— Может быть, она решила совсем тебя не искать, — откликнулась Уна, — и ты сможешь оставаться у нас.

— Вряд ли я и старая Марта уживемся в одном доме — маловат он для нас двоих, — мрачно заметила Мэри. — Очень приятно есть досыта — я раньше часто пыталась представить, каково это — быть сытым… но я очень разборчива в том, как еда приготовлена. А миссис Уайли еще будет тут. Она наверняка держит для меня розгу наготове. Днем я об этом не так уж много думаю, но признаюсь вам, девочки, что ночью на чердаке мне все лезут и лезут в голову мысли о ней, так что уже почти хочется, чтобы она наконец пришла и с этим было покончено. Не думаю, что одна реальная порка была бы намного хуже десятка тех, которые я мысленно пережила, с тех пор как убежала. Кого-нибудь из вас пороли?

— Нет, конечно, нет! — с негодованием воскликнула Фейт. — Папа никогда бы ничего такого не стал с нами делать.

— Вы не знаете, что такое жизнь, — сказала Мэри со вздохом, в котором была и зависть, и чувство превосходства. — Вы не знаете, через что я прошла. И Блайтов, наверное, тоже никогда не пороли?

— Не-е-ет, думаю, что нет. Но, кажется, почти каждого из них пару раз отшлепали, когда они были маленькими.

— Отшлепали — это ерунда, — заявила Мэри с презрением. — Если бы мои родные просто отшлепали меня, я бы подумала, они меня ласкают. Что ж, похоже, нет в мире справедливости. Я была бы не против получить свою долю лупцовки, но мне досталось чертовски много.

— Это нехорошее слово, Мэри, — заметила с упреком Уна. — Ты обещала мне, что не будешь произносить его.

— Отстань, — ответила Мэри. — Если бы ты знала кое-какие из тех словечек, что я могла бы сказать, если бы захотела, ты бы не стала так волноваться из-за простого слова «чертов». Зато я ни разу не солгала, с тех пор как живу здесь, — и ты это отлично знаешь.

— А как насчет всех тех привидений, которых ты будто бы видела? — уточнила Фейт.

Мэри залилась краской.

— Это совсем другое, — сказала она с вызовом. — Я знала, что вы не поверите в эти байки, да я и не хотела заставить вас поверить. А я в самом деле видела что-то странное однажды вечером, когда проходила мимо кладбища на той стороне гавани, — сущая правда, видела! Не знаю, было это привидение или старая белая кляча Сэнди Крофорда, но выглядело это существо чертовски необычно, и точно вам говорю, летела я оттуда с бешеной скоростью!

Рилла Блайт гордо — и, возможно, немного чопорно — шагала по дороге, считавшейся главной «улицей» Глена и поднимавшейся прямо на холм, где стоял дом священника. В руках она с большой осторожностью несла маленькую корзинку, полную ранней земляники, очень сочной и сладкой, которая благодаря терпеливой заботе Сюзан выросла и созрела в тот год в одном из солнечных уголков Инглсайда. Сюзан велела Рилле передать корзинку прямо в руки тетушке Марте или мистеру Мередиту — и никому другому, и Рилла, очень гордая столь ответственным поручением, была полна решимости в точности выполнить данные ей указания.

Сюзан нарядила ее в белое, накрахмаленное и вышитое платьице с широким голубым поясом и вышитые бисером туфельки. Ее длинные рыжеватые локоны, гладкие и блестящие, были ровно уложены; и к тому же — ведь шла она не куда-нибудь, а в дом священника — Сюзан позволила ей надеть лучшую шляпу. Шляпа представляла собой нечто весьма замысловатое, с обилием украшений, больше отвечавших вкусу Сюзан, чем Ани, и маленькая душа Риллы упивалась гордостью и радостью под всем этим великолепием шелка, кружев и цветов. Она постоянно помнила о своей шляпе, и боюсь, у нее был очень самодовольный вид, когда она приблизилась к дому священника. То ли ее важная походка, то ли шляпа — а возможно, и то и другое — подействовали на нервы Мэри Ванс, которая в эту минуту раскачивалась на калитке палисадника. Мэри и без того была сильно раздражена: тетушка Марта не позволила ей начистить картошки и выпроводила ее из кухни.

— Ага! А ты, как всегда, подашь на стол картошку недочищенную и недоваренную! Тьфу! С какой радостью пошла бы я на твои похороны! — выкрикнула Мэри.

