Мы с победой вернулись в Тырговишту, где я на деньги, полученные от корсаров, как они выражались "за наводку" (знали бы они кому платили процент с прибыли от разграбленных салентинцев), и взятые на не успевших отплыть кораблях, я устроил праздник. Я с усмешкой наблюдал за тем, как дети казнённых мню не так давно бояр пьют и едят в том же самом зале, из которого их отцов выволакивали на казнь, хотел было поднять тост "за наших отцов", но не стал портить такой день напоминанием о предателях.

Однако праздновать нам пришлось очень недолго.

Потерпев несколько поражений от мраваков, объединивших силы с Каганатом. Это, пожалуй, был ещё более противоестественный союз, нежели мой — с эльфами. Однако он сработал едва ли не лучше моего. Привыкшая воевать на открытых пространствах своей степной родины каганатская конница, мало уступавшая в мощи и тяжести, как халинской, так и западной, разметала несколько пограничных армий халифата, мраваки заняли города. Это вынудило Мехмеда, тогда уже ставшего халифом, двинуть против них серьёзные войска, что привело к затяжной войне, в которой мраваки и каганы потерпели сокрушительное поражение, но и халифат был настолько истощён, что вторгаться на территорию Мравии сил у него уже не было. Однако обида на все княжества у Мехмеда осталась и он начал «покусывать» наши границы, постоянными налётами своих полудиких союзников — азабов, джинсарров и сипархов. Они несли смерть и разрушение моим пограничным городам и крепостям, "летучие отряды" ускользали до того, как успевали подойти части моей армии, даже эльфийские дозоры, обнаруживавшие их до нападения помогали далеко не всегда, да и не везде они были, эти дозоры.

Они раз за разом атаковали моё княжество, всё больше наглея, что вызывало всё большее недовольство в народе. Да, меня всё ещё любили, некоторый почти боготворили, но уже кое-кто из жителей пограничья начинали спрашивать: "Где же ты был, князь Влад? Где твои были войска, когда халинцы жгли наши посевы, убивали наших жён и детей, разрушали наши деревни?" Но я понимал, что настоящей войны даже с сильно ослабленным халифатом нам не выдержать, поэтому я довольствовался рейдами вдоль границы, не преследуя отряды врага, чтобы не дать Мехмеду повода к войне.

Хотя он нашёл его и сам. Этим поводом стал Лучан, претендовавший на трон княжества. Его поддержал Мехмед, лично выступивший с ним в поход против меня с многосоттысячным войском. Он перешёл границу одновременно на юге и западе, желая взять меня в клещи, а Лучан в это время засыпал моих бояр подмётными письмами. Мой братец призывал их предать меня, перейти на сторону победителя — то есть его, — обещал вознаградить их за мудрость. Однако мой новый орден — орден Дракона — был настороже.

— Итак, — произнёс я, просматривая длинный список, вручённый мне Делакруа, — это все, кто получил послание от моего братца?

— Именно, — кивнул тот и добавил: — Особо отмечены те бояре, кто не сообщил о письме.

Я проглядел список снова, особо останавливаясь на тех из не сообщивших, кто был в ордене, к счастью, таких не оказалось. Что же, орден оправдывал себя, я был даже несколько горд за своё детище.

— Что будем делать? — вырвал меня из плена приятных мыслей Делакруа. — Халинцы наступают по двум направлениям, скоро будут под стенами Тырговишты.

— Тех, кто не сообщил о письме, на кол, — первым делом бросил я и обратился к Бруно, который был моим главнокомандующим. — Отправляйся на юг и принимай командование. Отводи войска на север, сжигая за собой всё, что нельзя вывезти или забрать с собой, отравляй все колодцы, ставь дамбы на пути халинской армии, чтобы земля у них под ногами превращалась в болото.

Бруно кивнул и вышел, я же обернулся к Мелинору:

— Ты должен превратить каждый шаг халинцев в кошмар. Нападай со своими эльфами на лагеря, атакуй их в пути, особенно разоряй фуражиров, не жалея ни людей, ни скота, ни зерна.

— Смысл слов "партизанская война" мне объяснять не надо, — хищно улыбнулся Мелинор и также вышел.

