- Ну вот,- сказала наблюдавшая за этим Ола.- Теперь начинается главное.

Из заранее припасённых антилопьих шкур она нарезала множество тонких ремешков и за вечер сплела из них несколько длинных крепких верёвок.

На следующий день, когда Харри ушёл куда-то по своим тёмным медвежьим делам, Ола снова залезла на склон над пещерой. Здесь она после некоторых размышлений выбрала упавшее дерево, толстое, тяжёлое, со множеством сучьев, торчащих в разные стороны. С большим трудом, помогая себе палками-рычагами, Ола скатила его с горы так, что оно упало у самого входа в пещеру. Спустившись следом, она, пока Аф высматривал, не возвращается ли вдруг Харри, привязала к дереву верёвки со скользящими петлями на концах. После чего Ола и Аф удалились в прежнее укрытие на другом берегу.

Харри появился под вечер. Увидев у входа в логово очередное дерево, он раздражённо рявкнул. Обломанные острые сучья мешали подступиться, и Харри некоторое время безуспешно топтался, озлобляясь всё больше и больше. Встав на задние лапы, он ударами передних обломал сучья, потом упёрся в ствол и начал толкать его к краю обрыва. Под ногами путались какие-то длинные мягкие стебли, пахнущие съедобным - не то оленем, не то антилопой,- но Харри не стал обращать на них внимания. Главное, что занимало его сейчас,- избавиться от этого некстати взявшегося дерева. А оно не поддавалось. Его корявые сучья цеплялись за выступы камней и неровности тропы. Харри утробно взревел, приналёг всей своей громадной тяжестью. Затрещали сучья, дерево приподнялось, повисло над обрывом и тут же полетело вниз. Какой-то миг на тропе оставался один вздыбившийся Харри, но сразу вслед за этим на его задней лапе затянулась петля, и падающее дерево мгновенно сдёрнуло пещерного медведя с тропы. Надо думать, Харри ничего не успел понять. Но если бы был жив хомяк и мог наблюдать со стороны всё происшедшее, то он, пожалуй, сообразил бы, что большие клыки - это ещё не самое главное в жизни. Но хомяка не было: как мы знаем, его вполне заслуженно съели. Единственно, кто мог наблюдать падение Харра в пропасть,- это Ола и Аф, но они никогда не считали, что клыки - главное в жизни, а потому восприняли случившееся как должное.

- Мы победили его! - радостно закричала Ола, когда разом оборвался хриплый рёв падающего медведя.- Аф, мы победили его! Побежим к нашим друзьям, чтобы они скорее узнали об этом!..

Перед утром ветер принёс откуда-то тонкий холодок. Как ни был он слаб, Ола почувствовала его и как бы про себя сказала:

- На исходе уже время Большого Солнца.

- Мы с мамой в такую пору уходили к своему стаду,- сказал Фуф, грустно глядя туда, откуда пришли они с матерью, когда время Большого Солнца только начиналось.

- В Белое Время без стада не прожить,- озабоченно сказал Гай. - Не прибиться ли нам к стаду бизонов? А то волки замучают…

Они замолчали и все вместе стали подниматься на холм, с которого были видны тёмные пока островки рощ, скалистые увалы с зубчатыми гребнями и зелёный край неба, чуть подсвеченный снизу красноватым пламенем ещё далёкого солнца.

Ещё задолго до победы над пещерным медведем Ола задумывалась над тем, как прогнать Длинноруких из своего селения. Сначала она надеялась, что они скоро уйдут своими неведомыми разбойничьими путями. Однако Длинноруким понравилось новое место. Откуда-то подходили всё новые и новые их ватаги, и уже готовых хижин стало для них мало. Из костей, веток и тростника Длиннорукие наспех лепили для себя кособокие и уродливые жилища. Небольшое и аккуратное селение рода Большого Ворона стало не узнать. Во много раз оно теперь разрослось и выглядело преужасно.

Очень скоро Ола выяснила, чем эти места привлекли Длинноруких. Здесь, в болотистых долинах притоков Амгау, росло редкое «плачущее» дерево, из коры которого Длиннорукие готовили, оказывается, особый напиток. По вечерам, когда перед хижиной Великой Матери плясали и гремели бубнами заклинатели духов, Длиннорукие,, сидя у костров, с жадностью пили приготовленный напиток и приходили в необычайное возбуждение. Они начинали плакать и драться, плясать и прыгать вокруг поставленного в центре селения толстого столба, увешанного связками человеческих черепов'. У подножия этого столба под ужасающий вой всего племени приканчивали пленных и тут же съедали их.