Она выскочила из кухни, хлопнув дверью так, что грохот услышала даже сама глуховатая тетушка Марта, а мистер Мередит в своем кабинете почувствовал, как вздрогнул весь дом, и рассеянно подумал, что это, должно быть, слабое землетрясение. Затем он продолжил обдумывать предстоящую проповедь.

Мэри выскочила из ворот и остановилась перед разряженной инглсайдской девицей.

— Что у тебя там? — спросила она, пытаясь отобрать корзинку.

Но Рилла воспротивилась.

— Я принешла это для миштера Мередита, — прошепелявила она важно.

— Давай сюда. Я сама ему передам, — сказала Мэри.

— Нет. Шужан шкажала, чтобы я не отдавала никому — только шамому миштеру Мередиту или тетушке Марте, — упорствовала Рилла.

Мэри взглянула на нее мрачно.

— Вырядили тебя, как куколку, вот и думаешь, будто ты важная особа! Погляди на меня! Я в лохмотьях, и мне плевать! По мне, уж лучше ходить в лохмотьях, чем быть куклой! Отправляйся домой и скажи, чтобы посадили тебя под стеклянный колпак. Гляди на меня… гляди на меня… гляди на меня!

Мэри, подхватив свою драную юбку и выкрикивая: «Гляди на меня… гляди на меня», пустилась в дикий танец вокруг испуганной и растерянной Риллы и плясала, пока у той не закружилась голова. Но когда Рилла попыталась бочком пробраться к калитке, Мэри снова налетела на нее.

— Дай мне корзинку! — приказала она.

Мэри была непревзойденной мастерицей «корчить рожи». Она могла придать своей физиономии самое нелепое и невероятное выражение, которое в сочетании с ее странными, белыми и сверкающими глазами производило поистине жуткое впечатление.

— Не дам! — задыхаясь, выговорила Рилла, испуганная, но решительная. — Пушти меня, Мэри Ванш!

Мэри на миг отпустила ее и огляделась. В палисаднике, возле самой калитки, стояло нечто вроде небольшой скамеечки с рамкой, на которой сушилось полдюжины крупных рыб. Их принес в дар мистеру Мередиту один из его прихожан — вероятно, вместо денег, которые он обещал заплатить по подписке на жалованье священнику, но так и не заплатил. Мистер Мередит поблагодарил его и затем совершенно забыл о рыбе, которая вскоре протухла бы, если бы неутомимая Мэри не выпотрошила ее и не соорудила сушилку, чтобы можно было вялить эту рыбу на солнце.

В голову Мэри мгновенно пришла дьявольская идея. Она подскочила к сушилке, сорвала с нее самую большую рыбину — огромную плоскую треску, почти такую же большую, как она сама, — и с воплем налетела на перепуганную Риллу, потрясая своим нелепым оружием. Храбрость Риллы окончательно испарилась. Ее отлупят сушеной треской! Это было нечто совершенно неслыханное, и Рилла почувствовала, что такого ей не перенести. Взвизгнув, она выронила корзинку и бросилась наутек. Прекрасные ягоды, которые Сюзан так заботливо отбирала для священника, покатились розовым потоком по пыльной дороге — их топтали быстрые ноги преследовательницы и преследуемой. Но Мэри уже забыла о корзинке и ее содержимом. Она испытывала лишь дикую радость от того, что внушает смертельный ужас Рилле Блайт. Пусть знает, как важничать из-за того, что ее нарядили!

Рилла промчалась по склону холма и понеслась вдоль улицы. Ужас дал ей крылья, и она держалась в нескольких шагах впереди Мэри — ту разбирал смех, что несколько затрудняло для нее погоню, но все же, не очень запыхавшаяся, она изредка, потрясая в воздухе треской, издавала на бегу воинственные крики, от которых кровь стыла в жилах. Так они летели по главной улице Глена, где все кинулись к окнам и воротам, чтобы взглянуть на них. Мэри сознавала, что производит невероятную сенсацию, и наслаждалась этим. Рилла, почти ослепшая от ужаса и совершенно выбившаяся из сил, чувствовала, что уже не может бежать. Еще минута — и эта страшная девчонка с треской догонит ее. В этот момент бедная крошка споткнулась и упала в лужу в конце улицы напротив магазина Картера Флэгга, откуда как раз выходила мисс Корнелия.