Поиск
«Господи, что я скажу, что не сказано прежде?..»
Господи, что я скажу, что не сказано прежде?
Вот я под ветром Твоим в небеленой одежде —
Между дыханьем Твоим и кромешной чумой —
Господи мой!
Что я скажу на допросе Твоем, если велено мне
Не умолчать, но лицом повернуться к стране —
В смертных потеках, и в клочьях, и глухонемой —
Господи мой!
Как Ты решишься судить,
По какому суду?
Что мне ответишь, когда я прорвусь и приду —
Стану, к стеклянной стене прижимаясь плечом,
И погляжу,
Но Тебя не спрошу ни о чем.
II
«Круто сыплются звезды, и холод в небесных селеньях…»
Круто сыплются звезды, и холод в небесных
селеньях.
Этот месяц на взмахе — держись, не ослабя руки!
Закрываешь глаза — и за гранью усталого зренья
Конькобежец, как циркуль, размеренно чертит
круги.
В черно-белой гравюре зимы исчезают оттенки,
Громыхает глаголом суровое нищенство фраз.
Пять шагов до окна и четыре от стенки до стенки,
Да нелепо моргает в железо оправленный глаз.
Монотонная хитрость допроса волочится мимо,
Молодой конвоир по-солдатски бесхитростно груб…
О, какое спокойствие — молча брести через зиму,
Даже «нет» не спуская с обметанных треснувших
губ!
Снежный маятник стерся: какая по счету неделя?
Лишь темнее глаза над строкою да лоб горячей.
Через жар и озноб — я дойду, я дойду до апреля!
Я уже на дороге. И Божья рука на плече.
Октябрь 1982
«Молоко на строке не обсохло…»
Молоко на строке не обсохло,
А отчизна уже поняла,
И по нас уже плакали ВОХРы,
И бумаги вшивали в дела.
Мы дышали стихами свободы,
Мы друзьям оставались верны,
Нас крестили холодные воды
Отвергающей Бога страны.
А суды громыхали сроками,
А холопы вершили приказ —
Поскорее прикрыть медяками
Преступление поднятых глаз.
Убиенны ли, проданы ль братьям —
Покидаем свои города —
Кто в безвестность, а кто в хрестоматию —
Так ли важно, который куда?
Сколько выдержат смертные узы,
На какой перетрутся строке?
Оборванка, российская муза
Не умеет гадать по руке.
Лишь печалится: Ай, молодые!
Неужели и этих — в расход?
Погрустим и пойдем по России.
Озари ей дорогу, Господь!
Сентябрь 1982
«Из незнакомого окна…»
Из незнакомого окна
Скупой огонь дрожит и льется:
Да отраженная луна
Плывет, как яблоко в колодце.
И всё.
Ни пса и ни звезды.
Минуты капают — но мимо…
Как сердце, падают плоды,
Но дрожь земли не ощутима.
Кем нам назначен этот час —
Души немое предстоянье?
Себе ли ищем оправданья?
Виним ли время, горячась?
Без слез тоскуем ли по дальним?
И ловим зов, хоть не слышны
Ни голоса, ни звук кандальный.
Но посредине тишины
Возможно ль этот зов опальный
За отпущение вины
Принять?
16. 9. 82, ночью
«Моя тоска — домашняя зверюшка…»
Моя тоска — домашняя зверюшка.
Она тиха и знает слово «брысь».
Ей мало надо: почесать за ушком,
Скормить конфетку и шепнуть «держись».
Она меня за горло не хватает
И никогда не лезет при чужих.
Минутной стрелки песенка простая
Ее утешит и заворожит.
Она ко мне залезет на колени,
По-детски ткнется носом и уснет.
А на мою тетрадь отбросит тени
Бессмысленный железный переплет.
И только ночью, словно мышь в соломе,
Она завозится и в полусне
Тихонько заскулит о теплом доме,
Который ты еще построишь мне.
Октябрь 1982
«Плачет серый ветер…»
Плачет серый ветер,
Что дразнит ворона.
Ворона хохочет —
Качаются сосны.
Ах, серый ты, серый!
Пора бы на Север:
Прилечь бы на льдине —
Никто не увидит.
Ах, бедный ты, бедный!
Качаются сосны,
А муравьи лезут
Смотреть, как ты плачешь.
А там, еще выше —
Дождик да тучи,
А там, еще ниже —
Грибы да колючки.
Зачем ветру плакать
В такой пустой вечер?
Пошли — стряхнем листья
С соседнего леса!
Ноябрь 1982
«Мне как-то снилось: кони и попоны…»
Посвящаю моему другу Валерию Сендерову
Мне как-то снилось: кони и попоны,
Рука с колючим перстнем на плече,
И горький лик коричневой иконы,
И твердый ропот тысячи мечей.
Потом не помню. Травы уставали
Оплакивать надломы, волки — выть,
И кто-то пел по мертвым на привале,
И сохли раны, и хотелось пить.
Был месяц август. Дозревали звезды
И падали в походные костры.
И Родину спасти еще не поздно
Казалось нам. Мы дождались поры,
Мы встали — и в который раз, спасая,
Ушли в траву и перестали быть.
Юродивая девочка босая
По нам бежала с криком. Не убить —
Так просто. Кажется, сейчас усвоит
Моя земля бесхитростный урок…
Но нет! Ржавеют воды, бабы воют.
А мы встаем, когда приходит срок.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: