Джереми распорядился обтянуть сейф внутри мягким жёлтым шёлком. На дне стояла чёрная вельветовая подставка с регулируемым наклоном, достаточно большая, чтобы расположить на ней перчатку и два листка. Мистер Джонс каллиграфическим почерком поведал историю этих реликвий и повесил этот собственноручный документ в красивой рамке под нишей. Стальные двери предполагалось открывать только во время представления.

Аллен провёл тщательное обследование, которым остался доволен. В преступном мире не так уж много виртуозов, способных справиться с аналогичным замком. Самая современная система сигнализации гарантировала, что тревога поднимется уже при попытке проникнуть в здание театра. Пока перчатка и документы остаются в «Дельфине», сейф открываться не будет. Стальные двери и подсветка управлялись переключателем, который находился в глубине ниши. Аллен поинтересовался насчёт охраны. Его заверили, что, покуда объекты в театре, на лестничной площадке будет дежурить человек. Ради этого Джоббинс, бывший служащий «Фиппс Браса», был облачён в новую, с иголочки, униформу. Ему поручили дежурить с четырех часов дня до полуночи, после чего его должен был сменять агент службы безопасности, прошедший специальную подготовку. Остаток ночи Джоббинс мог спать в незанятой гримерной, чтобы быть под рукой в случае нужды. Дополнительно нанятый сторож заступал с восьми утра и оставался на посту до четырех, когда снова появлялся Джоббинс. В обязанности Джоббинса входило также включать систему сигнализации, когда он запирал театр после того, как его покинут зрители и актёры.

Когда Перигрин вошёл в свой кабинет, Аллен был уже полностью в курсе дела. Пожимая руку мистеру Джею, он отметил его бледность и чёрные круги под глазами. «Предпремьерная лихорадка», — с жалостью подумал он.

— Мистер Аллен уже ознакомился с принятыми мерами безопасности и нашёл их превосходными, а теперь должен проследить за размещением реликвий, — сказал Моррис. Тут его телефон зазвонил, он извинился и снял трубку.

— Не обращайте на меня внимания, — обратился Аллен к Перигрину. — Ваша крепость, кажется, надёжно защищена, и, если позволите, я хотел бы теперь просто пройтись по этому замечательному театру. Ваши усилия дали потрясающие результаты!

Эти слова настолько не соответствовали представлению Перигрина о полицейских, что Аллен успел дойти до двери, когда растерявшийся директор наконец выдавил из себя:

— Я с удовольствием покажу вам театр, сэр.

— Что вы, что вы. Не стоит затрудняться. У вас наверняка своих дел по горло.

— Вовсе нет. Моррис действительно загружен до предела, а моя беда как раз в том, что мне абсолютно нечем заняться. Я буду счастлив показать вам «Дельфин».

— В таком случае…

Экскурсия была исчерпывающей. Аллен выказывал такой искренний интерес и столько всего знал, что Перигрин просто наслаждался. Незаметно для себя он перевёл разговор на пьесу, её сокровенный смысл и то, как возник замысел при взгляде на перчатку Гамнета Шекспира.

Аллен помнил пункты завещания Вильяма, знал, что одежда досталась Джоан Харт. Перигрин под конец мог бы поклясться, что суперинтендант знает о Шекспире и его пьесах не меньше, чем он сам.

Со своей стороны, Аллену понравился этот звенящий от внутреннего напряжения, интеллигентный, скромный молодой человек. Он надеялся, что тому удалось написать и поставить действительно хорошую пьесу. Аллен задал один-два наводящих вопроса, и, поскольку был специалистом своего дела, Перигрин обрёл в разговоре ту лёгкость, которой не ждал от себя после десятиминутного знакомства. Речь становилась взволнованнее и сбивчивее, а голос выдавал пылкую любовь к «Дельфину».

— Давайте пройдём за сцену. Или нет, подождите секунду. Я сейчас подниму железку, и вы увидите декорации Джереми Джонса к первому акту.

Перигрин оставил Аллена в партере, скрылся за дверью и поднял изящно разрисованный противопожарный занавес. Обратно через эту дверь мистер Джей мчался, как заяц. «Как это называется, нервное перевозбуждение?» — промелькнула шальная мысль. Голова слегка кружилась, предметы перед глазами подрагивали и расплывались.

