— Очень забавно и мило, — сказал Перигрин. — Как раз под стать Гарри Граву.

— Ну, а потом я услышал разговор по поводу сейфа и все то, что вы сказали Уинти, мистер Аллен, и понял, что вы с ходу угадали комбинацию… Я испугался. Я понял, что мы напрашиваемся на неприятность… что грозит похищение, как с картиной Гойи. Я был уверен, что Уинти не позаботится изменить комбинацию… Ну и под влиянием момента, абсолютно импульсивно, решил не рассказывать о своём фокусе. Я подумал, что будет лучше, если в театре для всеобщего обозрения останется копия, а я позабочусь об оригинале. Он сейчас в сейфе, тщательно упакован, уверяю вас. Я собирался подменить перчатки ещё раз, когда реликвию должны были забрать из театра. Я знал, что без меня при этом не обойдутся. Ну, а тут гром среди ясного неба…

— Теперь мне понятно твоё поведение в пятницу, — заметил Перигрин.

— Ещё бы. — Джереми обратился к Аллену:

— В пятницу Перигрин сообщил мне, что Кондукис продал — или можно считать, что продал — реликвию частному коллекционеру из США.

Джереми вскочил и прошёлся по кабинету. Аллен сидел за столом, опираясь на него локтями и опустив подбородок на руки. Фоке кинул взгляд поверх очков, а Перигрин нервно пригладил волосы.

— Ты, должно быть, сошёл с ума, — пробормотал он.

— Считай как хочешь. Можешь не говорить мне, как называется мой поступок. Фактически я украл перчатку.

— Украли, и без всякого «фактически», — подтвердил Аллен. — Насколько я понял, вы решили сохранить оригинал у себя, чтобы оставить коллекционера с носом.

— Не знаю! — Джереми вскинул вверх руки. — Я ничего не решил.

— Вы не знаете, что собирались сделать с перчаткой молодого Гамнета Шекспира?

— Вот именно. Если бы ничего не произошло и я отвечал бы за изъятие реликвий из витрины… я не знаю, как поступил бы. Скорее всего я захватил бы перчатку Гамнета с собой. Но вот заменить… Хочу надеяться, что да… Не знаю!

— Вы обдумывали всерьёз возможность другой линии поведения? Предположим, вы бы не заменили копию оригиналом. Что тогда? Хранили бы перчатку весь остаток своей жизни?

— Нет! — крикнул Джереми. — Нет! Этого я никогда бы не сделал. Наверное, я подождал бы развития событий, а потом… потом…

— Вы отдаёте себе отчёт, что подделка обнаружилась бы сразу, как только покупатель показал её эксперту? Джереми неожиданно ухмыльнулся.

— Мне было очень интересно, как поведёт себя Великий Кондукис. Вернёт деньги или нагло выкрутится, сославшись на своё полное доверие авторитетнейшим именам?

— Гораздо интереснее, как повели бы себя вы.

— Но я действительно не знаю. Оставил все как есть? Потребовал выкупа? Глухо пообещал бы в телефонную трубку вернуть вещь, если она будет отдана нации? Кондукис, ..

— ..поклялся бы, получил перчатку и продал её, — перебил Перигрин. — Нет, ты точно свихнулся.

— Где находится сейф? — спросил Аллен. Джереми объяснил. Это оказалось рядом с их квартирой в Блэкфрире.

— Откуда мне знать, что вы говорите правду? — продолжал Аллен. — Вы попотчевали нас этим вздором только после того, как я обнаружил подделку. Разве я могу быть уверенным, что вы не собирались продать перчатку на чёрном рынке? Вы ведь знаете о существовании такого рынка?

— Прекрасно знаю, — громко сказал Джереми.

— Заткнись, Бога ради. Заткнись!

— И не подумаю. С чего бы? Не один я слышал о миссис Констанции Гузман.

— Миссис Констанции Гузман? — повторил Аллен.

— Это полупомешанная на исторических реликвиях миллионерша.

— Да?

— Да. Гарри Грав знает о ней все. Марко и Чарльз Рэндом тоже.

— Что же такого они знают?

— Если верить Гарри, — начал Джереми пронзительным голосом, в котором звучала нескрываемая ирония, — она очень щедро приняла Марко во время его феноменального сезона в Нью-Йорке — три года тому назад. Пятидесятипятилетняя миссис Гузман, страшная, как смертный грех, но с бешеным темпераментом, влюбилась в Марко. И закатила сказочный ужин — сказочный даже для неё, — а после приёма попросила Марко задержаться. В знак своей любви она потащила его в какую-то комнату и показала коллекцию сокровищ, которую, по её словам, ни один смертный ещё не видел.

