотя и очень безрассудно, принесло присягу Нации, Закону и Королю. Французы до такой степени увлеклись той конституцией, что спустя много времени, когда вопрос о ней больше не стоял, довольно часто среди них слышались речи о том, что для возвращения к истинной монархии надо бы пройти черезконституцию 1791 года. В сущности, это походило на то, как если бы сказали, что для возвращения из Азии в Европу надобно пройти через луну; но я говорю только о факте.[144]
Конституция Кондорсе[145] никогда не была подвергнута испытанию, она этого и не стоила; та конституция, которую ей предпочли и которая являлась делом (стр.93 >) рук нескольких головорезов,[146] нравилась, однако, им подобным, а фаланга ее почитателей благодаря Революции немалочисленна во Франции; таким образом, если все брать в расчет, за сегодняшней конституцией среди всех трех стояло наименьшее число заговорщиков. В первичных ассамблеях, которые ее принимали (судя по тому, что заявляют правители), многие их участники наивно написали: принято за неимением лучшего. Таково, действительно, общее настроение Нации. Она подчинилась из-за усталости, отчаявшись найти что-то лучшее: при переизбытке зол, ее удручающих, она поверила, что может перевести дух под этим чахлым деревцем; она предпочла дурную гавань бушующему морю; но нигде не было видно убежденности и сердечного согласия. Если бы эта конституция была создана для Французов, то благодаря непобедимой силе опыта она каждодневно приобретала бы новых сторонников: однако происходит как раз обратное; ежеминутно видны новые отступники от демократии: только равнодушием, только страхом держится трон Пентархов;[147] самые проницательные и самые беспристрастные путешественники, объездив Францию, единодушно заявляют: Это Республика без республиканцев.
Но если сила правителей вся целиком коренится в любви подданных, в чем столь много увещевали королей; если страх сам по себе есть недостаточное средство поддержания суверенитетов, то что же должны мы думать о французской Республике? (стр.94 >)
Откройте[148] глаза и вы увидите, что она не живет.[149] Какой громадный аппарат! какое множество пружин и колес! как грохочут сталкивающиеся одна с другой части! какое великое множество людей, занимающихся устранением произведенного ущерба! Все возвещает о том, что природа не имеет никакого отношения к этим движениям; ибо первая черта ее творений есть мощь, к которой добавляется экономия средств: поскольку все размещается на своих местах, нет никаких сотрясений, никаких колыханий. Из-за слабости всех трений нет никакого шума, и это молчание величественно. Именно так в физической механике — полным равновесием, сбалансированностью и точной симметрией частей — достигается то, что сама торжественность движения предстает перед удовлетворенным глазом как покой. (стр.95 >)
Таким образом, суверенитет полностью отсутствует во Франции. Все искусственно, все насильственно, все предвещает, что подобный порядок вещей не может быть прочным.[150]
138
В старинном значении речи, сочиняемой школьником на заданную тему.
139
Her., IV, 89.
«Прочности первый залог — положенья обратного отдых». — Овидий. Героини. IV, 89 (пер. с лат. Ф.Ф. Зелинского).
140
Этот подсчет, произведений во Франции, привела одна иностранная газета в феврале 1796 г. Это число — 15479 законов за менее чем шесть лет — мне уже казалось весьма правдивым, пока я не обнаружил среди моих записей утверждение одного весьма любезного журналиста, безусловно полагающего в своих блестящих листках (Котидьен за 30 ноября 1796 г., № 218), что французская Республика обладает двумя миллионами и несколькими сотнями тысяч напечатанных законов и миллионом восьмистами тысячами ненапечатанных законов. — Что касается меня, то я с этим согласен. (Прим. Ж. де М.)
141
В своих Размышлениях о революции во Франции, 1790.
142
Конституции 3 сентября 1791 г., 24 июня 1793 г. и 5 фрюктидора III года (22 августа 1795 г.).
143
Да совершится! (лат.).
144
Один умный человек, у которого имелись свои причины для того, чтобы хвалить эту конституцию, и который движим абсолютным желанием представить ее памятником запечатленного разума, соглашается, однако, что, если не говорить об ужасе, внушаемом двумя палатами и ограничением вето, она содержит еще много других анархических принципов (20 или 30, к примеру). Читайте «Взгляд на Французскую революцию друга порядка и законов», сочинение Г-на М…(Г-н генерал де Монтескье. (Прим. Ж. де М.)) Гамбург, 1794, с.28 и 77. (Coup d'oeil sur la Revolution francaise, par un ami de l'ordre et des lois). Но то, что следует далее, более занимательно. Эта конституция, пишет автор, грешит не тем. что она содержит, но тем, что ей недостает. Там же, с.27. Само собой разумеется: конституция 1791 г. была бы совершенной, если бы она была создана: это Аполлон Бельведерский за вычетом статуи и пьедестала. (Прим. Ж. де М.)
145
11 октября 1792 г. Конвент назначил Конституционный комитет в составе девяти членов. Именно Кондорсе был докладчиком по проекту конституции и ее вдохновителем.
146
После государственного переворота 31 мая 1793 г. против Бриссо и Жиронды восторжествовавшие монтаньяры добились включения в Конституционный комитет, созданный 11 октября 1792 г., пяти новых членов. Ими были Эро де Сешель, Рамель, Сен-Жюст, Матье и Кутон. Написал новую Конституцию II года Эро де Сешель. Он представил ее 11 июня Конвенту, проект был принят тринадцатью днями спустя, т. е. 24 июня 1793 г.
Напомним, что Кондорсе как жирондист был арестован и в тюрьме покончил с собой (Прим. пер.)
147
Пяти членов Директории.
148
Перед этой фразой был следующий текст, зачеркнутый в рукописи:
«Своими собственными силами человек создает лишь автоматы, это Вокансон, подражающий творениям; чтобы быть Прометеем, надо вознестись на небеса».
149
Здесь находится текст, зачеркнутый в рукописи:
«Как поддерживает себя французское правительство? — тюремными заключениями, обысками на дому, проводимыми Военными комиссиями, проскрипциями, всеми революционными мерами. Оно выдаст карточку, по которой разрешается есть хлеб. Оно кормит шестьсот тысяч жителей Парижа как птиц в клетке, и еду они получают, как из клюва, с кончика штыка. Пушки, направленные на галереи для гулянья, поддерживают в них порядок и веселье; в сем спектакле правительство есть все: это оно его представляет, это оно поет, это оно аплодирует. Его солдаты окружают зал и всегда готовы взять его приступом. Ночью ли, днем ли солдаты следят за гражданами, а другие солдаты смотрят за этими солдатами. Города находятся на военном положении, и Военные комиссии затмевают собой суды. Какой громадный аппарат! Посмотрите, сколько людей заняты тем, что приводят в движение этот манекен! Шарниры, которыми снабдили все его сочленения, делают манекен слабым вместо того, чтобы сделать его гибким. Брусья, продетые под мышками, держат его в стоячем положении. Он поворачивает голову, когда рука ею вертит. Он идет вперед, движимый внешней силой, которая заставляет его передвигать одну ногу за другой. Но именно все эти умножающиеся подпорки доказывают его ничтожество. В них не было бы нужды, если бы дух говорил ему: Иди!».
150
Следующий текст был зачеркнут в рукописи:
«Наблюдатели, заблуждающиеся на этот счет, отдают дань традиции их века, смертный грех которого состоит в том что он разошелся с духовным миром. Если наша философия абсурдна, то потому, что она вся механистична».