- Мальчик мой, я ведь маг.

- Я не мальчик... - устало буркнул всадник. - Ненавижу тебя, Персех.

- Издержки нашей профессии. Ну что, пора расставаться? Запомни: Фалес из Азирета. Свитки с договорами находятся в комнате над библиотекой, это на самом верху башни. Один из договоров очень меня интересует... Время есть, но и медлить десятилетиями я тебе не советую. Вдруг Фалес покинет свою башню? Вдруг они сторгуются с Тьмой? Поспешай не торопясь, всадник, и береги куклу. Душу погубить легко.

- Уж кому знать, как не тебе! - вскипел Витто, но мага уже не было.

Когда он, мокрый насквозь, вернулся в шатер, бодрствовавшие всадники так захохотали, что на шум прибежали купцы. Все решили, что жирная баранина оказалась слишком тяжелым испытанием для желудка Лойоди, а он не стал спорить. Просто лег на кошму, положил голову на суму и сразу же уснул.

К утру дождь прекратился. Купцы, как и планировали, снялись затемно, но Лойоди остался. На рассвете всадник достал куклы и "поиграл" с ними, не забыв и о сухарях. Потом забрался на сонного Вьежа и не спеша отправился в Риглав. На первой же улице конь споткнулся. Лойоди качнулся в седле, едва не вывалился, и этим до слез рассмешил горожанку с коромыслом. Разговор завязался сам собой, и очень скоро выяснилось, что муж женщины по каким-то причинам остро интересуется итогами короткой войны за Северное Наследство.

А потом был плотный завтрак с вином, перешедший в еще более плотный обед, и был громко храпящий пьяный мужчина, и была обнимавшая Витто женщина, и была ночь, когда всадник сунул руки в суму и ощупал подарки Персеха. На душе легкость сменяла тяжесть, снова уступала, но победила и уснул Лойоди с улыбкой.

Он нанялся к местному князю, и прослужил у него полтора года. Между походами дружина квартировала в городе, и хотя жалованье платили не слишком регулярно, у Лойоди немного денег имелось всегда. Всегда, сколько бы он ни проигрывал. Товарищи уважали его за отвагу в бою, а еще больше - за холодную высокомерность, с которой Лойоди вызывал всякого, кто пытался задеть его честь всадника. За все время службы Витто не получил ни царапины, только дважды падал, когда стрелы бунтовщиков убивали под ним коня. Начальники любили Лойоди, и каждый раз, обходя его с повышением, извинялись: "Ты еще молод, ни одного седого волоса. Да и кто поведет за собой сотню, если ранят командира?"

Лойоди покинул Риглав, когда его хороший приятель, Глошич, женился на дочке трактирщика. Тоска, время от времени прерывавшая лихие загулы, накатила с новой силой и город стал неприятен. Многие всадники осели здесь, счастливые младшие сыновья, нашедшие в службе не смерть, а счастье. Лойоди не грозило ни то, ни другое, он вообще ничего не искал. Он больше не был простым всадником, он превратился в персонаж сказки, рассказываемой бедняками детям вместо ужина зимней порой.

Город за городом. Служба вовсе не нужна, если в кармане не переводятся монеты. Постепенно Лойоди стал объезжать крупные поселения стороной. Разбойников, бунтовщиков, еретиков и прочей нечисти, отдавшей душу Тьме, всадник окончательно перестал опасаться. Пока никто не знал о кукле, никто не мог и причинить ему заметного вреда.

Не раз его заставали за "играми", тогда Лойоди улыбался той печальной улыбкой, которую все принимали за смущение. Что ж, мало ли какие причуды бывают у всадников? Никто не пытался выкрасть уродливые глиняные безделушки. А оставить их без присмотра... Лойоди еще в Риглаве часто заводил разговоры о грядущем Горнем Суде, о доводах, которые будут там приводиться. Увы, и пьяные философы в кабаках, и церковные чины в храмах, и даже попы-расстриги на сельских дорогах сходились в одном: если человек делает что-то, зная, что может тем самым причинить себе смерть, а к его служебным обязанностям или защите Церкви, или же целости душ и жизней ближних, это отношения не имеет... Нет, никто не сможет оправдать такую душу на Суде.

Лойоди несколько раз порывался рассказать о куклах, о Персехе, но как ни напивался, ни разу не сумел. Погубить душу - что может быть хуже? Шли годы. Он еще несколько раз нанимался, участвовал в войнах, потом совсем забросил профессию. Ничего не менялось. Деньги приходили то от игры, то от крестьян, просивших защиты. Его кормили, поили, ублажали, все получалось как-то само собой.

Всадник не раз прятал кукол в горах, старался обойтись без них. Что ж, получалось и голодать, и бедствовать, все блага исчезали, кроме одного: безопасности. Жизнь становилась уж совсем скучной, невыносимо тягостной, и Лойоди возвращался к тайнику, чтобы достать свои проклятые сокровища.

Своему идолу всадник сшил кожаную курточку с большим карманом на животе, куда влезал золотой дукат. Куколке-женщине досталось платьице - как-то неудобно было оставлять ее голой. "Играть" платье не мешало, как и курточка. Лойоди завел привычку вечерами, усевшись у костра или в комнате на постоялом дворе, ставить перед собой обе фигурки и подолгу беседовать с ними шепотом. Он жаловался на судьбу, и проклинал мага-обманщика, которому придется поверить еще раз. Не века прошли, годы, а все успело наскучить.

Мало помалу, иногда сознательно, а иногда лишь по прихоти судьбы бродячего всадника, Лойоди перемещался на восток. Именно здесь пылали войны и бунты, бродили шайки тьмопоклонников, уничтожать которые Витто полагал своей святой обязанностью. Через двенадцать лет после встречи с Персехом всадник случайно услышал в трактире о городе Азирет и понял, что время пришло.

Город оказался совсем крохотным, и о Фалесе не пришлось даже расспрашивать. Ему сразу же, в первом кабаке, рассказали и о зловещей Безымянной башне, возле которой никто не смеет селиться, и о маге, что сумел победить демонов места. Теперь Фалес уже сто лет живет в башне, а демоны - снаружи, и разрывают всякого, кто осмелится подойти без спроса.

- Туда, наверное, никто и не ходит? - усмехнулся Лойоди, болтая кости в стаканчике.

- Ходят! - усмехнулся собутыльник. - Еще как ходят. У Фалеса много врагов. Он - настоящий маг, не из тех мошенников, что сидят на площадях. Кстати, ты заметил, что в Азирете их совсем нет? Так вот, враги Фалеса, тоже маги, пытаются добраться до него. Но это бесполезно, их посланцы гибнут и гибнут, никакие амулеты не помогают.

"Скольких из них послал Персех? Бедняги!" - подумал Лойоди, кидая кости. Выиграл, ведь в кармане почти ничего не осталось.

- Что же маги сами не нападут?

- Фалес заколдовал башню так, что там действуют только его чары. Все остальные становятся там... Просто людьми, понимаешь? - Проигравший вздохнул и полез за деньгами. - Позволь удвоить, всадник?

- Давай. Не верю я этим слухам. Сплетни.

- Сплетни, - сразу согласился азиретец. - Есть, скажем, такая сплетня, что в верхней комнате башни горит Святой Огонь. У мага - Святой Огонь! Ну не глупость?

- Конечно, глупость.

- Вот и я думаю: почему про других магов таких глупостей не рассказывают? Однако, я опять проиграл.

- Ставь поменьше, - посоветовал всадник.

И конечно же, совет оказался хорош. Чары Персеха не предполагали наличия в карманах Лойоди слишком уж больших сумм. Можно бросить играть, и тогда поблизости окажется ловкий карманник, а можно продолжить, и уйти с небольшой прибылью.

Сплавив наконец счастливо отдувавшегося противника, Лойоди направился прямиком к башне. Локтей пятидесяти в высоту, без единого окошка, Безымянная действительно производила мрачное впечатление, но замусоренный пустырь вокруг нее не походил на обитель кровожадных демонов. Как отличить правдивые слухи от лживых?

"О чем я думаю? Мне все равно не справиться с магом. Зато и самоубийством это не назвать - я наоборот, пытаюсь спасти свою душу. И даже, если разобраться, душу Персеха..." - всадник, поднаторевший в мыслях о грядущем Суде, почесал затылок. - "С другой стороны, попробовать-то я должен всерьез. Кукла - вот мое оружие. Может быть, колдовство Персеха, весьма редкое, если ему верить, окажется сильнее чар Фалеса? Что ж, пытаться так сейчас. Ночью время Тьмы..."