Уборщицы открыли верхнее окно, и на сцену падал столб солнечного света, в котором плясали мириады пылинок.

— Что случилось? — раздался рядом чей-то непривычный бас. Суперинтендант Аллен быстро спустился по центральному проходу к сцене. Перигрина шатало, хоть он и опирался на перила оркестровой ямы.

— Не… то есть ничего. Просто я вспомнил своё первое посещение «Дельфина».

То ли это воспоминание оказалось чересчур ярким, то ли Перигрин за последнюю неделю слишком мало ел и ещё меньше спал, но ему вдруг стало очень скверно. Аллен и представить себе не мог, чтобы лицо молодого человека могло приобрести такой мертвенно-бледный оттенок. Перигрин опустился на ближайшее сиденье и провёл рукой по губам. Когда он поднял глаза, Аллен уже поднялся на сцену и стоял перед ним. «Как раз там, где была дыра», — подумал Перигрин, а вслух сказал:

— Знаете, прямо под вашими ногами находится каменный колодец с дверью. Люк. Он поднимается и опускается. В него проваливается Арлекин, Тень отца Гамлета и… о. Господи!

— Подождите вставать, посидите немного. Вы совершенно вымотались.

— Думаете? Не знаю. Просто за годы, прошедшие после бомбёжек, этот колодец постепенно заполнился грязной, зловонной жижей, и в одно прекрасное утро я едва не захлебнулся в ней.

Аллен слушал, а Перигрин говорил и говорил. Собственный голос доносился до него словно со стороны. Ему было приятно наконец высказаться, особенно перед этим странным полицейским, и он шаг за шагом описал все события того утра, не упуская ни одной детали.

— Ну вот. До сих пор об этом не знала ни одна живая душа, кроме Джереми Джонса, — закончил Перигрин. — Так что сейчас я, наверное, совершил нечто вроде измены, однако угрызений совести не испытываю. Мне стало гораздо лучше.

— По крайней мере, вы уже не такой зелёный. Вы буквально убили себя этой постановкой.

— Да, так оно обычно и бывает, к сожалению.

— Простите меня. Я не должен был тащить вас за собой по всем лестницам. Где опускается железный занавес? Слева? А, вижу. Сидите, сидите. Я сам. Конечно, это небывалое нарушение устава, но, думаю, ничего страшного не произойдёт.

Противопожарный занавес начал медленно опускаться. Аллен взглянул на часы. Процессия из музея могла прибыть с минуты на минуту.

— Признаюсь, ваше приключение совершенно фантастическое, — сказал он. — Но не будь его, по-видимому, не было бы ни театра, ни вашей пьесы… ни сегодняшней премьеры.

— Да, сегодня премьера. О, Господи!

— Может, вам стоит отправиться домой и отдохнуть пару часов?

— Нет, спасибо. Я совершенно здоров. Извините, что я так глупо повёл себя, да ещё, неизвестно зачем, заставил вас выслушать целую сагу. Надеюсь, вы не расскажете мистеру Кондукису? — добавил Перигрин, ероша свои волосы.

— Гарантирую абсолютное молчание, — улыбнулся Аллен.

— Я просто не в состоянии объяснить, до чего он странный человек.

— Я имел удовольствие встречаться с мистером Кондукисом.

— Как, по-вашему, он сумасшедший? Злодей? Или просто плутократ?

— Я не в силах отнести его к какому-либо типу.

— Когда я спросил, где он нашёл сокровище, он ответил: «на море». Вот так коротко: на море. Это звучит по меньшей мере странно.

— Не на яхте ли «Каллиопа» случайно?

— Яхта… «Каллиопа». Подождите-ка… Что там было с яхтой «Каллиопа»?.. — пробормотал Перигрин. Он пребывал в каком-то оглушённом, словоохотливом и, как ни странно, довольно приятном состоянии, однако не был уверен, что при попытке встать не упадёт от головокружения.

— Яхта «Каллиопа»… — повторил он.

— Это была его личная яхта, которая раскололась пополам и затонула в тумане у мыса Сан-Винценте.

— Вспомнил! Господи Боже… Из фойе раздался гул голосов.

— Похоже, реликвии прибыли, — сказал Аллен. — Вы посидите ещё или пойдёте встречать?

— Пожалуй, пойду.