Джереми перевёл дух. Аллен скривил губы, слегка приподняв правую бровь. Фоке откашлялся.

— О, Господи, — устало произнёс Перигрин.

— Я говорю в буквальном смысле, — возмущённо сказал Джереми. — За запертыми дверями миссис Гузман хранятся драгоценности, табакерки, раритеты, вещицы Фаберже, и каждая редкость связана с каким-то историческим событием или именем. Она созналась, что все они приобретены на международном чёрном рынке. Как правило, они числятся пропавшими. Её агенты рассеяны по всей Европе и Востоку. Коллекцию она держит только для того, чтобы наслаждаться ею втайне. Марко же она показала её потому, что ей хочется чувствовать себя в его власти. Признание это Марко, мягко говоря, отнюдь не обрадовало. Он удрал в самый последний момент весь в холодном поту. В ту пору они с Гарри были в неплохих отношениях. И как-то вечером после пары стаканчиков он и рассказал обо всем Гарри.

— А вы каким образом об этом узнали?

— Вспомнил! — воскликнул Перигрин. — Когда я рассказывал труппе о перчатке!

— Верно. Гарри сказал, что об этом должна узнать миссис Констанция Гузман, и при этом покосился на Маркуса в своей особой манере. Маркус покраснел как рак. Тем же вечером я встретился с Гарри и Чарльзом Рэндомом в пабе, Грав и пересказал нам эти приключения с Гузман. Должен признаться, мы жутко хохотали, когда он, изображая миссис Гузман, тянул: «Я хочу отдаться на вашу милость! Мне нравится быть в вашей власти! Ах, не предавайте меня! Ах, как прекрасны ваши ноги!"

Перигрин раздражённо фыркнул.

— Вот именно, — отреагировал Джереми. — Я не стал тебе это пересказывать, отлично зная твою нелюбовь к театральным сплетням.

— Другие члены труппы в курсе? — поинтересовался Аллен.

— Полагаю, что да.

— Гарри, безусловно, поделился с Дестини, — сказал Перигрин.

— Да, — подтвердил Джереми с несчастным видом. — При мне. За ужином.

— Вам придётся отправиться к сейфу в сопровождении двух офицеров полиции, — сказал Аллен, — изъять перчатку и передать её им. Затем вас попросят подписать ваши показания. Будет ли вам предъявлено обвинение, я пока сказать не могу. По-моему, вы действовали почти как лунатик, но с формальной точки зрения вы — вор.

Джереми, побелевший так, что его веснушки казались коричневыми конфетти, запинаясь, обратился к Перигрину:

— Я чувствую себя как последняя свинья. Мне очень скверно.

С этими словами он двинулся к двери. Фоке мгновенно оказался перед ним.

— Минуточку, сэр, прошу вас.

— Все в порядке, Фоке, — вмешался Аллен. — Мистер Джонс, не будете ли вы любезны отправиться туда, где стоит сейф? Двое наших людей встретят вас, примут перчатку и проедут с вами в Скотленд-Ярд. На данный момент все. До свидания.

Джереми быстро вышел из кабинета. Было слышно, как он пересёк фойе и побежал вниз по лестнице.

— Джей, задержитесь, пожалуйста, — сказал Аллен. — Фоке, займитесь.

Фоке подошёл к телефону и набрал номер Скотленд-Ярда.

— Насколько я понимаю, этот молодой человек — ваш близкий друг? — сказал Аллен.

— Да. Мистер Аллен, я понимаю, что это ничего не изменит, но все-таки, если мне можно сказать одну вещь…

— Конечно. Почему бы нет?

— Спасибо, — с лёгким удивлением поблагодарил Перигрин. — Собственно говоря, две вещи. Во-первых, у Джереми ведь не было мотива грабить сейф прошлой ночью, учитывая его признание, так?

— Если он сказал правду — не было. Но если он допускал, что подлог может открыться и начнётся следствие, мотив вообразить нетрудно. Однако в полицейской работе мотивы — не самое главное. В данный момент мы собираем факты. Что вы хотели сказать во-вторых?

— Нечто неубедительное — с точки зрения только что сказанного вами. Джереми действительно мой самый близкий друг, поэтому я не могу говорить непредвзято. Но я обязан заявить, что он совершенно не способен на насилие. Он порывист, может взорваться. Он раним. Однако он исключительно мягок и абсолютно не в силах сделать то, что произошло ночью в театре. Я уверен в Джереми в этом отношении так же, как уверен в себе. Извините. Я понимаю, что подобные доводы не могут повлиять на полицейское расследование, но спросите любого человека, который знаком с этим идиотом, и я не сомневаюсь: он скажет то же самое.