- Вы говорите как по писаному, - заметил Ангел.
- К сожалению, нет, - возразил гид. - Ни в одной книге, какие мне удалось раздобыть, не написано, что мы должны прекратить это безумие и обратиться к приятной простоте, которая одна только и сулит нам спасение.
- За одну неделю все это вам до смерти надоест, - сказал Ангел.
- Верно, сэр, но только потому, что нас с юных лет воспитывают в духе неуемного стяжательства и конкуренции. А возьмите младенца в колясочке, поглощенного созерцанием неба и сосанием собственного пальца. Вот такой, сэр, и должна быть жизнь человека.
- Красивая метафора, - сказал Ангел.
- А сейчас мы только и делаем, что резвимся на катафалке жизни.
- Вы как будто принадлежите к числу тех, кто взял себе девизом "Старайся никогда не оставлять вещи такими, какими ты их нашел", - заметил Ангел.
- Ах, сэр! - отвечал гид с печальной улыбкой. - Доля гида скорее в том, чтобы стараться найти вещи там, где он их оставил.
- Да, кстати, - мечтательно протянул Ангел, - когда я был здесь в девятьсот десятом, я купил несколько акций Маркони, они тогда шли на повышение. А как они сейчас?
- Право, не знаю, - отвечал гид холодно и осуждающе, - но одно могу вам сказать: изобретатели не только благодетели человечества, но и его проклятие, и так будет до тех пор, пока мы не научимся сообразовывать их открытия с нашей весьма ограниченной способностью усвоения. Наша цивилизация страдает хронической диспепсией, вызванной попытками проглатывать любую пищу, какую преподносит ей человеческая изобретательность, и эта болезнь приняла столь тяжелую форму, что я иногда начинаю сомневаться, доживем ли мы до вашего посещения в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году.
- Ах, так! - насторожился Ангел. - Вы правда не уверены?
- Не уверен, - ответил гид угрюмо. - Вся жизнь сейчас - сплошной телефонный звонок, а о чем идет речь? Кружение во мраке! Грохот колес под небом из дыма! Нескончаемая партия в покер!
- Признайтесь, - сказал Ангел, - вы сами отведали чего-то недоброкачественного?
- Вот именно, - сказал гид. - Я отведал современности, самого паршивого блюда. Вы только посмотрите на этих несчастных, - продолжал он, - суетятся, как муравьи, с девяти утра до семи вечера. А посмотрите на их жен!
- Правильно, - приободрился Ангел, - давайте посмотрим на их жен! - И тремя взмахами крыльев он перенесся на Оксфорд-стрит.
- Посмотрите на них! - повторил гид. - Суетятся, как муравьи, с десяти утра до пяти вечера.
- Про них мало сказать, что они некрасивы, - сказал Ангел печально. Что это они все бегают из одной магазинной норки в другую? Что им нужно?
- Иллюзия, сэр. Там - романтика бизнеса, здесь - романтика покупок. Это вошло у них в привычку, а вы ведь знаете, привыкнуть куда легче, чем отвыкать. Хотите заглянуть к одной из них в дом?
- Нет-нет, - ответил Ангел и, отшатнувшись, налетел на шляпу какой-то дамы. - Зачем они их носят такие большие? - спросил он с досадой.
- Затем, чтобы в будущем сезоне можно было носить маленькие. Все для будущею, сэр, все для будущего! Цикл красоты и вечной надежды, а заодно и процветание торговли. Усвойте смысл этих слов, и о дальнейшем вам уже не придется расспрашивать, да, вероятно, и не захочется.
- Тут, наверно, можно купить американских конфет, - сказал Ангел и вошел в кондитерскую.
II
- Куда вам хотелось бы направиться сегодня, сэр? - спросил гид Ангела, который, стоя посреди Хэймаркет, поводил головой из стороны в сторону, как верблюд.
- Мне хочется в деревню, - ответил Ангел.
- В деревню? - переспросил гид с сомнением. - Там неинтересно.
- А я хочу, - сказал Ангел и расправил крылья.
- Вот Чилтернские холмы, - выдохнул гид после нескольких минут стремительного полета. - Это нам подойдет. В деревне сейчас повсюду одинаково. Будем снижаться?
Они опустились на какой-то луг, судя по всему, деревенский выгон, и гид, стерев со лба облачную влагу, заслонил рукой глаза и стал вглядываться в даль, медленно поворачиваясь вокруг своей оси.
- Так я и думал, - сказал он. - Ничего не изменилось с сорок четвертого года, я тогда привозил сюда премьера. С завтраком мы тут помучаемся.
- Удивительно тихое местечко! - сказал Ангел.
- Что правда, то правда. Можно пролететь шестьдесят миль в любом направлении и не встретить ни одного обитаемого дома.
- Попробуем! - сказал Ангел.
Они пролетели сто миль и снова опустились на землю.
- И тут не лучше! - сказал гид. - Это Лестершир. Обратите внимание: холмистая местность, дикие пастбища.
- Я проголодался, - сказал Ангел. - Полетим дальше.
- Я вас предупреждал, сэр, - заметил гид, когда они опять пустились в полет, - что в деревне нам будет чрезвычайно трудно найти обитаемый дом. Может быть, лучше посетим Блектон или Брэдлидс?
- Нет, - сказал Ангел. - Я решил провести день на свежем воздухе.
- Черники хотите? - спросил гид. - Вон там какой-то человек ее собирает.
Ангел сложил крылья, и они плюхнулись на болотистую поляну возле дряхлого, оборванного старика.
- О, достойнейший из людей! - сказал Ангел. - Мы голодны. Не поделишься ли ты с нами черникой?
- Ой, батюшки! - воскликнул старый хрыч. - Вы откуда взялись? Верно, по радио прилетели? И наблюдатель при вас. - Он мотнул на гида подбородком в седой щетине. - Убей меня бог, совсем как в доброе старое время Великой Заварухи.
- Это диалект сельской Англии? - спросил Ангел, у которого губы уже посинели от черники.
- Сейчас я опрошу его, сэр, - сказал гид. - Сказать по правде, я затрудняюсь объяснить присутствие человека в сельской местности.
Он ухватил старика за единственную еще державшуюся пуговицу и отвел его в сторонку. Потом, вернувшись к Ангелу, который тем временем покончил с черникой, прошептал:
- Так я и думал. Это последний из тех солдат, которых поселили в деревне после окончания Великой Заварухи. Он питается черникой и теми птицами, что умирают естественной смертью.
- Ничего не понимаю, - сказал Ангел. - А где же сельское население, где поместья великих мира сего, где процветающий фермер, довольный судьбой поселянин, батрак, что вот-вот добьется минимальной заработной платы? Где веселая старая Англия девятьсот десятого года?