| «Вольво» | класс (семейный) |
| «Форд» | класс (семейный) |
На самом деле покупатели «Вольво» это потенциальные покупатели «Форда» и наоборот. Если один из производителей разорится, то первое же, о чем раструбит второй это то, что «Вольво» и «Форд»– «одно и то же». Да это будет первое, что всем придет на ум. Если есть данные, что производитель того или иного «бренда» может разориться или существенно повысить цену на продукцию, то на рынке тотчас появится производитель который первым делом будет твердить, что производит то же самое.
Специалист по обслуживанию оргтехники в офисе имеет представление о, допустим, двух имеющихся принтерах близкое (стремящееся к деликатному): он скажет, что на принтере А заканчивается тонер, а принтер В вышел из гарантийного ремонта. Но при использовании принтеров все рассматривают их как «одно и то же», за тем собственно они и есть, чтобы один заменял другой. Эта простая в сущности вещь не укладывается в понятие функции. Я могу выкрасить принтеры в разные цвета и все равно спокойно говорить о том, что они– «одно и то же». Если меня спросят, на красном или зеленом принтере отпечатать мне документ, то я приду в бешенство.
Категория «одно и то же» является чрезвычайно мотивированной технологически и даже биологически, а эта категория разрушает все интеллектуальные построения «функционалистов». Взгляните как лев охотится на ланей. Лань убегает ото льва, на что он может отреагировать «повторением запроса», т. е. преследованием лани. Это обычный технолого-биологический режим ожидания или повторного запроса. Второй вариант поведения для льва – переключиться на одно и то же, лев атакует другую лань. Наконец третий вариант, если лев сыт – смена оперантного поведения. Точно также печатает на принтере секретарша, да и вообще это фундаментальное описание оперантного поведения если оно терпит первую неудачу:
1. режим ожидания (и повторных запросов)
2. режим переключения на «одно и то же»
3. смена оперантного поведения (не приняла любовница и поехал в ресторан).
Допустим, системный администратор консультирует принятую на работу секретаршу. В ее пользовании – факс, телефон, компьютер, принтер. Он объяснит, как ими пользоваться, т. е., собственно, изложит инструктивное поведение, затем он укажет, что должно приходить ей в голову, в случаях когда это поведение затруднительно – на «одно и то же»: укажет, что если принтер не работает, то по сети можно выйти на другой принтер, если телефон не работает, то у фирмы выкуплены три номера (которые «одно и то же»), если не работает факс, то у менеджера по снабжению есть факс, укажет, что в случае поломок, нужно будет вызвать его и перейти в режим ожидания; в конце концов если тот же факс не работает, можно отправить курьера к соседям – почему? да потому, что это в сложившейся ситуации «одно и то же».
Стимулы и корректоры: инструктивное поведение.
Итак, «мышление», «сознание» в их классическом для философов понимании как способности строить суждения и образовывать общие идеи я не считаю перспективным. Суждение есть только момент или элемент некоторого комплекса, который я называю свойствоспособностью или инструктивным поведением. «Общие идеи» я отрицаю и признаю только мотивированные соответствия. Подобный взгляд характеризуется также кризисом того, что является деликатным и функциональным соответствием.
Подобный подход требует переопределения того, что же такое внешний предмет, объект, вещь, сущее. У Фомы Аквинского я как-то встретил определение: «то, о чем может быть составлено утвердительное суждение есть сущее.» Я не разделяю этого подхода.
Для меня является фундаментальной установкой обращаться за разрешением важнейших вопросов к программированию. Последнее же в своем развитии проделало очень характерный путь. Его описывает Александр Петриковский в любопытной статье «субъектное программирование», опубликованной в «Компютерре»:
«Каждая технология программирования тесно связана с некими абстракциями и каждая появилась не случайно, а была вызвана необходимостью сближения понятий реальной жизни (для которой и пишутся программы) с процессом программирования.
Чаще всего в небольших программах последовательное выполнение команд является самым естественным. Такое программирование носит название классического. Как только задачи усложняются – появляются подпрограммы и модули. Отсюда произросло структурное программирование. Оно позволяет создавать сколь угодно сложны программы и даже целые программные комплексы, разбивая основную задачу на подзадачи, которые называют модулями. Подгружаемые модули можно было отлаживать отдельно и компоновать в библиотеки для многократного использования из других приложений.
Следующей важной вехой в развитии языков программирования стало введение понятия структуры как особого, синтетического типа данных. Для описания свойств какого-либо реального объекта чаще всего требуется некий набор характеристик (структура). Присвоив этому набору имя, мы получаем возможность манипулирования характеристиками, как единым целым.
С расширением сферы применения программирования и особенно с развитием графических возможностей компьютеров появилась необходимость работать с большим количеством объектов, которые помимо свойств должны описываться рядом характерных действий. Аналогично набору свойств объекта, объединяемых рамками абстрактного понятия структуры, напрашивалось дальнейшее дополнение этого объединения набором действий – «методов». Это объединение представляло собой новую структуру данных – класс. Если структуру объекта можно сравнивать с его чертежом, то класс представляет собой уже некий рабочий механизм с органами управления. Этот подход позволил «конструктировать» приложения из множества стандартных узлов, добавляя к ним детали и органы управления. В результате появилось целое направление – объектно-ориентированное программирование.»
Основные категории в объектно-ориентированном программировании:
1. свойства – как описание характеристик объекта;
2. способности – как описание действий с объектом;
3. правила наследования свойств и способностей объекта.
Итак, объект задан если не только заданы «свойства» объекта, т. е. составлены суждения о нем, но и заданы некие способности. Я скажу более этого: свойства и способности взаимосвязаны и каждое свойство следует рассматривать лишь только в связи с способностью. Я говорю о свойствоспособностях, т. е. об инструктивном поведении.
Чтобы прояснить, что такое свойствоспособность процитирую великолепную работу Уорфа «Отношение норм поведения и мышления к языку».
«Количество подобных примеров может быть бесконечно увеличено. Они показывают достаточно убедительно, как рассмотрение лингвистических формул, обозначающих данную ситуацию, может явиться ключом к объяснению тех или иных поступков людей и каким образом эти формулы могут анализироваться, классифицироваться и соотноситься в том мире, который «в значительной степени бессознательно строится на основании языковых норм данной группы». Мы ведь всегда исходим из того, что язык лучше, чем это на самом деле имеет место, отражает действительность.
Так, например, около склада так называемых gasoline drums (бензиновых цистерн) люди ведут себя определенным образом, т. е. с большой осторожностью; в то же время рядом со складом с названием empty gasoline drums (пустые бензиновые цистерны) люди ведут себя иначе – недостаточно осторожно, курят и даже бросают окурки. Однако эти «пустые» (empty) цистерны могут быть более опасными, так как в них содержатся взрывчатые испарения. При наличии реально опасной ситуации лингвистический анализ ориентируется на слово «пустой», предполагающее отсутствие всякого риска. Существуют два различных случая употребления слова empty: 1) как точный синоним слов – null, void, negative, inert (порожний, бессодержательный, бессмысленный, ничтожный, вялый) и 2) в применении к обозначению физической ситуации, не принимая во внимание наличия паров, капель жидкости или любых других остатков в цистерне или другом вместилище. Обстоятельства описываются с помощью второго случая, а люди ведут себя в этих обстоятельствах, имея в виду первый случай. Это становится общей формулой неосторожного поведения людей, обусловленного чисто лингвистическими факторами.
На лесохимическом заводе металлические дистилляторы были изолированы смесью, приготовленной из известняка, именовавшегося на заводе «центрифугированным известняком». Никаких мер по предохранению этой изоляции от перегревания и соприкосновения с огнем принято не было. После того как дистилляторы были в употреблении некоторое время, пламя под одним из них проникло к известняку, который, ко всеобщему удивлению, начал сильно гореть. Поступление испарений уксусной кислоты из дистилляторов способствовало превращению части известняка в ацетат кальция. Последний при нагревании огнем разлагается, образуя воспламеняющийся ацетон. Люди, допускавшие соприкосновение огня с изоляцией, действовали так потому, что само название «известняк» {limestone) связывалось в их сознании с понятием stone (камень), который «не горит».
Огромный железный котел для варки олифы оказался перегретым до температуры, при которой он мог воспламениться. Рабочий сдвинул его с огня и откатил на некоторое расстояние, но не прикрыл. Приблизительно через одну минуту олифа воспламенилась. В этом случае языковое влияние оказалось более сложным благодаря переносу значения (о чем ниже будет сказано более подробно) «причины» в виде контакта или пространственного соприкосновения предметов на понимание положения on the fire (на огне) в противоположность off the fire (вне огня). На самом же деле та стадия, когда наружное пламя являлось главным фактором, закончилась; перегревание стало внутренним процессом конвенции в олифе благодаря сильно нагретому котлу и продолжалось, когда котел был уже вне огня (off the fire).
Электрический рефлектор, висевший на стене, мало употреблялся и одному из рабочих служил удобной вешалкой для пальто. Ночью дежурный вошел и повернул выключатель, мысленно обозначая свое действие как turning on the light (включение света). Свет не загорелся, и это он мысленно обозначил как light is burned out (перегорели пробки). Он не мог увидеть свечения рефлектора только из-за того, что на нем висело старое пальто. Вскоре пальто загорелось от рефлектора, отчего вспыхнул пожар во всем здании.
Кожевенный завод спускал сточную воду, содержавшую органические остатки, в наружный отстойный резервуар, наполовину закрытый деревянным настилом, а наполовину открытый. Такая ситуация может быть обозначена как pool of water (резервуар, наполненный водой). Случилось, что рабочий зажигал рядом паяльную лампу и бросил спичку в воду. Но при разложении органических остатков выделялся газ, скапливавшийся под деревянным настилом, так что вся установка была отнюдь не watery (водной). Моментальная вспышка огня воспламенила дерево и очень быстро распространилась на соседнее здание.
Сушильня для кож была устроена с воздуходувкой в одном конце комнаты, чтобы направить поток воздуха вдоль комнаты и далее наружу через отверстие на другом конце. Огонь возник в воздуходувке, которая направила его прямо на кожи и распространила искры по всей комнате, уничтожив, таким образом, весь материал. Опасная ситуация создалась таким образом благодаря термину blower (воздуходувка), который является языковым эквивалентом that which blows (то, что дует), указывающим на то, что основная инструкция этого прибора – blow (дуть). Эта же инструкция может быть обозначена как blowing air for drying (раздувать воздух для просушки); при этом не принимается во внимание, что он может «раздувать» и другое, например искры и языки пламени. В действительности воздуходувка просто создает поток воздуха и может втягивать воздух так же, как и выдувать. Она должна была быть поставлена на другом конце помещения, там, где было отверстие, где она могла бы тянуть воздух над шкурами, а затем выдувать его наружу.
Рядом с тигелем для плавки свинца, имевшим угольную топку, была помещена груда scrap lead (свинцового лома) – обозначение, вводящее в заблуждение, так как на самом деле «лом» состоял из листов старых радиоконденсаторов, между которыми все еще были парафиновые прокладки. Вскоре парафин загорелся и поджег крышу, половина которой была уничтожена».