Уже исчез всякий след волны, а наше пригревом и светом умиротворенное сознание оставалось невозмутимым. Глаз видел, а до ума еще не дошло! Зато потом...
То, что мы видели, было чудом или ошибкой восприятия, но ошибку наше подсознание почему-то враз отмело. Не было никакой ошибки! Было чудо. Такое огромное, беспримесное, восхитительное, что я пережил ни с чем не сравнимый восторг ликующего потрясения, благодарности неизвестно кому или чему.
Увы, это блаженное состояние длилось недолго. Само собой разумеется, мы развили кипучую деятельность. По самой строгой, естественно, научной методе, которую не описываю, поскольку уже не первое столетие она, можно сказать, у нас в крови. Замечу, однако, что не будь ее, все так бы и осталось непознанным, ужасно загадочным и чудесным, как это бывало гораздо раньше и намного позже средневековья.
Впрочем, действовали мы столь же азартно, сколь и методично. Охота на неведомое - самая увлекательная из охот! Все дети мира, столь любящие дрызгаться в лужах, могли позавидовать нам. Мы по уши залезали в лужи, вдоль и поперек тралили их глубины, осушали самые подозрительные - в нетерпении, веря и не веря в успех, ведь как-никак мы ловили самое настоящее чудо, ибо ничего самодвижущегося в этих лужах быть не могло. Немыслимо! Конечно, не потому немыслимо, что вода ледяная, - для многих, в том числе земных организмов, это самая благодать. Но кто мог резвиться в столь недолговечной воде? Тем более на планете, где после естественной, а может быть, технологической катастрофы (поди, через миллиард лет разберись!) вода, воздух, почва и лед - все стало стерильным! Да и какой организм мог существовать в одиночестве, вне и помимо себе подобных?!
Но углом расходящийся след на воде не померещился нам, вскоре мы его снова увидели...
Наконец и сам виновник переполоха был схвачен! Им оказался треугольный, совершенно плоский, размером с ноготь мизинца зеленоватый жучок, при других обстоятельствах способный вызвать восторг лишь завзятого энтомолога. Но тут! Обретя это чудо-юдо, мы почувствовали себя в сказочном Зазеркалье, где березы летают, а жабы играют в футбол.
То ли, однако, нас ждало впереди! Вы когда-нибудь держали в руках чудо, исследовали, препарировали его? При всей заманчивости это занятие, уверяю вас, выявляет врожденную недотепистость человеческого ума, который, приглядываясь к Вселенной (или к себе самому), различает, как правило, одни лишь банальности, отчего столкновение с глубокими свойствами мира опять же, как правило, повергает нас в шок. Первые же лабораторные анализы существа оглушили нас известием, что наш якобы жучок исправно осуществляет фотосинтез, то есть является эдаким самодвижущимся, целеустремленно гребущим лапками травяным листиком!
Вдобавок он существовал в единственном числе. Не как одиночная особь, понятно, - в лужах удалось найти и поймать еще несколько "жуколистиков", но более в талых водах не было ничего - даже вирусов и бактерий. Своей персоной наше чудо-юдо представляло всю биосферу, да оно и было ею! Буквально, так как в организме "жуколиста" отыскались свои, домашние микроорганизмы...
Существо - биосфера, вы представляете! Одно-единственное на планете! Своеобразный "ноев ковчег", крохотный и недолговечный, тем не менее уцелевший и странствующий добрый миллиард лет! К черту летели какие-то биологические закономерности, а то и законы, ну и ладушки! Что нам законы, без них чудесней...
Чудо пьянит, уж поверьте. Лишь Василенко тяжело переживал это попрание основ, ведь он единственный среди нас был медико-биологом, и надлежащие научные представления прочно въелись в его душу. Мы же экзаменов по биологии не держали, тяжким трудом эти знания не оплачивали и, натурально, чувствовали себя, как дорвавшиеся до праздничной свободы мальчишки, ведь в глубине души - чего скрывать! - не очень-то мы любим законы природы, поскольку видим в них ограничение собственной воли. Опять же не нас тяготила ответственность; не нам, профанам, предстояло расхлебывать эту кашу, не нам!
