Карл, умирая, оставил своим подданным образ самого себя[263] в знаменитом сочинении — шедевре изящества, искренности и простоты. Сие произведение, излучающее лишь любовь, нежность и человечность, произвело глубочайшее впечатление на умы. Некоторые даже стали полагать, будто бы именно ему нужно было приписать восстановление Монархии, с. 146.

Народ редко выигрывает что-нибудь от революций, меняющих форму правления, по той простой причине, что новому устройству, по необходимости ревнивому и подозрительному, ради своего сохранения надобны большие защита и суровость, нежели прежнему, с. 100.

Никогда еще справедливость этого суждения не ощущалась столь живо, как в этом случае. С помощью заявлений, осуждающих некоторые злоупотребления в управлении правосудием и финансами, возмутили народ, но ценой победы над монархией стало обложение его множеством неизвестных доселе налогов. И лишь в малой степени правительство соблаговолило придать своим действиям обличия справедливости и свободы. Все должности были доверены самой низкой черни, которая, таким образом, возвысилась над всем тем, что до сей поры почиталось. Лицемеры стали совершать всякие несправедливости под личиной религии, с. 100. Они требовали навязываемых силой непомерных займов от всех тех, кого объявляли подозрительными. (стр.177 >) Никогда еще Англия не знала такого жестокого и самоуправного правления, какое установили эти опекуны свободы, с. 112, 113,

Первым актом Долгого парламента была клятва, которая провозгласила невозможность его роспуска, с. 181.

Всеобщее замешательство, последовавшее за смертью Короля, проистекало не столько от обновленческого духа как болезни времени, сколько от разрушения старых властей. Каждый хотел создать свою республику; у каждого были свои замыслы, одобрения которых он насильно или убеждением хотел добиться от сограждан: но подобные замыслы были лишь химерами, не сообразными с опытом, и они навязывались толпе только благодаря модному жаргону или доступному для простонародья площадному красноречию, с. 147. Уравнители отвергали зависимость и подчинение любого рода.[264] Особая секта ожидала тысячелетнего царствования;[265] Антиномисты ратовали за отмену обязательств, проистекающих из морали и естественного закона. Сильная партия проповедовала отмену церковной десятины и выступала против злоупотреблений духовенства: она настаивала на том, что государство не должно ни защищать, ни содержать на жаловании ни один культ, оставив каждому свободу оплачивать тот, который больше ему подходит. Впрочем, допускались все религии, кроме католицизма. Другая партия поносила юриспруденцию страны и (стр.178 >) тех, кто ее преподавал; и под предлогом упрощения судопроизводства предлагалось разрушить весь строй английского законодательства как чрезмерно связанный с монархическим правлением, с. 148. Ярые республиканцы упразднили имена, нарекаемые при рождении, и заменили их нелепыми именами, отвечавшими духу революции, с. 242. Эти люди решили, что поскольку брак есть только простой договор, то он должен заключаться перед лицом гражданских чиновников, с. 242. Наконец, согласно чисто английской традиции, они довели фанатизм до такого предела, что упразднили слово «Царствие» в воскресной молитве, заменив его словами; «Да приидет Республика твоя». А идея пропаганды, в подражание распространению веры Римом, принадлежала Кромвелю, с. 285.

Даже не столь фанатичные республиканцы также ставили себя выше любых законов, любых обещаний и любых клятв. Ослабли все общественные скрепы и растравлялись самые опасные страсти, оправдывавшиеся еще более антиобщественными спекулятивными максимами, с. 148.

Лишенные своей собственности и изгнанные со всех должностей роялисты с ужасом наблюдали, как их подавляют своей мощью подлые враги; роялисты сохраняли основанную на принципе и чувстве самую нежную привязанность к семейству неудачливого суверена, чью память они не переставали чтить, как не переставали оплакивать его трагическую кончину.

С другой стороны, основатели республики — Пресвитериане, — влиятельность которых являлась оружием Долгого парламента, были возмущены, наблюдая, что власть ускользала от них и что из-за предательства или большей ловкости их собственных союзников они теряли все плоды своих прошлых трудов. Это недовольство толкало их к роялистской партии, хотя оно еще не способно было заставить их решиться: им предстояло еще превозмочь сильные предубеждения,(стр.179 >) избавиться от больших опасений и зависти, прежде чем для них открылась возможность искренне взяться за восстановление на престоле рода, столь жестоко обиженного ими.

Умертвив своего Короля и прибегнув при этом ко стольким внешним формам правосудия и торжественности, но на деле — с такой свирепостью и даже неистовством, эти люди рассчитывали обеспечить себе упорядоченное правление: они учредили большой Комитет, или Государственный совет, возложив на него исполнительную власть. Этот совет распоряжался сухопутными войсками и военным флотом; он получал все обращения, следил за исполнением законов и готовил все предложения, которые должен был утверждать Парламент, с. 150, 151. Собственно управление было поделено между несколькими комитетами, которые завладели всем, с. 134, и никогда не отчитывались, с. 166, 167

Хотя по своему характеру и по природе используемых ими средств узурпаторы власти гораздо больше подходили для насильственных предприятий, нежели для законодательных размышлений (с. 209), Ассамблея в полном составе делала вид, что занимается исключительно законодательством страны. Если ей поверить, то она разрабатывала новый проект представительства и по окончании работы над конституцией сразу же намеревалась вернуть народу ту власть, источником которой он был, с. 151.

Пока же представители народа посчитали уместным распространить действие законов о государственной измене далеко за рамки, установленные старым правительством. Даже речи, даже намерения, пусть и не выраженные в каких-либо внешних действиях, объявлялись заговорщицкими. Утверждать, что существующее правление нелегитимно, считать, что собрание Представителей или Комитет властвуют тиранически или незаконно, пытаться подорвать их авторитет (стр.180 >) или возбуждать против них какое-нибудь мятежное движение — все это влекло обвинение в государственной измене. Власть заключать под стражу, которой лишили Короля, сочтя необходимым передать ее Комитету, привела к тому, что все застенки Англии переполнились людьми, пристрастно казавшимися господствующей партии подозрительными, с. 163.

Для новых правителей огромнейшим удовольствием было лишить сеньоров их имен, нарекаемых по их владениям; и когда отважный Монтроз был казнен в Шотландии, его судьи не преминули обращаться к нему как к Якову Грэхему, с. 180.

Кроме обложений, неизвестных до сей поры и постоянно со строгостью налагаемых, с народа взимались ежемесячно по девяносто тысяч фунтов стерлингов на содержание войск. Немерянные суммы, которые узурпаторы власти извлекали из имуществ короны, духовенства и роялистов, не покрывали колоссальных расходов или, как тогда говорили, трат Парламента и его креатур, с. 163, 164. Королевские дворцы были разграблены, а их обстановка пошла с молотка; его картины, проданные за бесценок, обогатили все собрания Европы; государственные ценные бумаги, стоившие по 50000 гиней, уходили за 300, с. 388.

По сути, так называемые Представители народа отнюдь не были популярны в народе. Им, не способным к возвышенным мыслям и великим замыслам, ничто не подходило меньше, нежели роль законодателей. Эгоисты и лицемеры, они столь медленно продвигались в великом деле сотворения конституции, что нация стала опасаться того, что их устремление заключалось единственно в увековечении своих мест и в разделе власти между шестьюдесятью-семьюдесятью лицами, поименовавшими себя Представителями Английской республики. Беспрестанно похваляясь восстановлением нации в ее правах, они нарушали самые (стр.181 >)драгоценные из этих прав, которыми нация пользовалась с незапамятных времен. Они не осмеливались направлять свои решения относительно заговоров в обычные суды, которые плохо обслужили бы их намерения; им понадобилось потому учредить чрезвычайный трибунал, который рассматривал обвинительные акты, внесенные Комитетом, с. 206, 207. Этот трибунал состоял из людей, преданных господствовавшей партии, людей без имени, без убеждений и способных поступиться всем ради собственной безопасности и амбиций.