Дмитрий ГАВРИЛОВ

ПРОЩАЙ, ВАНЯ!

Иван сидел насупившись, изредка посматривая в сторону жены. Та весело подмигивала своему ненаглядному, а уж как плясала, как плясала, ведьма, как вертелась - всем на диво. Гости только и ахали. А у батюшки аж челюсть отвисла, когда рыжекудрая Василиса плеснула в него последки из левого рукава. Зажмурился... но брызги в миг расплылись по полу горницы синим озером. Ставни терема разверзлись, и набежавший ветерок задул свечу за свечой, а полная луна, проникнув мутным взором сквозь пустые глазницы окон, отразилась в водной глади. - Что, Ваньша? Попал? - ухмыльнулся старший брат и толкнул Ивана в бок. - И не говори. У всех бабы, как бабы, дуры и есть дуры. А мне вон досталась... Василиса... Премудрая, - совсем загрустил Иван. Жена меж тем пошла, выкаблучивая, вкруг колдовского пруда и, широким движением белоснежной ручки из правого рукава пустила по нему лебедей. Ведьмовские очи Василисы подняли супруга из-за стола. Точно одержимый лунной болезнью, он двинулся к ней, шепча ласковые слова, что-то про рыбок, заек и кисок. Да, разве один Иван? Сам государь-батюшка, поддавшись магнетизму невестки, слез с трона и зашагал по ступенькам вниз, где бояре да боярыни, словно лебеди да лебедушки, норовили водить хоровод. - Аль не признал меня, Иван-царевич? - спросила Василиса очарованного супружника. - Ты жена моя, Василиса Прек... Прек... Прем...мудрая, - медленно проговорил Иван сахарными устами. - Это правильно. А что лицо такое кислое? - молвила она спокойно, но так сверкнула бесовскими зелеными глазищами, что молодому супругу и вовсе стало не по себе. - Бог с тобой, Василисушка! Может, брага крепка, нездоровится... Наверное, съел что-нибудь... Отпустила бы ты меня до дому. - Что ж, с ним и ступай себе, утро вечера мудренее, - сказала Василиса и колдовски улыбнулась на прощанье. А прощанье было недолгим. Припав к холодной, как снег, ладони, Ванька вскочил и, откланявшись родителю, скоренько двинулся к выходу. Жена проводила его внимательным взглядом, но больше ничего не сказала. У высокого красного крыльца висела вместительная ступа. Миловидная старушка, тоже рыжая, как и сама Василиса, отставив помело, лихо лузгала семечки, облокотившись на перила. Заслышав, как хлопнули дверцы, старуха повела носом в сторону Ивана. - Эх, молодежь... - прошамкала она. - Домой, мать...! Домой... - А Василиса что? - спросила бабка царевича. - Она еще погуляет мать, погуляет напоследок, - ответил Иван. - Дык, чаго встал, как пень? Полезай! - пригласила яга и взялась за помело. Кони во дворе жалобно заржали, когда, описав хитрый полукруг, едва не задев маковки, ступа плавно взмыла вверх и оглушила окрестности мерным гулом. Иван все никак не мог привыкнуть к тещиной безлошадной "коробчонке", и потому, когда ступа стала набирать скорость сажень за саженью, у него чуть ли не до самого горла подпрыгнул желудок, а перед глазами поплыли разноцветные круги. - Ты полегше, мать... мать... - Ась? - не поняла яга. - Она еще и глухая к тому же, - подумал Иван. - Ладно, чертова семейка! Вы хитры, да и я все ж царевич, а не дурак. Вожатая снова заходила крючковатым носом и, вдруг, грязно ругнувшись, рывком послала ступу вбок. - Куда прёшь, козел трехголовый!? - крикнула она, но Иван был так погружен в себя, что проморгал опасность, и усмотрел разве длинный змеиный хвост, серебристым ручейком прошмыгнувший мимо них. - Правильно, - подтвердила яга. - Шкуру поменял, хвостатый, - не иначе, услыхал он. - Оп! - изумился Иван и стал думать осторожнее, как того и требовал хитрый план.

* * *

Про то он не раз читал в старых книжках. Прежде, ну, в древности этой, букам не положено было врать. Раз прописано пером - значит, прописано, и не вырубить топором, не переиначить. Сорвав кафтан и рубаху с потного от возбуждения тела, он принялся за поиски... Шкурка нашлась сразу. Чем премудрее жена - тем неряшливей. Иван понюхал её - знакомо пахло тиной и болотом. Так и есть! Уронив второпях тяжелую заслонку на ногу, Иван выругался, но просветленный и довольный своей идеей, приплясывая на одной, уцелевшей ступне, развел огонь. Дрова весело потрескивали. Потом он скомкал лягушачью кожу и швырнул ее в это самое пламя, предвкушая исход. Вот она, свобода! - Так-так, опыты, значит, ставим! - услыхал Иван за спиной насмешливый голос своей "ненаглядной". - Сейчас! Сейчас! - повторил царевич, весь дрожа, и шевельнул раскаленные угли кочергой. - Не старайся, касатик! - услышал он второй голос и обернулся. Василиса стояла, рыжая чертовка, уперев руки в бока и укоризненно качала головой. За ней показалась яга с неизменными семечками. - У нас ить веников не вяжуть! - продолжила тёща, - Не волнуйся, дочка! Иван непонимающе уставился на ягу, потом его словно осенило, он побледнел, как мертвец, и глянул в печь. - Огнеупорная! - прошептал Иван, холодея. - Несгораемая, - поправила его жена. - Я ж все-таки Премудрой зовусь, сокровище ты мое!

октябрь 2001 г.