Поскольку срубить дерево было делом очень и очень трудным - люди ещё не знали тогда даже каменных топоров,- Длиннорукие сдирали кору с деревьев, сваленных бобрами." Это Ола приметила и запомнила…

- Надо найти твоих сородичей,-сказал однажды Аф.-Если бежать всё время, мы должны встретить их через три дня и три ночи…- В Белое Время без стада не прожить,- заметил Гай.- Наша мудрая и храбрая Ола, ты должна вернуться к своим.

Олу теперь, после победы над страшным Харром, знали все. Её имя было известно всем, кто бродит среди равнин, крадётся в гуще Леса, летает в вышине или плещется в речных заводях.

- За нас не беспокойся,- потряхивая ушами, сказал Фуф ломким баском.- Мы…

- …перезимуем с бизонами,-со смехом докончила за него Ола.- Я верю, что с бизонами вам будет хорошо, но я не могу пока вернуться к своим.

- Почему? - сразу спросили Фуф, Гай и даже Аф, который лучше обоих понимал Олу.

- А вот почему. С тех пор как наше селение стоит на этом месте, Большое Солнце возвращалось столько раз, сколько у меня пальцев на руках, и ещё раз столько, и ещё, и ещё, и ещё…

Считать Ола умела только до двадцати - по числу пальцев на руках и ногах. А всё свыше этого она называла одним словом - «много». Её четвероногие друзья в счёте были ещё слабее, но всё равно они поняли, что селение рода Большого Ворона стоит на этом берегу очень, очень давно.

- И всё это время мои сородичи строили хижины. Ведь их за одно Большое Солнце не построишь… И даже за два тоже,- вздохнув, закончила Ола.

- Ну и что? - спросил любопытный Фуф.

- А то,- сказала Ола, щёлкая его по хоботу,- что на нынешнее Белое Время мои сородичи могут остаться без хижин.

Тут Аф сделал вид, что он давно всё это знал, и недовольно сказал Фуфу:

- Из всех нас у тебя самые большие уши, а слышишь ты мало. Обязательно тебе всё надо растолковать.

- Зато я мамонт,- обиделся Фуф.- Мне ещё мама об этом говорила.

- Э, нет, ушастик!-засмеялась Ола.- Пока ты ещё не мамонт. Вот когда ты будешь большим, даже больше носорога Рама, вот тогда ты станешь мамонтом.

- У меня есть хобот,- защищался Фуф.

- Хобот, хобот… а рога у тебя есть? - спросил Гай.

- И защёчные мешки? - лукаво добавил Аф.

- А хвост у тебя ещё даже меньше, чем у Афа,- закончил Гай.

- Ты станешь хвастунишкой намного раньше, чем мамонтом,- строго сказала Ола.- Мама тебя отшлёпала бы за это. Но ничего, за неё это могу сделать я.

- И я,- вмешался Гай.

- А я укушу,- Аф зевнул, чтобы показать свои острые белые клыки.

- Э-э… я больше не буду,- виновато помаргивая, захныкал Фуф.- Я нечаянно…

- То-то же, смотри, чтобы больше этого не было. А теперь вы гуляйте, а я полезу на дерево спать.

Ола подпрыгнула, ухватилась за нависший над ней сук и мигом очутилась в гуще ветвей. Здесь она улеглась на сплетённую из мягких прутьев постель. Фуф с Гаем отправились на поиски какой-нибудь полянки с обильной травой, а Аф, спасаясь от полуденной жары, забился в чащу.

Вспомним, что Ола жила по правилу Лесов: спала в самую жару и ещё часть ночи, а уже задолго до рассвета выходила на охоту.

Ночь в Лесу - это самое оживлённое время. Считается, что ночью и трава сочнее, и вода вкуснее. А надоедливая и кровожадная мошкара? Посмотри-ка, как она суетится в жару, как пищит радостно и густыми роями вьётся над всем живым! Нет, не зря обитатели Леса не спят ночью. Ну, а про хищников - волков, рысей, барсов и грозного пещерного льва - и говорить нечего. Недаром они ночью видят, как днём. Загляни однажды в глаза своей кошке, когда она будет вечером мурлыкать у тебя на коленях. Ого! Ты увидишь, как в глубине её ленивых жёлтых глаз тлеет прозрачный зелёный огонёк. Это навсегда оставшийся отблеск тех невообразимых давних ночей, когда над древним Лесом всходила древняя луна, горели колючие древние звёзды и весь мир окутывался зелёным колдовским туманом. И туман этот был по-древнему таинственным, он не то колыхался, не то был неподвижен, а может, он и вовсе был не туманом, а зелёной тайной древнего Леса…