Зато и не наши имена будут высечены на скрижалях науки, ибо, согласно правилам и традициям, наш друг мог назвать чудо-юдо своим именем, так, чтобы отныне в веках торжественной латынью звучало какое-нибудь там "насекоморастение Василенко". Тут призадумаешься. Как же так? Сидит напротив твой старый приятель, теребит пышный ус, и знаешь ты его как облупленного. Ну, славный малый, но звезд с неба никогда не хватал, пороха не выдумает, и даже у той лужи задержался скорей я, чем он... А теперь! Теперь за ним эпохальное открытие, он светило науки, и все благодаря случаю, чуду, можно сказать... Да-а! Оно, конечно, "случай находит подготовленного", но так же, как Василенко, и даже лучше, подготовлены тысячи людей. Это что же, лотерея, выходит?
Впрочем, кто сказал, что объективно, вне человека существует какой-то "закон справедливости"? Нет такого закона в природе, только мы поставили перед собой эту цель; оттого, быть может, так тяжела к ней дорога.
Извините, я снова отвлекся...
Согласно методике, после кропотливого описания и исследования надлежало сравнить морфологические и прочие признаки чуда-юда со свойствами всех известных земных и неземных существ. Это важнейшее правило системного анализа и вообще научного подхода к явлениям жизни, ведь без такой операции даже самоочевидный как будто факт (солнце всходит и заходит, к примеру) еще не факт, а воздушный шарик, ибо прав, трижды прав безымянный остроумец двадцатого века, который провозгласил: "Дайте мне два факта, и я проведу через них сколько угодно прямых!"
Стоит, однако, заметить, что в том добром старом двадцатом веке упомянутая операция системного сопоставления могла, чего доброго, отнять у человека полжизни. Теперь же Василенко всего-навсего требовалось ввести признаки уникума в бортовой компьютер, где наряду с прочим хранились данные не только о всех букашках и травках, слонах и тахоргах, но даже о несуществующих гномах. А далее сравнение шло автоматом: сиди и попивай кофеек!
Эх, что бы сказал Линней. И даже Николай Вавилов.
Василенко так не терпелось завершить дело, что он даже не вышел к обеду, хотя дежурным поваром в тот день был сам капитан и, следовательно, на второе ожидались его фирменные шкваронки.
Теперь вообразите. После трудов праведных и благозавершенных, чудес восхитительных и волнующих вы мирно вкушаете отличнейший суп, капитан уже вносит на огромном блюде ароматные шкваронки, и в эту чревоугодную минуту вдруг распахивается дверь, к вам - усы дыбом! - врывается Василенко и ошалело выпаливает:
- Щитень!!!
Нервы у нас тренированные, но привскочили все, а один бедняга даже чуть супом не поперхнулся.
Первым, как и положено, пришел в себя капитан.
- Милай, - окоротил он его, - люди обедают, а ты их наукой обкладываешь... Сам ты после этого щитень, вот что!
Внушение, однако, произвело не совсем то действие, на которое рассчитывал капитан. Василенко вздрогнул, обмяк, но свой бред не оставил.
- Братцы, - жалобно проскулил он, - вы меня, конечно, простите, но это же щитень, обычный, только, понятно, метаморфизированный щитень!.. Щитень, и ничего более!!!
Тут мы испугались не на шутку. Потребовалось минут пять, чтобы убедиться в здравии нашего друга, понять, что же такое щитень, с чем его едят и почему он слегка попятил Василенко в рассудке.
Видите ли, до этой самой минуты о щитне знала в лучшем случае сотня-другая специалистов, что, конечно, несправедливо, так как щитень в некотором роде антипод человека и уже по этой причине достоин всяческого внимания. Василенко прежде о нем тоже не слыхивал. Он приступил к работе в полной убежденности, что никаких, даже отдаленных аналогов нашему чуду-юду не сыщется. Еще бы! Уже миллиард лет в одиночку живущее на ледяной и мертвой планете насекоморастение - какие, спрашивается, тут возможны аналоги?! Тем большим стало потрясение Василенко, когда по важнейшему экологическому параметру компьютер подобрал нашему чуду даже не аналог, а, считай, двойника! И - земного.