— Не изменяешь себе, Влад, — когда остались одни, сказал Делакруа. — Твоя жестокость, похоже, только растёт с годами.

— Именно благодаря ей я всё ещё сижу на троне, — заметил я, подкручивая недавно отпущенные длинные усы.

— У Мехмеда и его любовничка, твоего братца есть более чем реальные шансы скинуть тебя.

— Хорошо сказано: "реальные шансы", — усмехнулся я. — Но пока я жив, князем Сибиу будет Влад Цепеш, и никто иной. Если погибну я, то им станет мой сын. Думаю, ты сумеешь воспитать его.

Несколькими месяцами ранее моя жена, Ванда, дочь богемского князя Кароля, с которой я заключил брак, дабы укрепить союз с соседями, родила мне сына и наследника престола, которого я по давней традиции рода Цепешей назвал Владом. Я вывез их из Тырговишты как только стало известно о вторжении халинцев.

— Тактика "выжженной земли", конечно, не нова, — сказал Делакруа, — но обычно она ожесточает население и настраивает его против правителя. Ты рискуешь потерять свой народ, который уже начинает роптать.

— Пусть ропщут, — отмахнулся я, — народ почти всегда чем-то да недоволен, как правило, правителем.

— А если что — на кол, — покачал головой Делакруа. — Не находишь, что скоро в Сибиу не останется деревьев, чтобы делать из них колья.

— Ничего. — Я попытался скопировать хищную улыбку Мелинора. — Сибиу не зря называют страной лесов.

Я вновь выступил с армией на север, но уже не к Констанце, а — к Снагову, укреплённому городу-крепости на севере княжество, выстроенной на острове, на основе древнего монастыря. Там я решил закрепиться и дать бой халинцам под его стенами. С самого начала своего правления я укрепил старую крепость, выстроенную первыми детьми Церкви на этих землях, кишевших самыми разными язычниками и эльфами, теперь её стены превышали человеческий рост вдвое, а толщина их позволяла выдержать залпы халинских пушек, на пяти башнях были установлены гаубицы, купленные у Билефельце, простреливавшие местность на несколько сотен ярдов вокруг. Над погребами потрудились монахи ордена святого Йокуса, так что в них хранились запасы провизии, способные прокормить всё население Снагова в течении года.

Я отступал, а по пятам за мной следовала армия Мехмеда и Лучана. Я глядел на поля, с которых селяне лихорадочно собирали урожай, на дороги, полные беженцев, они шли и шли вместе со мной на север, упряжки тащили исхудавшие быки и кони, многие несли весь свой скудный скарб на плечах, кое-кто пытался спекулировать на чужом горе, продавая еду и зерно по грабительским ценам, а часто попросту грабя и убивая беженцев. С этим я боролся безо всякой пощады — и вскоре вдоль дорог потянулись целые леса из кольев, на которых корчились спекулянты и разбойники, дабы остальным неповадно было.

Сибиу не зря зовут страной лесов, они покрывают большую часть территории княжества, что сейчас играло мне на руку. Лес — вотчина волков и эльфов, давних союзников, практически братьев. На дорогах солдат Мехмеда и Лучана ждали постоянные атаки Бруно, налетавшего на них словно призрак среди ночи, а часто и днём, в лесу же — стрелы эльфов и зубы волков. Еды на пути армии не было практически никакой, не было и домов, где можно было бы укрыться, солдаты выстраивали лагеря, многие ночевали под открытым небом, что не улучшало настроений в войске. Джинсарры, как докладывал мне один из разведчиков, уже начинали роптать, они были свободолюбивым народом и привыкли к быстрым налётам и богатой добыче, затяжная война, да ещё в таких жутких условиях, была им не по душе.

— Вспыхнуло несколько восстаний, — сообщил мне эльф-разведчик, явившийся ко мне с докладом о положении во вражеском войске. — Джинсарры развернулись и двинулись назад, на юг. Их предводитель бросил в лицо Мехмеду оскорбление и вышел из его шатра без разрешения. Халиф велел казнить его и отправил за джинсаррами азабов, те окружили дезертиров и тогда к ним вышел сам халиф. Он пообещал жизнь тем, кто вернётся в его армию, хотя раньше ничего подобного не случалось.