Поиск
«Не для меня византийский наклон…»
Не для меня византийский наклон
Лика.
В ересь впаду — подбородок превыше
Плача.
Ты, мой ручной, уж не думаешь ли —
Стану
Горе являть, ублажая судьбу
Воем?
В прах упадать — не моему
Стану!
Да не предстану, разлуку свою
Пряча.
Бутырские воробьи
Вот и снег загрустил —
Отпусти обессиленный разум,
Да покурим-ка в форточку,
Пустим на волю хоть дым.
Прилетит воробей —
И посмотрит взыскательным глазом:
«Поделись сухарем!»
И по-честному делишься с ним.
Воробьи — они знают
К кому обращаться за хлебом.
Пусть на окнах двойная решетка —
Лишь крохе пройти.
Что за дело для них,
Был ли ты под судом или не был!
Накормил — так и прав.
Настоящий судья впереди.
Воробья не сманить —
Ни к чему доброта и таланты.
Он не станет стучать
В городское двойное стекло.
Чтобы птиц понимать,
Надо просто побыть арестантом.
А коль делишься хлебом —
Так значит и время пришло.
11—20. 12. 81
«Сия зима умеет длиться…»
Сия зима умеет длиться,
И нет болезни тяжелей.
И чашу декабря — налей! —
В слепых домов лепные лица
Плеснуть — застынет на лету!
И грянет голосом студеным,
Снежком в окно — стекольным звоном —
Но звон увязнет за версту.
И вновь под белыми мехами,
Под ватным бредом за окном —
Неизлечимое дыханье
О винограде вороном.
«На моей печи…»
На моей печи
Не поет сверчок.
У меня в ночи
Лишь огня клочок.
На моем плече
Не ночует плач.
На моей свече
Язычок горяч!
От ее луча
Мне печали нет…
Поворот ключа.
Через час — рассвет.
«Как стеклянный шарик — невесть куда закатиться…»
Как стеклянный шарик — невесть куда закатиться,
Уж кто-кто, а они всегда пропадают бесследно.
В самом трудном углу не найти — лишь пыль
на ресницах,
Паучок в сундуке да кружок от монетки медной.
Закатиться, я говорю, где никто не достанет —
Там стеклянные шарики катятся по ступеням,
То ли сумерки, то ли ветер между мостами —
Словом, странное место, где я не отброшу тени.
Выше горла уже подошло: закатиться —
Ото всех углов, сумасшедших лестниц и комнат!
Не писать, не звонить. Ну разве только присниться,
Как потерянная игрушка, которую днем
не вспомнят.
31. 12. 81
«Под черным зонтиком апреля…»
Под черным зонтиком апреля
Промокнуть к вечеру успев,
С гусиной кожей онемев,
Вернуться в дом, чтоб отогрели,
И отругали за разбой,
И в бабушкин платок укутав,
Сказали: «Впрочем, Бог с тобой!
Какие могут быть простуды
У этих лайдаков? Апрель!
Пей молоко и марш в постель!»
Но «марш» лукаво затянуть,
И под шумок забраться в кресла —
И в королевском праве детства
Над томом Пушкина заснуть.
10. 1. 82
«С польским грошиком на цепочке…»
С польским грошиком на цепочке,
С ветром шляхетским по карманам
По базару иду, базару
Против солнца, сегодня в полдень.
Я молчу почти без акцента:
Не прицениваюсь, не торгуюсь,
Потому что солнце слезится
То зеленым — а то лиловым,
Ударяет в голову звоном,
Как цыганское ожерелье,
Как медведь, под бубен по кругу
Ходит, грошики собирает.
Вот я кину свой грошик в шляпу,
Обезьянка мне вынет счастье —
И пошлю я его по ветру,
Не читая.
А что с ним делать,
Раз кириллицей — мое счастье?
Разве только пустить на волю…
Ох, оно б меня отпустило!
16. 1. 82
«В идиотской курточке…»
В идиотской курточке —
Бывшем детском пальто,
С головою, полной рифмованной ерунды,
Я была в Одессе счастлива, как никто —
Ни полцарства, ни лошади, ни узды!
Я была в Одессе — кузнечиком на руке;
Ни присяг, ни слез, и не мерить пудами соль —
Улетай, возвращайся — снимут любую боль
Пыльный донник, синь да мидии в котелке.
Мои улицы мною протерты до дыр,
Мои лестницы слизаны бегом во весь опор,
Мои скалы блещут спинами из воды,
И снесен с Соборной площади мой собор.
А когда я устану,
Но встанет собор как был —
Я возьму билет обратно, в один конец —
В переулки, в теплый вечер, в память и пыль!
И моя цыганка мне продаст леденец.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: