Поиск
30. 11. 83
«Вот и кончена пляска по синим огням…»
Вот и кончена пляска по синим огням,
По каленым орешкам углей.
Вот и роздых оранжевым пылким коням,
А тепло все смуглей и смуглей.
Оскудевшей лошадкой остатки лови —
Не держи — отпускай на скаку!
Остыванье камина печальней любви,
Обреченней котенка в снегу.
А когда догорит, отлетит и умрет,
Как цыганский костер на песке —
То останется маленький грустный зверек,
Охвативший колени в тоске.
Что ж, не все танцевать этой долгой зимой,
Раз никак не кончается год!
И теряется в сумерках тоненький вой,
Унесенный в пустой дымоход.
Что ж, не все баловаться, свиваясь кольцом,
Да хвостом разводить вензеля…
И хотелось бы года с хорошим концом —
Да остыла под лапкой зола…
Не скули, дурачок, мы газету зажжем —
Всю подшивку — в разбойничий дым!
Хоть и мало тепла — да горит хорошо!
Потанцуем, а там поглядим.
3. 12. 83
«Вот и снова декабрь…»
Вот и снова декабрь
Расстилает холсты,
И узорчатым хрустом
Полны мостовые,
И напрасно хлопочут
Четыре стихии
Уберечь нас от смертной
Его чистоты.
Пустим наши планеты
По прежним кругам —
Видно, белая нам
Выпадает дорога.
Нашу линию жизни
Залижут снега —
Но еще нам осталось
Пройти эпилогом.
И упрямых следов
Оставляя печать,
Подыматься по мерзлым ступеням
До плахи —
И суровую холодность
Чистой рубахи
Ощущать благодатью
На слабых плечах.
1983
«А я не знаю, как меня убьют…»
А я не знаю, как меня убьют:
Пристрелят ли в начале заварухи —
И я прижму растерянные руки
К дыре, где было сердце…
И сошьют
Мне белую легенду, и примерят,
И нарядят — потом уже, потом,
Когда окончится! Когда сочтут потери,
Протопят каждый уцелевший дом
И вдруг смутятся, затворяя двери,
И загрустят, неведомо о ком.
А может, даже раньше — хоть сейчас:
Разденут — и в бетон, в окочененье
Законное! За подписью врача —
В калеки, в смертники — на обученье!
Чтобы не дрогнув — медленно — до дна!
Согласно предписаниям режима.
О, белая легенда! Холодна
И — с головы до пят — неотторжима!
Декабрь 83
«Я сижу на полу, прислонясь к батарее…»
Я сижу на полу, прислонясь к батарее, —
Южанка, мерзлячка!
От решетки под лампочкой тянутся длинные тени.
Очень холодно.
Хочется сжаться в комок по-цыплячьи.
Молча слушаю ночь,
Подбородок уткнувши в колени.
Тихий гул по трубе,
Может пустят горячую воду!
Но сомнительно.
Климат ШИЗО. Мезозойская эра.
Кто скорей отогреет — Державина твердая ода,
Марциала опальный привет,
Или бронза Гомера?
Мышка Машка стащила сухарь
И грызет за парашей,
Двухдюймовый грабитель,
Невиннейший жулик на свете.
За окном суета,
И врывается в камеру нашу —
Только что со свободы —
Декабрьский разбойничий ветер.
Гордость Хельсинкской группы не спит —
По дыханию слышу.
В пермском лагере тоже не спит
Нарушитель режима.
Где-то в Киеве крутит приемник
Другой одержимый…
И встает Орион,
И проходит от крыши до крыши.
И печальная повесть России
(А может, нам снится?)
Мышку Машку, и нас, и приемник,
И свет негасимый —
Умещает на чистой, еще непочатой странице,
Открывая на завтрашний день
Эту долгую зиму.
16. 12. 83
«О чайной ложечке любви…»
Илюше
О чайной ложечке любви
Давай грустить, мой друг далекий!
О том, что бесконечны сроки,
Что так суровы все пророки —
И хоть бы кто благословил!
Мой друг, давай грустить о том,
Как я из марта прибегала,
Ты ждал в дверях,
И в добрый дом
Вводил. И занавес вокзала
Был так нескоро, что цвела
Обломленная наспех ветка —
И в робость воскового цвета
Каморка тесная плыла.
Давай грустить о том, что мы
Так щедро молоды поныне —
Но нам, рожденным на чужбине
С судьбой скитанья и гордыни, —
Искать ли родину взаймы?
Как онемевший бубенец —
Сердечный спазм.
Сейчас отпустит.
Как впереди бездонно пусто!
Но есть у самой долгой грусти
Одна улыбка под конец.
30. 12. 83
«Есть у нашей совести два оттенка…»
Есть у нашей совести два оттенка,
Два молчания, две стороны застенка.
Сколько лет старались забыть! Однако
В алфавите два молчаливых знака:
Мягкий — круглый, родственный и лояльный,
И старинный твердый, ныне опальный.
Сколько раз его, гордого, запрещали,
Из машинок выламывали клещами,
Заменяли апострофом, и у слов
Обрубали концы, чтоб ни-ни! Крылом,
Лебедь стриженный, не зачерпнешь утра,
Не почувствуешь осенью, что пора,
В холода высот не рванешь из жил —
Захлебнешься сном, не узнав, что жил.
И споют тебе колыбельный гимн
Медным горлышком, чтоб на страх другим!
Самиздатский томик — в архивный тлен —
Крысьей лапкой на склизком листать столе,
Мягкой пылью — тише! — стелить шажок,
И — шнурок на вдох: помолчи, дружок!
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: