— С участка Плякина стреляют неважно, — высказал я свое недовольство Зотову.

Он бросился к телефону. А в это время совсем не слышный в полете из-за гула нашей артиллерии рядом с НП разорвался 105-миллиметровый немецкий снаряд. Мансарду тряхнуло. Посыпалась штукатурка. Из оконных рам вылетели последние стекла. Загремело опрокинутое ведро.

Долго не рассеивался дым от этого взрыва, да к тому же в крепости начались пожары. Все это не только затрудняло наблюдение, но и мешало нашим артиллеристам вести прицельный огонь. Я присел рядом с Зотовым у низкого окна. В бинокль тоже плохо было видно происходящее.

— Артиллеристы корпусной группы бьют вслепую, — доложил я командиру корпуса. — Надо приказать им работать поочередно: полчаса на нас, затем столько же на Баканова[8].

— Согласен, — ответил генерал Шеменков, — но перейдем на такое чередование после авиационной обработки.

На крепость уже выходили бомбардировщики из авиадивизии полковника Н. П. Федоренко. Мы видели, как от самолетов оторвались и с воем ринулись к земле темные силуэты бомб. И тут же высоко взметнулись несколько багрово-черных столбов с кудрявыми раструбами. Взрывная волна сметала с крыш черепицу, вышибала не только оконные рамы, но и двери в домах, примыкавших к цитадели.

Артиллеристы тоже делали свое дело. Теперь уже значительно лучше. Снаряды 203- и 280-миллиметровых орудий крушили редуты и равелины. У Зотова блестели глаза.

— Вот как надо! — комментировал он почти каждое удачное попадание.

К концу артиллерийской подготовки мощь огня возросла до предела. Чаще зазвонили телефоны: меня вызывали командиры полков — докладывали о готовности к броску в атаку.

— Активнее используйте дымовые шашки! — напоминал им я. — Сочетайте свой бросок с артогнем прямой наводкой…

Наконец все пришло в движение: автоматчики, саперы с длинными штурмовыми лестницами, связисты со своими проводами, артиллеристы, катившие перед собой на новые огневые позиции полковые и дивизионные пушки.

Напряженнее стала и обстановка на НП. Одна за другой следовали команды, то краткие, то резкие, подстегивающие. Все чаще звучало слово «вперед!».

— Ну, Павел Михайлович, теперь не зевай. Вон смотри, из ворот крепости строчит крупнокалиберный пулемет, — подсказал я Зотову.

Командующий артиллерией дивизии должен был организовать подавление и уничтожение уцелевших после артподготовки пулеметов и минометов противника. Вражеские пушки, танки и самоходно-артиллерийские установки вряд ли могли уцелеть. А вот пулеметы и часть минометов гитлеровцы, несомненно, уберегли, спустив их в подземные казематы.

Начальник оперативного отделения А. А. Соколов докладывает, однако, что Плякину мешает и артиллерия противника, открывшая огонь из леса за кладбищем. Отдаю соответствующее распоряжение Зотову. А Соколов тем временем протягивает мне трубку телефона — связал меня с командиром 244-го полка.

— Павленко, ваших не вижу! — кричу я в трубку. — Рассредоточивайтесь — и вперед!

Тут же приказываю Соколову передать Сухорукову, чтобы он помог огнем Павленко. Соколов кивает головой и снова ко мне с телефонной трубкой.

— Плякин просит…

Вижу, что бойцы Плякина бросились с лестницами и штурмовыми мостиками к земляному валу. Падают, поднимаются и снова падают.

— Противник режет кинжальным огнем из крепости и с кладбища, — жалуется Плякин.

— Не поднимать людей в атаку, пока не уничтожены мешающие вам огневые точки. У вас для этого средств достаточно. Заодно ударь на всякий случай по сараю, который горит.

— По сараю нельзя, — сорванным до хрипа голосом отвечает Плякин. — Туда повел своих комбат Беляев…

А я опять принимаюсь торопить Павленко:

— Вы что, под землю провалились? А ну вперед! Там дорога есть, у станции, за насыпью. Поставьте орудия на прямую наводку и марш по дороге…

Вижу, что у Плякина какой-то смельчак с пистолетом в руках перебежал открытое место, направляясь к пролому в крепостной стене.

— Кто это там с пистолетом бегает? — спрашиваю Плякина.

— Командир штурмового отряда Герой Советского Союза Борис Беляев.

— Я же приказал не с пистолетами, а с артиллерией и фаустпатронами атаковать противника. Вынужден буду наказать и тех, кто бегает перед гитлеровцами с пистолетом, и вас заодно…

…Так прошел весь день. Никто не думал о еде. Сам я, кажется, выпил лишь стакан чаю.

Уже вечерело, когда на земляном валу показалась группа гвардейцев с красным флагом. Тот, кто нес флаг, стал вдруг медленно оседать на землю. Древко подхватил сосед.

— Узнать, кто нес флаг, и доложить! — приказал я Соколову.

Доложили: флаг нес комсомолец Александр Попов. Призван на четвертом году войны, когда два старших его брата — Петр и Константин — уже пали смертью храбрых в боях с фашистами. Александр тоже дрался по-гвардейски — тоже, будучи раненным, остался в строю. Его мы и представили к званию Героя Советского Союза.

…Ночью все подступы к цитадели освещались не только ракетами, но и пламенем пожаров в близлежащих кварталах, специально подожженных противником. Но осада не прекращалась. Штурмовые отряды и группы в нескольких местах забрасывали рвы всем, что попадало под руку, — мебелью, досками, бревнами, ящиками, битым кирпичом. Артиллерия посылала снаряд за снарядом в центр крепости. Саперы готовили подрыв крепостной стены.

Командир 246-го гвардейского стрелкового полка А. В. Плякин доложил, что его 3-й батальон ведет бои внутри цитадели. Я сначала не поверил, приказал уточнить эти данные. Уточнили — все правильно. Но сообщили и горестную весть: погиб командир 3-го батальона Герой Советского Союза гвардии майор Б. В. Беляев.

Вот как это произошло. Майор Беляев первым устремился в пролом крепостной стены, личным примером увлекая за собой бойцов. Рядом с ним шли коммунисты гвардии капитан Абрамов, гвардии сержант Левчик, рядовой Бобичев, медицинская сестра Клава Зенкова, комсомолец Стругачев. Фашисты, отстреливаясь из-за деревьев и кладбищенских памятников, начали отходить внутрь крепости. Шальная вражеская пуля смертельно ранила Беляева. Медсестра Клава Зенкова долго тащила его на себе, а когда вынесла в безопасное место, обнаружила, что у майора перестало биться сердце. Так потеряли мы общего любимца — Бориса Владимировича Беляева — героя из героев!

Утром 19 февраля в цитадель прорвались бойцы еще одного батальона. Затем там появился и командир полка А. В. Плякин вместе со своим заместителем по политчасти И. Д. Кучерявым.

А 244-й гвардейский стрелковый полк под командованием К. Ф. Павленко вел тяжелый бой во рву. Я усилил полк за счет своего резерва — отдал туда противотанковый дивизион майора Репина. Одновременно приказал Павленко:

— Сарычева вперед! Он покажет всем, как надо воевать. Только не жалейте снарядов — надежно подавляйте огневые точки.

В тот же миг меня вызвал командир корпуса. Я доложил обстановку. Он, в свою очередь, проинформировал меня, что первый эшелон дивизии Баканова ведет бой на южных скатах вала.

Еще раз соединился по телефону с Павленко, предупредил:

— Там у вас за валом — наши соседи. Смотрите, не ударьте по ним.

После этого в сопровождении Соколова и Зотова я отправился на новый НП — поближе к месту боев.

К вечеру полк Плякина прочно закрепился внутри цитадели, а у Павленко батальон Сарычева овладел земляным валом. Гвардейцы окапывались там, укрываясь от пулеметного огня противника. И опять за докладом об этом успехе последовало известие о несчастье: на земляном валу сложил голову Герой Советского Союза гвардии капитан Ф. К. Сарычев.

У меня защемило сердце. Погибли лучшие командиры батальонов, гордость вашей дивизии.

Федор Кузьмич Сарычев, как и Борис Владимирович Беляев, был из числа тех молодых людей, которые буквально накануне войны вступили в самостоятельную жизнь. Уроженец Пензенской области, он окончил неполную среднюю школу и краткосрочные курсы. Некоторое время работал механиком в МТС. Осенью 1940 года был призван в армию. Служил сначала в Сибири. В 1942 году добился отправки на фронт. Войну начал у Сталинграда, прошел с боями Украину, Польшу и все подсчитывал, сколько еще километров осталось до Берлина. Но не суждено было Федору Кузьмичу одолеть эти трудные километры. Мы похоронили его в Познани.